Сказочная жизнь

Может быть, если бы он был рядом, Белла бы ему это рассказала. А так…

– Ты, надеюсь, не сказал ему, что я могу в твоей студии находиться?

После секундной заминки Марк с прежним напором заорал, что ей тридцатник скоро, хватит этих детских обид, миритесь уже! Ага, значит, сказал.

– Так вот, я не у тебя. Я… в больнице.

Снова крик, прорвавшись через который она заявила, что не болеет, а обследуется, и навещать её не надо, сама выйдет на следующей неделе. Он проорал, что возвращается послезавтра, и на этой позитивной новости они расстались.

Белла перекусила, оглянулась вокруг и решила пройтись по магазинам и что-нибудь прикупить для дома. Села считать, сколько у неё денег осталось. Оказалось, что мало. Даже удрать в Москву не на что. А кстати, о Москве. Есть же у неё юрист знакомый!

Глупо, конечно, убегать, но ей нужна передышка. Белла позвонила Пирогову и отпросилась на неделю, обещав приехать к следующей субботе, к очередной свадьбе. А старик сам предложил ей денег, скинув на карту. С удовлетворением поглядев в телефон, она пошвыряла минимум вещей в рюкзак и поехала к выезду из города.

Автобус въехал в Москву под утро. Как и год назад, сошла у метро, выяснив предварительно, что оно откроется через двадцать минут. Надо приискать жильё на несколько дней. Григорию Семёновичу звонить раньше десяти неудобно, ведь сегодня воскресенье. А может, и позже, кто их, юристов, знает, может, после переговоров с возлияниями в будние дни они в выходные вообще до полудня спят?

Но пока засыпает она. Под гул электропоезда она клюёт носом и вздрагивает. Нет, пожалуй, не стоит сейчас заселяться в гостиницу. Пройтись, а где? Выходит на Белорусском вокзале, видит над входом табло с расписанием и поворачивает к залу пригородных касс.

От станции на автобусе она доезжает до шлагбаума и бредёт по дороге, изредка отпрыгивая в снег, чтобы пропустить роскошные авто здешних жителей. Когда поворачивает на знакомую улицу, видит, что перед воротами расчищено, а калитка приоткрыта. Слышно, как кто-то скребёт во дворе лопатой снег. Белла недоумевает: неужели уже конфисковали и продали? Распахивает калитку и видит спину человека, толкающего как плуг перед собой лопату.

Калитка за спиной стукнула. Он обернулся. Осунувшееся лицо, недельная щетина, мрачный взгляд Змея Горыныча. И вдруг как вспышка – радость на лице:

– Одуванчик мой!

Лопата летит в сторону, он подхватывает её на руки и бежит с ней в дом. Она пищит:

– Ты что, надорвёшься!

Он выпускает её из рук только в холле, и лишь для того, чтобы сбросить свой дурацкий дворницкий тулуп и стянуть с неё пуховик. И тащит за руку на второй этаж. Только через несколько веков она обнаруживает себя в бывшей своей спальне.

– Я что, спала? Надеюсь, не храпела? Максим Ильич…

– Хоть бы в постели не поминала моего отца, предателя.

Белла засмеялась и на некоторое время отключилась от реальности. Потом увидела, что на улице почти темно и сказала:

– Ой, как есть хочется!

Денисов убегает, на ходу набросив на себя халат. Когда возвращается с подносом и включает свет, у неё вырывается:

– Надо же, побрился!

– Думаешь, не стоило?

Белла гадала, почему перед офицером Борисовым она выставляла заслон, а перед Денисовым даже и не попыталась? Дело ли тут в этой постыдной истории с Димой или в чём-то другом? Как он сказал: «Я об этом мечтал больше года, с тех самых пор, как увидел тебя в пижаме, злую и растрёпанную». Нет, ну почему ей всё тётя Маруся на ум приходит? Не из-за того, что он Беллу как она одуванчиком называет, а вспоминаются её рассказы о недолгом замужестве. Она по-старинному, по-деревенски говорила: «Я его жалела». Не любила, а жалела. Вот такое чувство у неё вызвал неприкаянный Максим Ильич… нет, просто Максим.

У них было время поговорить. Белла выспросила всё о его деле. Статья, по которой его взяли, не имела значения. Он должен был отдать свой бизнес, и он его отдал. Сказал: «Остался с несущественной малостью». Но жив. И даже из-под стражи его освободили, заменив КПЗ домашним арестом. У него на ноге браслет наподобие электронных часов. И дома он не один, вернулись кухарка, горничная Тома и садовник. И охранников трое, по суткам сменяются. Просто сегодня воскресенье, всех отпустил, а Степан, когда Белла пришла, за сигаретами отъезжал. А перспективы такие: суд даст столько, сколько отсидел. Ну, или больше, но условно. Наташа? Нет, она останется в деревне. Он даже не навестит её. Почему? Показал видео, как девчонки на санках снег возят, и крутится вокруг них щенок, и смеётся и отряхивает их разрумянившаяся на морозе черноглазая Варя. «Ты права была, она у меня как у Кощея заточённая жила. А среди родных она живёт полной жизнью. И пусть живёт, я ведь не успокоюсь и буду восстанавливать своё дело. У меня душа к ней рвётся, но я не должен подвергать её опасности». С опаской спросил, есть ли у неё кто-то? Легко ответила, что был последние месяцы, но она разочаровалась и рассталась.

Рано утром до прихода работников они позавтракали, и Максим проводил её до калитки:

– Когда всё закончится, я разыщу тебя. Я не буду тобой рисковать, но жить нам придётся не в самых лучших природных условиях. Ты согласишься уехать со мной на север?

– Наверное, не откажусь, – улыбнулась она.

– Только… ты ведь молодая женщина и захочешь ребёнка. А я бесплоден.

– Как? А Наташа?

– Мы её удочерили в год. До этого обследовались и выявили, что у меня настолько снижен уровень сперматозоидов, что за каждым надо с электронным микроскопом бегать. Ни одна женщина от меня не забеременела. А я только законно женат был три раза.

– Ого!

– Да, круче меня только Гришка, он был четырежды женат.

– А мне он показался совсем одиноким.

– Одно другого не исключает.

А о себе Белла ничего не рассказала. Просто, мол, приехала за покупками, а сюда заехала, чтобы поностальгировать. О том, что он здесь, не знала.

– Да, сажали меня с помпой, а выпускали по-тихому.

Возвращаясь в столицу, она подумала, что опять в отношениях с мужчиной скрытна. Егора не грузила, потому что он позиционировал себя кормильцем, Диму – потому что он с самого начала заявил, что всё о ней знает, а от Максима почему всё скрывает? А потому что жалеет!

Григорий Семёнович трудился в конторе ещё более крутой, чем холдинг Денисова. Она позвонила ему с вокзала и спросила, может ли с ним посоветоваться, а он объяснил ей, как добраться. На этот раз вышел встречать сам, расцеловал как родную. На вопрос, почему не остался на прежней работе ответил, что этот чёрт же там всё развалил, впрочем, его как верного пса предыдущего владельца и не оставили бы. Секретарше заказал кофе и велел: «Вываливай!»

Выслушал серьёзно, да и она излагала всё по обыкновению без эмоций, деловито. Потом вздохнул, прошёлся по кабинету, подошёл и погладил её по голове:

– Ты стойкая, ишь, как держишься. Удар, конечно, жестокий. У внешней разведки это называется «медовая ловушка», когда шпиона на бабу ловят. Хорош мужик-то?

– Да, красавец. Сказал, что я ему отвратительна… что я карлица.

– По сути он проститутка мужского пола, если за деньги на секс пошёл. А проститутки вообще обычно клиентов не любят. Беллочка, рядом с миниатюрной женщиной любой воробей чувствует себя орлом. Ты привыкла вести себя как училка, а то бы отбоя не было от ухажёров. А уж мужики в возрасте… да оба моих школьных приятеля на тебя слюни пускали!

– Ну, Лев Михайлович ни одну не пропустил, чего уж там. Но Денисов? Он же вечно рычал! И вообще, он женат тогда был!

– Потому и рычал, что женат. И потому, что сам на себя злился. Он в тебя был влюблён трепетно, до дрожи в коленях. Ладно, вернёмся к нашим баранам. Отшить этого проститута не проблема, проблема для молодой женщины жить и мужикам не доверять: вдруг и этот подослан? Почему тётке ребёнок нужен, ты понимаешь?

– Думаю, какое-то наследство. Но я ничего не знаю о своих родителях.

– Выкладывай документы, родственников перечисли, кого знаешь, я сейчас поручу, чтобы всё это через сервис по поиску наследственных дел прокачали. Сам-то я по арбитражу, с семейным правом и всякой уголовщиной редко сталкиваюсь. Пошли пообедаем, а ребята пока поищут.

Прокачали, нашли. Когда юрист с Беллой вернулись с обеда, их в приёмной уже ждал молодой человек:

– Очень интересное дело! Вот, нашёл… это завещание Зюкина Родиона, открытое почти три года назад в Испании.

– Так, наверное, уже давно все, кто мог, вступили в наследство.

– Нет, тут условия для вступления. Всё, что нажито непосильным трудом, достанется родителям его первого внука. Ребёнок непременно мужского пола и на условиях сравнения с ДНК деда.