Амарант. История жеребенка

– Прошлым годом всё началось. Лето было богатое – колос тяжёлый, полный, травы сочные, сладкие. Всё лето работал я не покладая рук. Хранители радовались – не каждый год трава целебная так родится. Мыши-полёвки полные кладовые запасали, а уж птицы как довольны были! И тут осень нагрянула… Кого в спячку уложить, кого в поля отправить, кому с запасами помочь… Закрутился в заботах, вот и пропустил время должное, когда самому зимовать пора ложиться. Уж ноябрь стоял, когда нашёл я себе местечко укромное, а в нём землица мягкая, влажная, чёрная… Богатая землица, одним словом. Уже собрался зерно кидать, глядь – что-то в овраге за полем померещилось. Нехорошее такое, мутное.

– О-о-о-ох, дааа, – выдохнул Конеед, появляясь из погреба с миской мочёной брусники.

– Поспешил я, значит, к оврагу, – продолжил Полевик, потянувшись к ягодам. – В моих владениях появилось, значит, мне и расхлёбывать. Подошёл и ахнул: натекло в овраг ненависти людской, зависти с тоской…

Марик содрогнулся, вспоминая ледяной ужас, затопивший его, когда он заглядывал в овраг прошлой весной. Ему даже показалось, что в комнате стало холоднее и сумрачнее. На всякий случай он сгрыз несколько лежавших перед ним баранок и отхлебнул сладкого, ароматного чая. По телу снова разлилась приятная истома.

– И она где угодно может оказаться? Злость эта? В любом месте? – с ужасом прошептал Пашка.

– Обычно нет, – отозвался Конеед. – Полевики с лешими стараются сплавлять её в нежилые места, чтобы она не могла никому навредить. В болота гиблые, в пещеры глубокие. Там она без подпитки ежедневной сжирает саму себя. Но это раньше так было. А сейчас, говорят, злоба в городах человечьих копится. Нет там ни леших, ни полевиков, ни Хранителей… Даже домовые с банниками – и те, говорят, разбежались.

– Да, да! – Полевик снова отхлебнул из кружки и с сомнением посмотрел на баранку. – Прибраться, значит, я решил перед зимовкой. Да силы не рассчитал – какие в траве силы перед заморозками?

– Что значит – прибраться? Разве это можно убрать? – с надеждой вскрикнул Кай.

– Убрать нельзя, – покачала головой Целительница. – Это тебе не сор вымести…

– А как же тогда?

– Я могу впитать её корнями, – тихо прошелестел Полевик, усаживаясь на баранку.

Марику от этих слов стало не по себе. Кай шумно отхлебнул из своей миски и посмотрел на Полевика. Капельки чая тихо скатывались с его усов на дощатый пол.

– А потом что?

– В моих листках она светом солнца, прикосновением ветра, каплями дождя превратится в радость, – объяснил Полевик, вновь поднимаясь и прихлебывая чай. – Так вот, о чём бишь я… Хоть и богатое лето было, но к осени все полевики слабеют, иссыхают.

Добрался я до оврага, пустил корни, да поздно почуял, что не совладаю с ним. Жизнь во мне иссякала, сам съёжился весь и усох… Не додумался тогда Лесовичка аль тебя (он поклонился Целительнице) предупредить – глядишь, и пособили бы. И чувствую я, что снег сейчас пойдёт. Вот и решил обратно на родное поле, в местечко заветное на зимовку возвращаться. Иду, а в уме одна мысль, будто пичужка в клетке бьётся: «Успеть бы, успеть…»

– Не успел, – с сочувствием вздохнул Конеед, откладывая связку баранок.

– Не успел… – сокрушённо кивнул Полевик. – Снег меня на дороге застал, запорошил, силы последние отнял. Я и заснул. И пролежал бы под снегом всю зиму, а к весне совсем бы пожух… Где ж на дороге зерну прорасти – там глина одна! Летом – твёрдая, как камень, весной да осенью – вязкая, тяжёлая… Тут и спорыш-то не выживет… Да ещё овраг этот рядом, сами понимаете, силушек не прибавляет. Так и канул бы в пыли да грязи, кабы не они, не лошади! – Полевик прижал руку к сердцу, от души поклонился жеребятам и снова припал к чашке.

– Что ж, оставайся у меня до весны, – промолвила Целительница. – А там уж совладаешь с оврагом, коли сил наберёшься.

– Так вот зачем так важно было прорастить тебя посреди зимы! Чтобы ты овраг очистил! – догадался Пашка.

Полевик кивнул.

– А почему всё это из оврага Лесовичок убрать не мог? Или… – Марик неуверенно поглядел на Целительницу. – Или ты?

Та слегка улыбнулась.

– Лесовичок совладал бы, будь овраг в лесу. Но поле – не его земля. Не имеет он там полной силы. А я… когда-то была человеком, и во мне всегда будет жить память обо всех людских чувствах, и недобрых тоже. Я могу их отринуть, понять, простить, некоторые разделить… но не уничтожить.

– Но ведь Полевик всё равно не может убрать всю эту злость прямо сейчас! Зачем было будить его зимой? Пророс бы сам по весне, – не унимался Пашка.

– Не знаю, пророс бы, да какой именно весной… А у Целительницы я в полную силу войду, – пояснил Полевик. – Её дом – особенное место. Глядишь, с первой травой и приберусь в овраге-то. А ежели б на судьбу положился, – кто знает, что бы да как произошло… Сгубил бы, высосал овраг меня за зиму…

Некоторое время все молча раздумывали и пили ароматный чай, похрустывая пахнувшими пшеничными колосьями баранками, наслаждаясь теплом и уютом горницы. Марик с трудом боролся со сном, вызванным напряжением этой ночи.

– Бруснички хочешь? – проворковал Конеед, протягивая жеребёнку пригоршню ярких, неожиданных среди зимы бусинок. Марик доверчиво слизнул лакомство с его лапы. Пахнувшие свежестью, терпкие, горько-сладкие ягоды мгновенно прогнали сонливость, Марик улыбнулся, а Конеед, ухмыльнувшись, протянул ему следующую горсть.

– Ну, что же ты молчишь? – вдруг обратилась Целительница к подскочившему от неожиданности Каю. – Вижу ведь, что спросить желаешь!

Конеед напряжённо взмыл в воздух, не спуская пристального взгляда с вороного жеребёнка.

– Дайте Пашке новый глаз! – выпалил Кай, храбро уставившись на старушку.

– Да не надо мне! – Пашка сильно топнул ногой, разлив чай. Смутившись, он принялся возить копытом по лужице, словно надеясь, что так она высохнет быстрее.

– А вот этого не могу, – покачала головой Целительница. – Но, если бы и могла, – не сделала бы: негоже свои желания другим навязывать. Ты ведь слышал, что он сказал, – не нужно ему! И не первый раз сказал, я знаю!

– Ну… – Кай повертел головой в поисках поддержки, но не встретил ни единого сочувствующего лица. – Может, он от скромности так говорит. Сам хочет, но боится признаться.

– Не путай людей и лошадей, Кай, – промурлыкал из-за печки размякший Конеед. – У вас душа и разум живут вместе, а не раздельно.

– Кое-что я Гепарду всё же подарю! Но не сейчас – вода нынче уж больно студёная, – Целительница покосилась на крайнюю бадью. – Приходите весной. Все вместе. Там и поговорим, коли жива буду, – она ласково оглядела жеребят и едва заметно подмигнула Каю. На мгновенье из-за паутинок морщин проявилось лукавое девчоночье личико.

Конеед сосредоточенно распутывал верёвку с нанизанными на неё баранками: играя, он умудрился накрутить на ней самые немыслимые узлы. От усердия он сопел и, забывая поддерживать себя в воздухе, то и дело угрожающе кренился вниз.

– Надо Лесовичка попросить, чтоб спрямил вам дорогу, – тихо сказала Целительница, вновь садясь за прялку.

– Мы и сами дойдём! – Марик оглянулся на Кая с Пашкой, и они закивали. – Буря ведь закончилась!

– Лишь приостановилась, – Целительница, крутанув колесо прялки, поставила ногу на широкую деревянную педаль. Едва её пальцы коснулись мерцающей кудели, вытягивая из неё снежную ровницу, как буря, яростно завывая, налетела с новой силой. – Мне ещё прясть и прясть эту метель.

– Спрямить путь и я сумею! – Полевик, вглядываясь куда-то вдаль, повёл рукой. – Идите!

Конеед, повесив на торчавший в углу гвоздь распутанную связку баранок, первым выскользнул в приоткрывшуюся дверь. Марик с Пашкой, склонив головы в знак благодарности, повернулись и вышли. Кай мялся на пороге, наблюдая, как с треском сжимаются стены избы. Он уже занёс было ногу, чтобы сделать шаг в зимнюю мглу, но шумно набрал колючий морозный воздух в лёгкие и, обернувшись, выпалил:

– А что у тебя в другой комнате?

Старушка всплеснула руками и звонко расхохоталась.

– Ступай, ступай! Знаешь, поди, что с любопытной Варварой на базаре случилось!

Кай, разочарованно вздохнув, нырнул в темноту снежной ночи. Конеед замаячил перед жеребятами, слабо светясь. Шагнув вслед за ним, друзья внезапно очутились перед знакомым забором! Совсем рядом замаячила родная калитка.

– Вот это да! – обрадовался Пашка. – И почему ж Полевик нам дорогу до Целительницы не выправил?

– С-с-слабый он был в снегу да на морозе, – пояснил Конеед, бесшумно трудясь над замком.

– Послушай, – с беспокойством озираясь, спросил Кай. – А с Варварой-то любопытной что на базаре стряслось?

– А нос ей оторвали! – радостно проорал Конеед, распахивая скрипящую дверку.

Кай недоверчиво посмотрел на Конееда, что-то обиженно буркнул и вслед за Мариком и Пашкой забежал в калитку.