Амарант. История жеребенка

Кулёк перестал тянуться. С минуту он изучающе смотрел на жеребёнка, а потом сказал:

– Я не Кулёк. Я Друг!

– Друг?

– Друг. ДругНикита, – тихо проговорил он.

– Э-э-э… – Марик растерялся. – Ну, хорошо, ДругНикита…

Наступило неловкое молчание, которое часто возникает при знакомстве. С минуту Марик мялся, переступая с ноги на ногу. Ему было немного не по себе от разговора с человеком.

– Я, наверное, пойду к Пашке, – наконец выдавил он, рассматривая многочисленные следы на снегу.

ДругНикита помахал ему рукой. Зануда, истолковав жест по-своему, принялась поправлять детские рукавички. Марик, то и дело оглядываясь, потрусил к сугробу. Пашка стоял на самой его вершине, по запястья утопая в тяжёлом, влажном снегу. Конеед висел прямо над ним.

– Ш-ш-ш-ш, – Пашка обернулся. – Посмотри, только осторожно.

Марик завертел головой. Пашка, пихнув друга носом, кивнул на небольшое отверстие в сугробе, пробитое копытом.

В полумраке крошечной ледяной пещеры, освещаемой пятном лившегося сверху света, на тщательно выстланном сеном полу сидели несколько вьюшек. Перед ними золотилась горстка крупных стружек, которыми они с аппетитом похрустывали. Вьюшки весело о чём-то переговаривались тоненькими голосками – несомненно, строили планы о конюшнях с манежами. Они захихикали, увидев над головой удивлённые глаза жеребёнка.

– Я думал, вы все ушли, – смущённо пробормотал Марик.

– Мы и ушли! Но потом такая метель поднялась, что мы заплутали, – быстро проговорила самая крупная вьюшка. – Отбились от остальных да мыкались впотьмах – холодно, голодно, ветрище ледяной! Плутали-плутали всю ночь, а когда метель прекратилась, поняли, что по кругу ходили!

Марик неопределённо моргнул, стараясь выразить сочувствие и понимание.

– Вот и решили перезимовать здесь! – пискнула самая крошечная. – Нашли сугроб подходящий, свили гнёздышко, опилок принесли из конюшни. Зимуем.

– А потом ТРАХ! БАХ! ХЛОП! И дырка в потолке! – негодующе заголосили остальные.

– Дырку заделаем, не беспокойтесь, – нежно проворковал откуда-то сверху Конеед.

– Я думал, вы не можете жить без лошадей, – проговорил Марик.

– Ты не понимаешь! Мы в Пути!

– Мы в Пути! – эхом отозвались остальные.

– В Пути? – почему-то шёпотом переспросил жеребёнок.

Дородная вьюшка, вальяжно развалившись на сене, придирчиво выбирала стружку покрупнее. Найдя нужную, золотистую с янтарной капелькой смолы, она принялась с наслаждением ею хрустеть, закатив глаза и смачно причмокивая от удовольствия. Она ела с таким нескрываемым наслаждением, что Марик пообещал себе обязательно попробовать опилки, как только вернётся в конюшню.

– Вьюшки не могут жить без лошадей. Но только если мы не в Пути, – величественно произнесла она, подняв пальчик.

– А… а может быть, вам тогда всё время быть в Пути? – робко поинтересовался Марик. – Лошадям было бы спокойнее…

Вьюшки возмущённо запрыгали на сене. Самая мелкая даже отважилась запустить в Марика каким-то жухлым стебельком.

– Да какое нам дело, спокойнее им или беспокойнее! Путь – это обретение лошади! Тёплого денника! Кучи опилок!

Они взялись за руки и закружились в быстром хороводе, бросая на жеребёнка неприязненные взгляды:

За ноги хватать!

На волю не пускать!

Под ногами путаться!

Гриву перепутать всю!

Марик мысленно поблагодарил Зануду за то, что она привезла его в конюшню с левадой. Он не вынес бы постоянного соседства с вьюшками в собственном деннике. С недовольным лицом он поднял голову, краем глаза успев заметить, что вьюшки строят ему рожицы, а одна, самая нахальная, даже грозит кулаком. Конеед знакомо булькал от смеха, кувыркаясь в воздухе. Марик хмуро покосился на него и слез с сугроба. Пашка спустился следом.

– Они всегда дразнятся: по-другому не умеют, – извиняющимся тоном проговорил он, ободряя Марика. – Это же вьюшки!

Конеед, похохатывая, аккуратно заделывал дыру в сугробе.

– Я давно уже почуял, что там кто-то есть, – сказал Пашка, наблюдая за Конеедом. – Несколько дней подряд раскопать пытался… Знай я, что там вьюшки, копытом не пошевелил бы!

Поднявшийся южный ветер окутал жеребят предчувствием весны. Он был такой сильный, что казалось, будто следующим порывом подхватит друзей и, закрутив, понесёт по воздуху. Марик повернулся к ветру спиной и побрёл вдоль стенки, ощущая, как тот мягко подталкивает его. Конеед, с трудом подлетев к Марику, шумно выдохнул и опустился ему на спину.

– Сносит! – пожаловался он, крепко ухватившись за пряди гривы.

К плацу, пригнув голову и заложив уши, подошёл Тунгус с сидевшим сверху Кормильцем.

– Сырость какая! – произнёс тот, спрыгивая на землю.

Отпустив подпругу, он пристегнул к Тунгусу корду и повернулся к Зануде. Тунгус, неприязненно покосившись на сугроб с глубокими следами жеребят, отошёл подальше от людей, повернулся спиной и, замерев, уставился вдаль. Губы его слегка шевелились, шепча что-то порывистому ветру.

Жеребята направились к хозяйкам, гипнотизируя взглядами самые оттопыренные карманы. У Пашкиной хозяйки нашлась пара яблок, а Марик исхитрился вытянуть из кармана Зануды старую перчатку, попахивавшую варёной капустой. Зануда рассмеялась, отобрала у него перчатку и повела жеребёнка в конюшню.

Глава 19, в которой Пашка ищет следы, а Марик боится снеговика и заходит в берёзовую рощу

Зима отступала всё дальше, но долгожданная весна с ярко-голубым небом и тёплым солнцем почему-то не торопилась занять её место, словно заболтавшись с кем-то в пути. Вчерашние хрустящие сугробы превратились в мокрую, хлюпающую под ногами кашу, морозы сменились промозглой сыростью. Ночь часто проливалась дождём, а днём высокое небо становилось молочно-белым с ярким пятном скрытого за облаками солнца. Казалось, что природа затихла, затаилась для того, чтобы вскоре взорваться безудержной весенней суетой.

Мокрый Конеед, нахохлившись, сидел на заборе. Обычно лоснившийся мех его топорщился длинными влажными иглами, отчего гроза лошадей напоминал взъерошенную кошку.

У всех, кто на зиму отрастил тёплую шубу, началось время линьки. И у Марика зачесалось всё, что только могло чесаться.

Наверное, уже в сотый раз он продирался через кусты, оставляя на них клочья вылинявшей шерсти. Местные вороны и мелкие пичужки аккуратно, стараясь не пропустить ни волосинки, собирали её, чтобы выстлать свои гнёзда.

Кай с довольным хрюканьем катался по мокрому снегу, извиваясь всем телом. Пашка с несчастным видом смотрел на друзей и всё никак не мог решить, чей пример заразительнее.

Заяц с Эклером с остервенением чесали друг другу холки, а вот Тунгус с Манёвром, невзирая на одолевавший их зуд, стояли, словно изваяния. Марик восхищался их выдержкой!

Жеребёнок изо всех сил налегал боком на ветви кустов, отчего те угрожающе трещали. Поглощённый этим занятием, он не сразу заметил вошедших в леваду Зануду и хозяйку Гепарда.

– Мы сегодня пойдём с тобой гулять! На карьер! – воскликнула Зануда, обнимая Марика за шею.