Таинственный дом на Монмартре

Посредине комнаты, напоминавшей помещение для траурных церемоний, стоял на коленях мужчина. Казалось, что он молится.

Перед мужчиной находился какой-то предмет. Поначалу Сервону не удалось его разглядеть. Потом ему показалось, что там стоит, прислонившись к стене, еще один человек.

Но приглядевшись, он понял, что это был вовсе не человек. Это были рыцарские доспехи.

Купол шлема имел странную форму и блестел в свете лампы. Латы и набедренники оставались в тени, и их было плохо видно. Однако это действительно были боевые средневековые доспехи, и именно перед ними распростерся господин Луазо.

Виконт был так поражен, что впал в оцепенение.

Что за религиозный культ исповедовал в современном Париже этот странный персонаж?

Не поклонялся ли он, подобно африканским неграм, какому-то идолу?

Гадать не имело смысла. Объяснить увиденное Сервон не мог.

Он был сбит с толку и оглушен.

Напрашивалось лишь одно объяснение: Луазо сошел с ума. Но кому придет в голову заподозрить у образцового работника клуба психическое заболевание?

Все это было крайне странно.

Виконт долго не мог оторвать глаз от безумного обожателя рыцарских доспехов. Но внезапно возникло новое обстоятельство, и ему пришлось отвлечься от созерцания удивительного зрелища.

Несмотря на то, что дерево, на котором он сидел, тряслось и громко скрипело под ударами ветра, Сервон все же различил характерный звук, который долетел со стороны улицы, идущей вдоль сада. Это скрипнули ржавые петли открывшейся в стене двери.

Похоже, что появились новые действующие лица. Вскоре все прояснилось.

Двое мужчин медленно, ровным шагом двигались по идущей вверх тропинке.

Сервон, уверенный в том, что его не видно с земли, наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу. Но было так темно, что ему удалось различить лишь две темные бесформенные тени, приближавшиеся к дому.

Он был так взволнован, что даже задержал дыхание, словно незнакомцы могли его услышать.

Внезапно появившиеся люди прошли мимо, совсем близко от дерева, затем их скрыла отбрасываемая башней тень, и виконт потерял их из виду. Но тут он услышал три сухих звучных удара в дверь первого этажа.

Реакция на стук была незамедлительной.

Оконные ставни на третьем этаже мгновенно закрылись, и погас свет.

– Кто там? – послышался изнутри дома едва различимый голос.

Один из мужчин ответил, и Сервону показалось, что было произнесено какое-то имя с английским окончанием: то ли Паркер, то ли Палмер.

Названное имя ничего не говорило виконту, но ему показалось, что этот голос он уже где-то слышал.

Впрочем, долго гадать не пришлось.

Отворилась дверь. На пороге дома появился человек. В руке он держал лампу, которая осветила лицо незнакомца, и оказалось, что это лицо… господина де Панкорво.

Значит, виконт не ошибся. Лакей и благородный иностранец действительно были знакомы.

Все, о чем он догадывался, полностью подтвердилось, и виконт, обрадованный собственной проницательностью, ощутил прилив гордости.

Должно быть, подобные чувства испытал Христофор Колумб, когда заметил на горизонте американский берег.

Прибывшие мужчины вошли в дом и закрыли за собой дверь.

Занавес опустился на самом интересном месте. Действие прервалось, потому что окна первого этажа были закрыты плотными ставнями, сквозь которые пробивался лишь тонкий луч света, и с высоты своего наблюдательного пункта Сервон уже ничего не мог разглядеть.

Поняв, что наблюдать за тайным сборищем не удастся, виконт принял решение спускаться вниз, тем более что сидеть на ветке стало весьма некомфортно.

Сервон спустился на землю и уже собрался подойти вплотную к дому и попытаться подслушать разговор. Но не зря говорят, что слово – это то, что сильнее всего влияет на человеческое сознание. Уже через мгновение виконт осознал, насколько ему отвратительна сама мысль подслушивания у двери.

И хотя много дней подряд Сервон, в сущности, именно этим и занимался, но до сих пор форма его действий, как ему казалось, маскировала их суть.

А тут его внезапно одолели благородные принципы, и виконт решил, что пора покидать поле боя.

К тому же он узнал все, что хотел.

Господин де Панкорво действительно был близко знаком с лакеем клуба.

Констатации данного факта было достаточно, чтобы отныне с опаской относиться к этим двум негодяям. А именно таковыми он теперь их считал. Но очищать землю от всякой нечисти, как полагал Сервон, не входило в его планы.

Придя к такому выводу, виконт направился к решетчатой двери и благополучно добрался до нее. Но, к сожалению, преодолел он последнее препятствие, мягко говоря, неудачно.

Когда Сервон перелезал через дверь, его нога соскользнула с перекладины решетки. В результате он упал на ступени лестницы и очень больно ударился головой.

Рядом с дверью когда-то уложили скобу для очистки грязи с обуви посетителей. Установка такой скобы в этом покрытом грязью квартале, в сущности, была делом разумным.

Но, на беду виконта, он ударился головой обо все еще острое, хотя и заржавевшее, лезвие скобы и глубоко порезал кожу на лбу.

Когда Сервон встал на ноги, у него сильно кружилась голова. Из раны обильно шла кровь, и его совершенно не радовала перспектива остаться на всю жизнь со шрамом на лбу.

Проклиная свое любопытство, которое завело его в логово бандитов, виконт, ни жив, ни мертв, побрел обратно в Париж.

Тем временем буря немного утихла, но было темно, и по-прежнему шел дождь. К счастью, Сервону никто не встретился по пути.

Первый же стражник, увидев виконта в таком растерзанном виде, сразу отвел бы его в участок.

В конце концов виконт, никем не замеченный, добрался до своего друга-актера, избавился от грязных окровавленных лохмотьев и поспешно надел на себя приличную одежду.

Час спустя Сервон уже был дома. Он уселся у огня, промыл рану на лбу и поклялся, что ни за что на свете больше не будет заниматься никакими расследованиями.

Глава IV

Почти весь следующий день виконт провел дома у камина и только вечером отправился в клуб. Там он собирался пробыть совсем недолго и лечь спать пораньше, поскольку чувствовал себя совершенно разбитым.

В довершение ко всему его позорный шрам на лбу был еще совсем свежим, и по этой причине, чтобы избежать утомительных расспросов, он был вынужден везде оставаться в шляпе. Впрочем, последнее обстоятельство никого не смущало, поскольку во всех клубах к подобному невежливому поведению относятся снисходительно.