Марик покосился на вьюшек: ему стало казаться, что некоторые заглядываются и на его копыта.
– Скорее всего, ты будешь гулять с нами. У нас хорошо! Тунгус и Манёвр – самые главные. Ты их не бойся, они строгие, но справедливые. Эклер очень добрый и заботливый. Заяц, конечно, по первости может обидеть… Ещё есть мои друзья – Кай и Конеед. А других лошадей конюшни я плохо знаю, потому что они всегда гуляют в других левадах, и мы почти не общаемся.
– Конеед? Ты сказал, Конеед? Настоящий? Он с вами дружит? Я видел их много раз. Все кони их боятся, а я – ни капельки!
Марик немного помедлил, прежде чем ответить. Но, подумав, всё же решил рассказать историю Конееда. Пашка слушал очень внимательно, не сводя с Марика восхищённого взгляда.
В конюшне Пашку поставили на развязки. «Видимо, для того чтобы хорошенько его полечить», – с содроганием думал Марик, ожидая конюха с обедом.
Позднее, набив рот, Марик рассказал о новеньком Каю. Тот многозначительно покивал.
Едва друзья успели вылизать кормушки, как их снова вывели на прогулку. Несколько минут спустя к ним присоединился Гепард, щедро политый лекарствами. У его ног кишели вьюшки.
– Новенький! И вьюшек притащил! Того и гляди заполонят всю конюшню! – Заяц, щёлкая зубами, бросился к Гепарду.
– Прекратить! – между ними, словно из-под земли, вырос Тунгус. – Ты же прекрасно знаешь, что вьюшки быстро разбегутся на улице. Чего воду мутишь?
Заяц, недовольно скривив лицо, отступил, а трое жеребят побежали под ивы. Несколько вьюшек, обиженно ворча, уселись на сугробы, дружно стуча зубами от холода.
– Вьюшки! – из сугроба вынырнул сияющий Конеед. – Вьюшечки!! Сколько лет, сколько зим, дорогие мои, давно же я вас не видал!
Он спикировал вниз и принялся трясти закоченевшие лапки вьюшек. Те хмуро переглядывались, не разделяя бурных восторгов Конееда.
– Новенький! – Конеед уставился на ошарашенного Пашку. – Смотрю, рассказал тебе Марик обо мне, раз ты меня видишь!
– Ещё как вижу, – ухмыльнулся Гепард. – И не боюсь. Марик сказал, что ты добрый, хоть и немного страшный!
Конеед неожиданно смутился и скромно опустил глаза.
– А почему вьюшки выходят на улицу вместе с лошадьми, если так не любят прогулок? – спросил Марик, косясь на Пашкины ноги.
– Они не могут жить отдельно от лошадей, – промурлыкал Конеед. – Как бы им ни хотелось остаться в тепле, они вынуждены следовать за лошадью. Без лошади им в деннике тоска. Поэтому-то они и начинают путаться под ногами – надеются, что хозяин, увидев, как лошадь волнуется, отправит её обратно в денник.
Вьюшки, стуча зубами, кивали.
– Похоже, вам придётся искать другой дом, – прошептал, наклонившись к ним, Марик. – Мы здесь гуляем целый день. Замёрзнете!
Горько вздохнув, вьюшки уныло потянулись за ограду.
– Надеюсь, найдут себе хорошее жилище, – глядя им вслед, сказал Пашка. – Главное, чтобы от нас подальше!
Глава 15, в которой Марик катает Зануду на спине, а Тунгус отказывается пройти мимо сугроба и обещает сохранить зёрнышко
Чем больше Марик узнавал Гепарда, тем больше он ему нравился – жеребёнок являл собой воплощение неунывающего оптимизма, продолжая радоваться и веселиться, даже когда его лечили или выводили на занятия вместо обеда. С неуёмным любопытством он исследовал леваду, вытаскивал и разбрасывал щётки из ящика, теребил людей за рукава одежды и без стеснения заглядывал им в карманы. Даже Зануда прощала ему всё, смеясь над выходками, за которые другим лошадям спуску обычно не давала. Конеед, и тот пугал Пашку реже остальных.
Жеребята очень сдружились. Неразлучная троица с самым заговорщицким видом шушукалась под заснеженными ивами или буйно резвилась, приводя в ужас чопорного Эклера.
Их хозяйки часто приезжали вместе, поэтому и на уроки всех выводили одновременно. Как и подозревал Марик, Зануда со своим зудением добралась до Пашкиной хозяйки, и теперь их беседы постоянно сводились к лошадиной психологии. На занятиях обе они набрасывались на одноглазого жеребёнка с удвоенным усердием. Однако Пашка не унывал. Он был уверен, что его хозяйка вовсе не зануда, а целеустремлённая.
– Только целеустремилась она куда-то не туда, – ворчал Марик, наблюдая, как та просит друга, сгибая шею, коснуться носом бока.
Кай же с первых дней знакомства воспылал идеей добыть Пашке новый глаз. Он ходил за ним тенью и неотступно требовал подробностей приключившейся с Гепардом беды, получая в ответ лишь одно:
– Я, правда, не помню, Кай, я был очень маленьким…
Кай отступал, но лишь для того, чтобы через несколько часов накинуться на Пашку с новыми расспросами.
– Да оставь ты это дело, Кай, – смеялся Гепард. – Мне и так отлично! Ну, и потом, имей я оба глаза, я был бы хорош до отвращения. Должны же быть во мне хоть какие-то недостатки!
«Что правда, то правда, – думал Марик. – Таких ладно сложенных лошадей с плотно сбитым телом, точёными ногами и аккуратной выразительной головой надо ещё поискать».
Пашка за несколько дней завоевал любовь всех обитателей конюшни, но совершенно не гордился этим, не задирал нос, а просто радовался – за себя, за друзей, за людей и лошадей – за саму жизнь.
– Ма-а-а-рик!
Жеребята обернулись на ворота левады. Зануда была одна, совершенно одна – даже без Кулька! Недоумённо оглянувшись на Кая с Гепардом, Марик пошёл к ней навстречу.
– Тунгу-у-ус!
– Кай! Кай, посмотри, что с Занудой? Она, кажется, уменьшилась?! Стала ниже! Да, так и есть! Я точно уверен! – удивился Марик.
– Это не она уменьшилась! Это ты растёшь! – покатился со смеху Кай.
***
Забрав Марика и Тунгуса, Зануда отвела их в конюшню, где на скорую руку почистила жеребёнка. Тунгуса она вычищала долго и тщательно, а затем поседлала. Тунгус косил глазом и явно не мог решить, нравится ему это или нет.
Выведя обоих на улицу, Зануда села верхом, и Тунгус повёз её в сторону поля, аккуратно ступая по заледеневшей дорожке. Марик шёл за ним, подпрыгивая, предвкушая бешеную скачку.
Едва они вышли на ровное, мягкое снежное поле, он понёсся вперёд, наслаждаясь свободой. Конечно, Марик много бегал в леваде или на плацу, но ничто не заменит скачки по бескрайнему полю. Набегавшись, он пристроился в хвост Тунгусу и неспешно рысил, восстанавливая дыхание.
Тёмно-серое зимнее небо было таким низким и плотным, что казалось, лежало на макушках могучих сосен. Лес затих, окутанный дремотой. Лишь ели едва-едва покачивали заснеженными ветвями.
Под рябинками, усыпанными гроздьями ярко-красных ягод, вились заячьи следы. На нетронутом снегу во множестве валялись бурые иголки, чешуйки от еловых шишек, сломанные веточки и былинки.
Аккуратно ступая по протоптанной Тунгусом тропке, Марик представлял, что уже вырос. На спине его появилось красивое седло, а в седле – Зануда… Нет, даже Зануда с Кормильцем. Ведь, если людей двое, значит, и повзрослел ты в два раза больше. Нет, пожалуй, Зануда с Кормильцем и Кульком. Жалко его в зимнем лесу бросать – он такой маленький. Марик, не чувствуя ни малейшей тяжести от свободно разместившихся на спине людей, гордо вышагивал, свысока взирая на присыпанные снегом уютные холмики – домики землероев.
В воображении проплыли изумлённые лица Гепарда и Кая со своими хозяйками на спинах. Марик гордо хмыкнул: не каждому выпадает такое счастье – везти на спине сразу трёх человек! Кай немного разочарованно глядел на свою худенькую Тихоню, а Гепард, сияя счастьем, поздравлял Марика с вступлением во взрослую жизнь. Даже Конеед…
– Ай! – Марик отскочил в сторону, пребольно ударившись затылком о тяжёлую еловую ветвь. Та с негодованием окатила его лавиной снега. Отфыркиваясь и отплёвываясь, Марик уставился на заливавшегося хохотом Конееда.
– С-с-смотри, людей со спины растеряешь, если будешь так подпрыгивать! – весело разбрызгивая чёрные искорки смеха, заявил он.
– Нехорошо без спросу залезать в чужие мысли! – возмутился Марик.
– Да я даже не пытался! Что я – водяной, что ли? – Конеед примирительно закружил вокруг жеребёнка. – У тебя же и так всё на лбу было написано!
Марик скосил глаза, пытаясь рассмотреть собственный лоб. Обернувшись на фыркающего Конееда, он вздохнул и прекратил попытки разглядеть собственные мысли, каким-то чудом покинувшие пределы его головы.