– Во гульнём!
– Нет-нет! – засуетилась я.
– Да сиди ты! Не одна ты пойдёшь, а все вместе. И он, как благородный человек…
– Откуда нам знать, что этот чёлн из Союза пис…ателей благородный?
– А вдруг? Как благородный человек, после того, что произошло между вами…
– Не было ничего. Не верите?
– Чуть не произошло. И заметь, по твоей вине. Не… не по твоей натуре Божьего одуванчика. Он не может, не имеет морального права нас не принять!
– К тому же вы повязаны кровью.
– Кровищей.
И я согласилась. Вот дура!
И мы стали готовиться. Ну как же без этого.
Сходили в парную, сделали причёски, почистили рыла (так девчонки говорили). Мне не стали, у меня кожа от молочно-самогонной диеты идеальная или близкая к этому.
И стали лица на рожицах рисовать. Я отказалась, но мне сказали, что так надо в столице. И я подчинилась. Меня попудрили белой пудрой, подвели глаза, намазали чем-то ресницы.
И мои глаза… Даже мне стало страшно смотреть в зеркало, какие они были громадные и таинственные.
Брови вразлёт.
Платье и шаленку мои оставили, только поясок с индийскими финтифлюшками нацепили.
Гляжу на себя: батюшки, я, видать, одна такая в столице!
Моду лет на пятьдесят вперёд предсказала. Особенно с губами. И грудью, что уж там.
И пошли. Вот дуры!
Все глядят на нас, оборачиваются.
То ли на меня, какова я на фоне подружек. То ли на подружек, каковы они на моём прикиде.
И с разбега для храбрости влетели в редакцию.
И где тут лифт, подайте быстрее, пока разноцветный шар со шкодой не сдулся!
Ишь что захотели! На Парнасе лифта не было, и боги пёхом к вершине топали. И тут так же: пешочком, по ступенькам, к вершине, на шестой этаж. А здание старой постройки, этажи вон какие высокие, но лифт не работал.
И вот мы дочапали, остановились дух перевести, шарик задора поддуть и с высоты старой Москвой полюбоваться. Красота! Да ещё какая.
На площадке перед входом на Парнас, на засаленной горжетке, в позах будущих классиков три девицы дымили. И начали оценочно нас разглядывать. А мы их. Просто глядеть. Для девиц… плосковаты. Для парней… уж очень на девиц смахивают.
И мы прошли мимо этой компашки непонятной половой ориентации и открыли дверь в святилище.
– Бедновато на твоём Па-ра-на-се, – сказала Света. – Вот в нашем управлении торговли «Парнас» глазам больно от серебра и злата.
И мы ввалились в кабинет.
– Нет-нет, девочки. Сегодня не приёмный день, и не вздумайте меня уговаривать!
Встретила нас тётя, похожая на поэтессу, но никак не на секретаршу. Может, это была поэтическая секретарша?
– Тётя, наверное, поэт, – сказала Света.
– Здравствуйте! Мы из Главнижжензагранпоставки.
– Это меняет рифму дела, – кивнула поэт-секретарь. – Кстати, юные дарования, не найдётся что из вашей поставки? Ну это так, это к слову. У меня и списочек где-то завалялся. – И она протянула толстую тетрадь. – Я к тому же занимаюсь историей нижнего женского белья. Придёт время, востребуют и на ящике.
– Списочек с размерами, – сказала Света, взвешивая тетрадь на ладони.
– Естественно. В долгу не останусь, поддержу ваши поэтические порывы. А я вас по виду приняла за тех, что вечно на площадке толкаются.
– А они кто? – спросила Света.
– Юные дарования.
– Я имела в виду М или Ж?
– В зависимости от наклонностей.
Я ничего не поняла, а девчонки захихикали.
– У нас ожидается уникальная коллекция. Мы будем иметь вас в виду, – сказала Света. – Но мы рассчитываем, что и вы нас будете иметь в виду.
– Хорошо. С чем пришли, показывайте.
– Мы без ничего, мы к нему, Евтугению, – сказала Света.
После этих слов я, видимо, позеленела, и это заметила поэтесса и дала мне стакан с водой. Я выпила. И всё боялась, что слышно было, как мои зубы о стакан стучали.
– Все к нему, – сказала поэтесса голосом тёти-поэта, ревностным. – Не повезло вам, красавицы. Болеет он.
– Какая беда! – вздохнула Люда.
– Покушение на него было. Ворвалась какая-то ненормальная с кастетом.
– Ужас!
– Это он так говорит, шаманит. Скорее пришла дурочка из юных поэтесс. Он свет выключил, огонёк с травками зажёг для антуража и запаха, понёс всякий бред, она и готова. Он и завалил несчастную.