– Я думал, что ты в конюшне останешься с Каем и Пашкой.
– Прогуляться решил. Да и дело у меня кое-какое к Целительнице есть.
Зануда чуть пошевелила ногами, и Тунгус поднялся в широкую, размеренную рысь. Конеед примостился на спине Марика и, слегка покряхтывая от тряски, принялся давать советы:
– С-с-спину! Спину расслабь! Спинка должна быть мя-я-ягенькая, кру-у-угленькая! Шею пониже опусти и спиной, спиной работай!
Марик старался изо всех сил, хотя расслабиться в непривычной позе было нелегко.
Миновав лес, они вышли на устланное снегом гладкое, словно зеркало, поле. Впереди справа угадывался овраг.
Зануда направила Тунгуса на широкую дорогу, по обочинам которой торчали чахлые кустики.
Вдалеке, по самой границе поля, неспешно брела избушка Целительницы. Над трубой вился, закручиваясь в тугие спирали, дымок, окошки светились тёплым жёлтым светом. Насколько мог разглядеть Марик (а зрение у него всегда было неплохим), следов избушка на снегу не оставляла и даже в сугробы не проваливалась. Конеед, с силой оттолкнувшись от спины жеребёнка, взмыл в воздух и полетел к избе.
Зануда подняла Тунгуса в галоп. Марик, поглядывая на избушку, скакал следом. Снег гасил звуки от ударов копыт, и жеребёнку казалось, будто он скачет по облаку. Тунгус, ускоряясь, бежал впереди, и Марику видно было, как перекатываются под чёрной шкурой могучие мускулы. Вдруг Тунгус резко остановился перед заснеженной кочкой. Зануда качнулась в седле, но усидела. Конь храпел, косился на сугроб и отказывался идти дальше. Марик поискал взглядом Конееда и вдруг вздрогнул: сугроб перед ними вяло шевельнулся и негромко скрипнул.
– Давай же, Гусик! – Зануда изо всех сил пыталась направить Тунгуса вперёд, мимо сугроба.
– Гусик? – прорычал тот и быстро попятился назад. – Гусик?!
Жеребёнок сдавленно хихикнул, но Тунгус кинул на него такой взгляд, что следующий смешок застрял у Марика в горле.
Тунгус, несмотря на усилия Зануды, пытавшейся как-то влиять на его передвижения, отошёл от сугроба на почтительное расстояние и сквозь зубы процедил:
– Иди сюда, леший. Я нашёл его.
«Кого нашёл?» – подумал Марик, но вслух спрашивать не стал.
Каким-то чудом уцелевший после осенних ветров засохший лист сорвался с молодой берёзки. Из него возник знакомый Лесовичок. На голове у него лежала шапка снега, а сам он слегка поблёскивал, как льдинка на солнце.
– Все поля обошёл, с ног сбился, а на дороге-то поглядеть не скумекал! – покачал он головой, глядя на сугроб. – Спасибо вам, – слегка поклонился леший Тунгусу и ничего не понимавшему Марику.
Повернувшись спиной к лошадям, Лесовичок подошёл к сугробу и осторожно разгрёб его руками, склонился и с минуту что-то внимательно изучал, затем обернулся и подул на неугомонную Зануду, которая продолжала высылать Тунгуса вперёд. На Марика хлынуло уже знакомое ощущение вязкости и сгустившегося воздуха – он нисколько не удивился, увидев, что Зануда замерла с неуклюже растопыренными в стороны ногами.
– Не мог подождать, пока слезет? – пробурчал Тунгус. – Таскай её теперь… Неудобно это, когда на тебе сидит замедленный человек. Того и гляди свалится.
Лесовичок не слушал. Вновь повернувшись спиной, он глядел в яму.
– Не успел…
Тунгус, ступая очень осторожно, чтобы не уронить Зануду, подошёл к нему. Марик тихо подкрался сзади, от всей души надеясь, что его не прогонят. Осторожно выглянув из-за плеча Тунгуса, он посмотрел в яму. Там никого не было – лишь валялся давным-давно засохший и почерневший букет полевых цветов, слегка трепетавший на холодном ветру.
– Не переродился, – Тунгус смотрел в яму. – Как же теперь поле без него? А с оврагом что делать?
Тысячи вопросов запрыгали в голове жеребёнка, просясь наружу, но он плотно сжал зубы, чтобы ненароком не заговорить.
– Эх, Полевик-Полевик, – тихо пробормотал Лесовичок. – Давно ведь пора было…
Засохшие цветы словно бы вздохнули. Марик догадался, что это никакой не букет, а спящий глубоким сном очень старый Полевик – хозяин полей и лугов. Он был небольшим и совсем невесомым на вид. Глаза, напоминавшие лепестки, плотно закрыты. Сухая травинка рта скорбно сжата. Руки-стебельки, ноги-корешки да тело, сплетённое из колосков и сухих соцветий, придавали ему сходство с букетом.
– Весь год ему втолковывал! Не-ет, дотянул до последнего! А кабы не нашёлся? Так и валялся бы на дороге! Тут утоптано – не прорастёшь!
– С чем дотянул? И куда прорастать? – не выдержал Марик и тут же громко захлопнул рот, боясь показаться невежливым. Лесовичок посмотрел на него сияющими глазами и улыбнулся:
– Лешие живут бесконечно долго по вашим меркам. Оно и неудивительно – мы в родстве с деревьями, а те могут стоять под солнцем веками. – Лесовичок очень аккуратно вытянул из бороды Полевика колосок, потёр его между ладонями, но тот оказался пустым. – Полевики же – как травы. Им даётся всего несколько лет. Душа Полевика подобна зёрнышку, и, когда хозяину настаёт время уйти, нужно успеть бросить его в землю. Так заканчивается старая жизнь Полевика и начинается новая.
– Как у травы, – Тунгус обвёл взглядом заснеженное поле…
– А он?! – Марик с ужасом посмотрел на чахлого Полевика. – Он забыл бросить своё зерно? И теперь не сможет возродиться?!
– Да, что-то в этот раз он дотянул до последнего, – задумчиво вздохнул леший, перетирая ещё один колосок. – Долго жил, очень долго. Нет, конечно, он и сам рано или поздно возродился бы – истлел, а зерно попало бы в землю. Но местечко он неудачное выбрал – дорога. Земля тут бедная, жёсткая.
– И солнце зимнее… – Тунгус посмотрел в небо. Зануда на его спине медленно кренилась вперёд, будто собираясь слезать. – Тепла не даёт совсем. Может, до весны его оставим?
– Пораньше лучше бы… – Лесовик беспокойно покосился на овраг. – Нашёл всё-таки!
Он просиял, показав на ладони крохотное зёрнышко.
– Я вот что думаю, – сказал он, обращаясь к лошадям. – Возьмите-ка вы зёрнышко с собой. Снег надобно разгрести будет, землю согреть да зерно зарыть. А как росток даст, отнесёте к Целительнице, уж она его выходит.
– А у нас получится? – засомневался Марик. – Зима же сейчас! Может, его лучше сразу к Целительнице отнести? Я видел цветы в горшках. На окошках стоят, в домах людей. Даже зимой!
– Этому зерну воля надобна, чтобы росток появился, да тепло живое. Ну, и… – Лесовичок грустно опустил глаза, – тяжело Целительнице на улице за ним ухаживать будет. Одряхлела она совсем…
У Марика при этих словах ёкнуло сердце.
– Хорошо, – кивнул Тунгус. – Мы заберём зерно!
Он протянул к Лесовичку морду, и тот бережно спрятал зёрнышко за щёку коню.
– Поспешайте! – леший завертелся, скукоживаясь и принимая форму прошлогоднего пожухлого листа.
– Эй, эй! Время-то верни! А то я Зануду до конюшни не довезу! – с беспокойством прокричал ему вслед Тунгус. Листик сверкнул, на мгновение ослепив Марика, и тут же унёсся вдаль, подхваченный змеящейся поземкой.
– Да не бойся же ты! – простонала очнувшаяся Зануда, спрыгивая на землю, чтобы провести Тунгуса через сугроб, снова оказавшийся нетронутым. Тунгус резко прыгнул вперёд, разметав ногами снежную шапку. На мгновенье Марик увидел съёжившийся и почерневший букетик, в котором не хватало нескольких колосков. Позёмка подхватила его, закрутила, растрепала по дороге, а сильный порыв ветра поднял и унёс сухие лепестки в сторону поля.
Зануда, вновь сев в седло, тронула поводья, и Тунгус с Мариком галопом помчались навстречу хмурившемуся в сумерках лесу.
Глава 16, в которой Марик дует на землю, Тунгус злится на жёлтый цвет, а Кай с Гепардом устраивают битву попон
Когда Марик с Тунгусом вернулись с прогулки, уже совсем стемнело. Конюх заводил лошадей из левад, и конюшня наполнялась многоголосым гомоном.
Зануда поскорее поставила Марика в денник и убежала рассёдлывать Тунгуса, хмуро ожидавшего на развязках.
– Как погуляли? – полюбопытствовал Кай, подойдя к разделявшей денники решётке. Марик принялся рассказывать, подхватывая клочки сена из охапки в углу. Закончив говорить, он потянулся к ведру, висевшему на двери: от долгого рассказа пересохло в горле.
– Значит, нашли всё-таки Полевика!