Амарант. История жеребенка

Марик мотнул головой. Копыта, ноги, плечи – всё болело от скачки по непривычно жёсткому асфальту, саднил ободранный бок. Жеребёнок вдруг понял, что в мире людей он абсолютно чужой – настолько, что кажется людям менее реальным, чем пахнущая бензином машина, мусорный бак или брошенный у обочины старый велосипед.

Марик свернул на тенистую улочку и побрёл между высокими кустами сирени, ступая по толстому слою мягкой пыли и поражаясь необыкновенной тишине. Нет, он слышал, как разговаривали и смеялись люди, как ревели двигателями машины, как гремела из окон музыка. Но не было знакомых шорохов Хранителей в траве, не копошились под ногами землерои, не шептались с ветром деревья. Марику стало не по себе, он содрогнулся и прибавил шагу.

Улочка вывела его на огороды, окружённые ветхими покосившимися заборами. Их как будто поддерживали заросли могучей крапивы, и жеребёнок, опасливо косясь на неё, нырнул в первую встретившуюся дыру меж прогнивших досок.

Под ногами распушилась рыхлая земля грядок. Усталость накатывала волнами, мысли уплывали, не успевая оформиться. Солнце палило нещадно, а в воздухе висела влажная духота, которая обычно бывает перед грозой. Где-то пролезая под заборами, где-то перепрыгивая их, Марик, наконец, выпутался из бесконечной череды огородов и вышел на огромное, до горизонта, поле, по которому бежала, извиваясь, ослепительно сверкавшая на солнце река. Жеребёнок поспешил к ней, спустился по крутому, поросшему бурьяном берегу и напился прозрачной холодной воды.

Вернувшись на поле, Марик огляделся. Он осознал, что теперь не только не дойдёт до Кая, но и не сможет вернуться домой! Марик по-настоящему испугался. Он беспокойно огляделся по сторонам и тоненько, жалобно заржал.

***

Кормилец, миновав просеку, остановился перед дорогой, пристально вглядываясь в её серое полотно, исполосованное шинами. Он потоптался на месте, несколько раз перешёл дорогу взад-вперёд, всматриваясь в землю на обочинах. Затем достал из кармана телефон.

– Я потерял следы. Здесь кругом один асфальт…

Глава 24, в которой Марик говорит о страхе, жуёт солёный хлеб и плывёт на другой берег

Марик брёл по полю, чувствуя над собой душную тяжесть грозовой тучи. Высокие колоски пырея и тимофеевки щекотали его грудь и плечи, над ним, касаясь травы острыми крыльями, носились ласточки. Отчаяние захлёстывало жеребёнка с головой, и Марик чувствовал, что оно вот-вот перерастёт в панику.

– Помогите, – шептал он, затравленно озираясь. – Пожалуйста, кто-нибудь…

Но ответом ему был лишь тихий шелест ветра. Жадно глотая густой влажный воздух, Марик прибавил шагу. Он то и дело вертел головой, стараясь угадать направление, но петлявшая река сбивала его с толку. Сделав несколько шагов, Марик бросался назад, опасаясь, что идёт не туда.

– Ай! – нога Марика вдруг провалилась под землю, и он едва не упал, в последний момент успев поймать равновесие. Жеребёнок, фыркая, нагнулся к земле. Из старой кротовины появилась острая мордочка землероя с глазами-бусинками. Землерой негодующе помахивал лапками и что-то возмущённо пищал.

– Прости, – Марик аккуратно отступил от норы в сторону и вдруг в порыве внезапно нахлынувшей необъяснимой надежды потянулся к землерою. – Помоги мне! Пожалуйста! Я потерялся…

Землерой несколько секунд пристально смотрел на него, словно обдумывая просьбу, затем кивнул и исчез в своей норке. Марику показалось, что он ждал долго, почти вечность, прежде чем почувствовал (не услышал, а именно почувствовал) шаги за спиной.

Он стоял, сгорая от любопытства и боясь, что, если обернётся, то никого не увидит. Шаги приближались. Не дыша и зажмурившись, Марик повернул голову, судорожно выдохнул, а потом открыл глаза.

К нему, опираясь на сучковатую палку, приближался высокий худой старик в буро-зелёном пыльном плаще. Он подошёл ближе, остановился и внимательно поглядел на жеребёнка пронзительно-синими глазами. Лицо и широкие кисти его рук были сожжены солнцем и испещрены многочисленными морщинами, в которые забилась дорожная пыль. Длинные снежно-белые волосы на лбу перехватывал жгут, свитый из стеблей травы, серебряные пряди длинной бороды покоились на груди. На боку старика висела холщовая котомка.

– Далеко же ты, маленький, от дома ускакал, – покачал он головой.

– Мой друг в большой опасности! Конеед сказал, что он, что он… – начал сбивчиво объяснять Марик. – Мне нужно как можно скорее разыскать его!

Старик помолчал, продолжая разглядывать жеребёнка, затем вытер тыльной стороной ладони лоб и спросил:

– Конеед сказал?

Марик нетерпеливо кивнул.

– А он знал, что у тебя есть друг? – едва заметно улыбнулся старик.

– Нет, наверное, не знал, я ведь один переехал… Но конеед же говорил, что… – Марик вдруг уставился отсутствующим взглядом в пустоту. Он начал постепенно понимать смысл произошедшего. – Так… значит…

Старик кивнул:

– Да. Это был твой собственный страх. Много же тебе пришлось перенести, если он смог обрести голос… Запомни, что бы он ни шептал, ни кричал, какими бы угрозами ни сыпал, ты должен быть сильнее своего страха, должен уметь противостоять ему!

– Он… Он сказал, что Кай умирает, – одними губами прошептал Марик.

Старик серьёзно произнёс:

– Лошади не умирают. Они просто уходят… уходят от людей.

– Навсегда?

– Нет. Иногда они возвращаются.

У Марика закружилась голова, и он помотал ею из стороны в  сторону, стараясь прийти в себя.

– А куда они уходят?

– Куда захотят, – старик пожал плечами. – Вперёд. Одни становятся Хранителями, другие – Небесными лошадьми, третьи – Морскими конями, серебряными искрами на волнах и пене. Четвёртые, бывает, решают вернуться и остаться с людьми. У каждого свой путь и свой выбор.

– Но почему? – Марик недоумевающе посмотрел на него. – Почему они уходят?

– Мир людей становится тесен для них, и они идут дальше, – мягко улыбнулся старик. – Понимаешь?

– Нет! – Марик помотал головой.

– И не надо.

– А зачем…

– Погоди! Ты сам всё узнаешь в должное время. И твой друг тоже. А сейчас ваш мир ещё слишком прекрасен и велик, чтобы искать из него выход.

Старик замолчал, вглядываясь вдаль. Марик, выждав некоторое время, осторожно спросил:

– Значит, с Каем всё в порядке?

– Даю слово!

– А…

– Ты устал и проголодался, маленький, да и я с рассвета на ногах. Повремени пока с расспросами.

Отложив посох, старик неспешно достал из котомки небольшую льняную скатерть с потрёпанными краями и аккуратно расстелил её на траве. Затем извлёк завернутую в ветхую тряпицу краюху хлеба, мешочек с крупной серой солью и два красных налитых помидора. Он спустился к реке и принес воды в берестяном ковше.

Глядя на эти приготовления, Марик ощутил такой невыносимый голод, будто не ел несколько дней. Травы не хотелось. Хотелось душистого ржаного хлеба с толстой румяной корочкой!

– Кушай, – старик, присев, разломил краюху, посолил и протянул половину жеребёнку. – А помидоры тебе, пожалуй, не понравятся…

Марик аккуратно взял хлеб и прилёг, а человек прислонился к нему спиной, даря спокойствие и уверенность. Они молча жевали, глядя на реку, казавшуюся совсем тёмной из-за отражавшихся в ней свинцово-серых туч. В голове Марика шевельнулось смутное воспоминание.

– Ты Странник, да? – спросил он, поглядев в ясные глаза старика.