– А сам папаша что?
– Папаша вчера навещал мамашу. Дал девчонкам по конфетке и выставил в общий коридор. Я попросила следующий раз лучше детям куриный окорочок принести. Послал.
– Это кто же у нас такой щедрый?
– Колтаков.
Управляющий пробормотал что-то невнятное в стол. Через пару минут в дверь вошла та гневная толстуха с папкой. Он полистал её и перекинул Белле:
– Только сначала скажите, что делать с этим будете.
Белла тоже полистала личное дело и хмыкнула: как тесен мир! Он из её родной Новогорской области!
– Вот, село Ярцево. Сейчас позвоню на почту и аккуратно расспрошу, что за люди его родители. Чтобы не пошли слухи по деревне, немного привру.
Он передвинул телефонный аппарат на её стол. Посмотрела на часы: так, минус разница в часовых поясах, дома ещё первая половина дня. Набрала справочную, потом сельское почтовое отделение. Представилась своим именем, но сказала, что её дядя разыскивает однополчанина, с которым два года соседние койки давили. Вот, сказали ей, что у них в селе такая фамилия есть. Почтарка оказалась общительной, да Белла в этом и не сомневалась, профессия такая. Всё изложила: и какой сам, и какая семья, и какое хозяйство. Спросила, каков дед на вид, чтобы не ошибиться, и получила в ответ, что был рыжий, теперь седой. Далее она протарахтела, что и дети у него рыжие, вон Светлана Ивановна, специалист местной администрации, рыжая как морковка.
– Наверное, и дети её рыжие?
А вот внуков, сказала она, у Колтаковых нет. Ни от сына, ни от дочери. Вот тогда Белла попросила телефон этой рыжей дочери, попрошу, мол, аккуратно с батей договориться о встрече. А набрав телефон администрации, сказала:
– Мне нужно переслать вам одну фотографию. Давайте адрес, по которому я её могу перекинуть. Если узнаете, перезвоните.
И скинула фото.
– Покажите, – потребовал кто-то из мужиков. А увидев фотографию двух рыженьких девчонок, невольно буркнул. – Вот скотина!
– Ксерокопии, да? – вздохнула Белла. – Но зато у меня большая надежда, что дед с бабкой от детей не откажутся. Спасибо вам, думаю, что Светлана Ивановна перезвонит. Вот!
Белла сдержано отвечала на взволнованные вопросы женщины: да, это биологические дети её брата, мать их – женщина пьющая и разгульная, он периодически навещает её много лет, но в жизни появившихся за эти годы детей участия не принимает. Пора решать вопрос об изъятии из семьи, но в детдоме ведь тоже не сахар. Девочки хорошие, но запущенные, живут в общежитии, где контингент – такие же пьющие и незаконопослушные люди, большинство из отсидевших. Тем не менее, детям сочувствуют и подкармливают. Нет, с братом на эту тему лучше поговорить при личной встрече, он же сразу поймёт, откуда ноги растут, и придёт выяснять отношения, ей уже приходилось отбиваться от него сковородой. Нет, никакой ошибки, с женщинами это животное выясняет отношения точно так же, как и с мужчинами – кулаками. Вы сбросите негатив на него по телефону, а он в отместку ударит беременную женщину кулаком в живот. Да, вот адрес общежития… нет, разумеется, её брат живёт в приличных жилищных условиях.
Белла отодвинула телефон в сторону управляющего и медленно поднялась. Мужчины невольно уставились на её живот, слегка выпирающий из обтягивающего пуховика. Она прихватила сумку и меховую шапку с соседнего стула, и спросила женщину из кадров:
– А вы? Вы ведь одна из дам Колтакова? Надо же, как мне не повезло! Вы сможете удержаться и не закладывать меня ему?
Мужчины тоже поглядели на лицо в красных пятнах и с поджатыми губами. Управляющий сказал:
– Разумеется, Белла Родионовна, она ничего ему не скажет. Она же понимает, что не только останется без этой работы, но во всех Черемхах нигде устроиться не сможет. А мы не будем рисковать и переселим вас в гостиницу. Но вообще не самое удачное решение в таком положении выехать на север. Солнца не хватает, витаминов.
– Ничего, везде люди живут и рождаются. А мне перед декретным отпуском заработать требуется.
– Так, может, не стоило бы на уголовников со сковородой в вашем-то положении?
– Кому-то надо. Настоящие мужчины по помойкам не селятся, поэтому приходится беременным женщинам за детей заступаться.
Отпущенные кивком, женщины вышли. Управляющий сказал:
– Узнай, что за специалист.
– Да слышал я, о ней сын рассказывал, он у меня в первой школе. У них мор на математиков: один умер, другая замуж вышла и улетела. А эта, сын говорит, из-за того, что предмет запустили, натаскивает их как служебных собак. Сын даже от репетитора из второй школы отказался, говорит, слабак он рядом с ней. Почему Пирогова за неё не похлопотала, я не понимаю. Бабье, наверное, что-то.
– Нам неприятности не нужны. Займись переселением. И, Палыч, проверь ты это четвёртое, мы, действительно, на главной улице клоаку развели.
Ни проверить не успели, ни перевести. Вечером, когда Белла вышла на кухню, чтобы кашу сварить, в коридоре послышались крики. Она бросилась туда, но Оля уже подталкивала к дверям кухни сестричек. Белла позвала девочек варить кашку и прикрикнула на старшую, чтобы не смела влезать в свару взрослых, не хватало ещё с фингалом в школу прийти. Несколько женщин с их этажа забежали на кухню, ещё одна с матюгами тащила сюда же своего мужика, мол, ему только с его условным сроком не хватало в драку влезть. Учительница сказала:
– Девочки, давайте обнимемся.
Маленькие уткнулись ей в живот, Оля, худенькая одиннадцатиклассница, загородила своим телом сестрёнок, обняв Беллу. Первоклассница Света спросила:
– Белла Родионовна, а что у вас в животе шевелится?
– Это маленькие мальчики, они испугались.
– Блин, – охнула та, что затащила на кухню мужа. – Белла Родионовна, сядь на стул, бога ради, вон уже, слышишь, полиция мордой в пол соседей укладывает, сейчас они скорую вызовут.
Соседка попыталась выйти, но полицейский велел ей вернуться. Через пять минут на кухню заглянула фельдшер скорой помощи. К счастью, это оказалась родительница ученика их школы, так что Беллу без задержки спустили к машине, только по дороге фельдшер всё возмущалась, как можно было учительницу в бомжатник поселить, да соседка вслед кричала, что за девчонками приглядит. «Неужели не выношу?» – подумалось.
Вроде, год хорошо начался. Перед Новым годом Дима отвалился, встретила праздник она на работе, в ресторане. Потом подготовка юбилея и новоселья заодно, два в одном, так сказать. А в начале февраля она, пробегая мимо кухни, прихватила баночку оливок и съела их в один присест, а потом вдруг подумала, что давно не следила за циклом. И администраторша, провожая взглядом полетевшую в корзину банку, сказала, что, если бы не Беллин диагноз, сделала бы она ей пошлый намёк. Да не надо намёков, до Беллы и так уже дошло! Но за тестом в аптеку сбегала.
Взяла календарик и вспомнила, что расстались они в декабре. Семь-восемь недель, не меньше. Что делать? В Новогорске к врачам обращаться опасно. Ладно, в субботу свадьба, в воскресенье корпоратив стоматологической клиники, в понедельник – в Москву!
Инна Леонидовна сопровождала её в ту самую клинику и к той самой специалистке, что ей липовый документ делала. Специалистка поулыбалась, направления расписала. Провели обследование, врач ознакомилась и улыбаться перестала. Сказала, что дело её, конечно, но следующей беременности может и не быть. Прошлый раз именно на этом сроке у неё анафилактический шок случился? Похоже, что организм собирается избавиться от плода. Белла махнула рукой: правильно мыслит организм, но врачиха стала уговаривать. Инна Леонидовна расстроенно сказала:
– Давай я тебя в клинике оставлю. Полежи, подумай.
Назавтра она с Григорием Семёновичем приехала. И он тоже уговаривать стал. Говорил-то убедительно: висит, мол, это наследство над ней, и не будет ей покоя, пока его никто не получил. А может, это знак судьбы? Выносишь ребёнка, закрепишь за ним миллионы – и отвалятся родственники. Главное сейчас, чтобы никто из претендентов не узнал. Спрятаться ей надо где-то, лучше всего в столице.
Отлежала она десять дней и вернулась домой за вещами. Никому, даже Марку, решила не говорить. Только Пирогову сказала. А он ей и предложил поехать к чёрту на кулички, в посёлок Черемхи, вокруг которого на многие десятки километров шахты, а сам посёлок разросся на десяток с чем-то тысяч жителей, не считая вахтовиков, и где директором школы его сестрица, которая слёзно просит найти ей математика на те самые пять месяцев, что ей до декрета остались. И где-то в этих краях, километрах в пятистах, отбывал реальный срок Денисов, получивший максимальное наказание по вменяемой ему статье – четыре года. Вот, предлагал вместе на север уехать, а получилось поодиночке.
Сулила-то директор Пирогова много, а по приезде сунула вместо гостиницы в бомжатник, где не смогла Белла не вмешаться в судьбу маленьких сестрёнок своей ученицы Оли.
Назавтра после того происшествия сестрёнки оказались в той же больнице, где Белла лежала, только в детском отделении. Опека их туда поместила. Хотели соседки об этом Белле не говорить, да разве в маленьком посёлке что-то скроешь? Тем более, что мать девочек в той же больнице в хирургическом отделении не приходя в сознание умерла. Белле вставать не разрешали, но она позвонила Оле и сказала, чтобы приходила к ней с малышами.
– Что делать, Белла Родионовна? – с тоской шепнула ей девушка. – Ведь теперь их в детдом заберут. Можно как-нибудь на меня опеку оформить?
– Исключено. Формально и тебе нельзя одной оставаться, потому что восемнадцати нет. Но уж тут либо мы на кого-нибудь опеку оформим, либо по суду тебя эмансипируем.
– А сестрёнки?
– Их родственники обещали прилететь на днях.
– Какие родственники? Мама детдомовская была.
– Родственники Колтакова. Не маши руками, я разговаривала с его сестрой, она показалась мне нормальной. Оленька, не психуй, сначала познакомимся, потом будем соглашаться или отказываться.
Пришла дежурная медсестра, заворчала, что из других отделений больные ходят. Девчонки, заснувшие рядом с Беллой, подымались, протирая глаза. Младшая потребовала, чтобы Белла Родионовна открыла рот.
– Чего это, – удивилась она, но открыла.