Амарант. История жеребенка

– Ходят, ходят! Редко, правда, – она вдруг нахмурилась, сдвинув брови.

Сизый поползень быстро сбежал вниз по стволу сосны и порхнул ей на ладонь. Целительница рассеянно провела пальчиками по его голове.

Марик обернулся и увидел Зануду с Тихоней, быстро шагавших вдалеке по кромке поля. С востока наступало свинцовое облако, такое низкое, что казалось, будто оно касается вершин деревьев. Вдалеке прогрохотал гром, налетевший ветер принёс с собой влажную свежесть воздуха, которая бывает только перед грозой. Поползень в испуге вспорхнул и нырнул куда-то под сосновые корни.

– Ох, какая гроза идёт! – сказала девочка, оборачиваясь к туче. Она подошла к избе и ласково похлопала рукой по серому бревну. Изба чуть слышно вздохнула и слегка накренилась.

– Нет-нет, не наклоняйся, я сама, сама заберусь!

Она подпрыгнула, подтянулась и ловко вскарабкалась на высокий порог, болтая в воздухе ногами. Встала на цыпочки, потянула за бронзовое кольцо и отворила скрипнувшую дверь. Девочка скрылась внутри, звонко стуча босыми пятками по широким доскам пола. Кай засунул нос в оставшуюся стоять на земле пустую корзинку из-под ягод и перевернул её.

– Кай! – зашипели на него Марик с Пашкой, пытаясь поставить корзинку на место. Но та перекатывалась с боку на бок, не желая возвращаться в правильное положение. Увлечённые работой, жеребята не сразу расслышали шаги возвращавшейся Целительницы. Через распахнутую дверь избы было видно, как девочка шла боком, с трудом переставляя ведро с водой. Вода выплёскивалась, окатывая прозрачными потоками босые ноги с прилипшими к ним стебельками травы. Несмотря на это, пол в избе оставался сухим, а вода в ведре не убывала.

– Ф-фу-у-х, – выдохнула она, остановившись на пороге и тыльной стороной ладони вытирая раскрасневшееся лицо. – Тяжеленное! Иди сюда, Пашка!

Поставив ведро, она села рядом, болтая ногами. Марик испытал лёгкое разочарование от того, что их не пригласят в дом, но тут же устыдился своих мыслей.

– Ты уж прости, – проговорила девочка, поймав его взгляд,  – но избушка моя опять ногами захворала. Тяжело ей приседать.

Пашка робко подошёл, глядя на сидящую девочку снизу вверх. Она, вдруг став серьёзной, сосредоточенно посмотрела на него.

– Подарок твой, – сказала она, зачерпывая ладонями воду, и протягивая её Пашке. – Пей!

Пашка, вытянув шею, выпил. Целительница набрала ещё воды и протянула жеребёнку. Затем ещё и ещё. Затем она обняла Пашку за морду, наклонилась к нему близко-близко и что-то прошептала. Пашка дёрнул ухом, на мгновенье прижался к девочке, а потом аккуратно высвободился и отошёл.

В низкой туче сверкнула молния, почти сразу с оглушительным треском прогрохотал гром. Ветер, низко пригибая полевую траву, понёсся вглубь леса. На нос Марику упала крупная, тяжёлая капля.

– Мы ведь последний раз видимся? – вдруг спросил Кай, пристально глядя в глаза девочки.

Целительница спрыгнула на землю и подошла к лошадям. Ветер швырнул ей волосы в лицо, платье затрепетало, захлопало складками подола. Цветы в венке остались неподвижными – лишь купавницы слегка качали золотыми головками в такт её шагов, будто и не было предгрозового ветра.

– Да, Кай, – проговорила она. – Мне пора идти дальше.

Горький комок вдруг возник у Марика в горле, мешая дышать. В носу защипало.

– Ну, говорите! Чего бы вы хотели? – вдруг жёстким властным голосом произнесла девочка.

Марик заметил огонёк, блеснувший в глазах Кая, и с ужасом понял, что тот сейчас сморозит какую-нибудь глупость.

– Любое желание? – уточнил Кай.

– Любое.

У Марика в голове вдруг образовалась звенящая пустота, внутри которой колотилась одна-единственная мысль – «думай-думай-думай». Он даже заскрипел зубами от напряжения, но ни одно, даже самое завалящее желаньице, в голову не приходило!

– Я хочу… – помедлил Кай, а потом, вдруг, просияв, быстро выпалил: – Я хочу, чтобы эта наша встреча не была последней! Это можно?

Марик радостно кивнул. Девочка сощурилась, вглядываясь куда-то поверх жеребячьих голов.

– Да, – медленно произнесла она. – Это можно. А теперь… теперь мне пора.

Марик почувствовал прикосновение детских рук, обнимающих его за шею. Целительница порывисто обняла Кая с Пашкой, подхватила корзинку и проворно забралась на порог избушки.

– Прощайте!

Избушка заскрипела, покачнулась и медленно побрела в лес. Девочка стояла на пороге, покачиваясь в такт избушечьим шагам. Сверкнувшая молния на мгновение выхватила её фигурку из сгущавшегося сумрака, и Целительница подняла руку, помахав жеребятам.

На мир обрушилась гроза. Тугие струи воды рассекали воздух, сбегали по затылку, по гриве, по плечам. Резко и свежо запахло мокрой травой и хвоей. Потоки воды забурлили под ногами, зачавкала, захлюпала грязь. Жеребята стояли неподвижно, словно не замечая дождя, и заворожённо глядели вслед давно скрывшейся из виду избушке. Марик вздрогнул, услышав чьи-то шаги.

– Это не лошади, это… это… – мокрая, забрызганная грязью, растрёпанная Зануда вынырнула из плотной завесы дождя. – Эй! Они тут! – обернувшись в серую мглу, прокричала она.

Через мгновенье появились запыхавшиеся Тихоня с Пашкиной хозяйкой. Жеребята виновато потупились и мялись с ноги на ногу, стараясь принять наиболее жалостливый вид.

– Иди сюда, Марищ-щ-ще, – злобно прошипела Зануда, сверкая глазами и угрожающе покачивая кордой. Марик робко шагнул вперёд, не спуская глаз с собственных копыт. Зануда вытерла мокрое лицо рукой (отчего грязь размазалась ещё сильнее), шмыгнула носом и пристегнула корду к недоуздку. Вспышка молнии осветила поле, и Марик увидел, что Кай с Пашкой тоже подошли к хозяйкам.

– Не пойму, – возмущалась всю дорогу Зануда, не глядя на жеребёнка, – ты добиваешься того, чтобы я не отпускала тебя с верёвки? Хочешь приходить на плац, работать положенное время и возвращаться в конюшню? Хочешь… – взгляд её остановился на задних ногах Марика.

– Ещё и ноги ободрал! – взвыла она.

– Да ладно тебе, – перебила её Пашкина хозяйка. – Они просто разыгрались, им весело было.

– О да, в этом я ничуть не сомневаюсь, – усмехнулась Зануда. – Очень весело! Невероятно весело! Всепоглощающе! Так весело, что о нас можно было и забыть!

Марик с досадой дёрнул ухом. Он посмотрел на Кая и увидел в его глазах странную смесь жалости к людям и собственного бессилья что-либо им объяснить.

***

– И где они были? – Кормилец распахнул двери конюшни, и Марик с наслаждением шагнул в сухое тепло. Зануда безуспешно пыталась отодрать от ног насквозь вымокшие штаны. Кулёк, сидя на руках Кормильца, заулыбался, одобряя Занудин внешний вид.

– На другом конце поля. Недалеко от того места, где тропинка заходит в лес, помнишь?

Кормилец кивнул.

– Стояли все трое, мокрые как мыши, и глазели на деревья, будто первый раз в жизни их видели.

В конюшню вошёл Кай и остановился, ожидая возившуюся с дверным замком Тихоню. Коварно ухмыльнувшись, он шумно отряхнулся, обдав всех фонтаном холодных грязных брызг. Кулёк весело засмеялся и замахал руками, требуя повторения. Кай снисходительно посмотрел на него и хлестнул себя мокрым хвостом по боку. Зануда, на которую попали грязные капли, тихо выругалась. Марик с Кульком захихикали.

Рассказывая подробности поисков Кормильцу, Зануда пристегнула Марика на развязки, отмыла ему ноги и принялась обрабатывать ссадины. Процедура была не из приятных, но Марик стоял смирно, понимая, что сейчас Зануда может прицепиться к малейшей оплошности. За стенами конюшни бушевала гроза, капли дробно барабанили по крыше, по стёклам струились потоки воды.

Едва зайдя в денник, Марик лёг, зарывшись в крупные стружки, – промокшая шерсть склеилась и зудела, нужно было немедленно как следует изваляться в опилках. Несколько раз перевернувшись с бока на бок, жеребёнок свернулся клубком и замер, перебирая в уме события прошедшего дня.

Кай, тоже повалявшись от души, лениво копался в сене, пока Тихоня расчёсывала ему хвост, выбирая из него опилки. В соседнем деннике, отвернувшись к стене, дремала Мышка.

Зануда забежала попрощаться, угостила яблоком, взлохматила чёлку и унеслась вместе с Тихоней, громко топая ногами. Похоже, она больше не злилась.

– Было бы намного проще, если бы люди нас понимали, – вздохнул Кай, глядя в потолок. – Даже не нас, а этот мир. Ну, пусть хотя бы чувствовали… А то получается, что самая распоследняя вьюшка понимает тебя лучше, чем собственная хозяйка. Слышал я, о чём они говорили. «Мол, Ка-а-ай всегда сбега-а-ает, вечно ему неймётся, остальных сманил»… – язвительно передразнил он голос Тихони. – А мы ведь попрощаться ходили, – он шмыгнул носом, не спуская взгляда с потолка.

– Попрощалис-с-сь?