Из невозвратной стороны

Так и судьба моя кувыркалась потом.

Денежка упала в воду и исчезла.

Не нашли мы её. Не сказала, не показала нам денежка судьбу. Не судьба.

– А вдруг это в самом деле город счастья? Смотри, как там всё сияет. А это просто чёртова мель! – сказала я.

– Не мель, а риф. На пути к счастью всегда должны быть преграды, и надо уметь преодолевать их. А может, это энергетический сгусток всего хорошего, что есть в столице?

– Какая же ты умная, кэп. У вас все в Москве такие?

– Через одного.

– Я реалист. Я всего лишь облачко, полное огня. Я всего лишь облачко, видите, лечу и зову мечтателей.

– Твоё?

– Бальмонта.

– Давай я из платья крылья сделаю, и мы полетим.

И я расправила платье и взяла Женечку под крыло, и ветер дул в наши крылья… Но мы не взлетели.

– Значит, мы не поэты, – вздохнула капитана.

– Мокрые поэты не летают.

– Настоящий талант всегда сыроват.

– Как мудро.

Так и решили: сыроваты мы для поэзии. Повариться надо. А рифмовать: «я плачу – люблю, страдать – умирать» каждый дурак может. Это мы запросто. Одно утешение – сырое никто не съест.

А далёкое сияло, переливалось, манило. Но мы были на мели.

– А что, если прорыть туда канал?

– Руками? Нет, хватит, рыли уже.

Капитан терпеть не могла каналы. Она слишком много знала. Мы сели на корму, чтоб не видеть блестящую мечту, болтали ногами в воде и болтали о том о сём… Обо всём. Но только не о мечте.

– Знаешь, Женечка, почему я побаиваюсь хрустальный город? – Я обняла капитана.

– Почему?

– А что, если мы дойдём до него, а он исчезнет? Он-то не знает, какие мы. А мы ведь ничего с тобой, правда?

– Ничего…

– Хорошего.

– Неправда, в нас ещё нет ничего плохого, – возразила капитан.

– А там-то не знают. Понаехали тут всякие. И он исчезнет.

– Куда?

– Невидимым станет. Понимаешь, чтобы не запачкали его душу прекрасную.

– Мудришь ты. А может, и так… Тем более надо дойти! Давай думать как.

– Какие же благоразумненькие москвичи.

И мы стали думать и усиленно заболтали ногами в воде. Вода забурлила, песок поднялся, рыбки в стороны.

– Смотри, как бурлит за кормой всё. А мысли… Твои бурлят? – спросила Женечка.

– Нет. У меня ноги бурлят, как пишут писатели. А разум спит.

– Спящий разум рождает чудовища.

– Эврика! – завопила я на весь океан.

– Что? – испугалась Женечка. – Чудовище рожаешь?

– Командиров нам больше не надо, капитаном буду я.

– Опять бунт! Теперь чудовищ.

– Мы пройдём перекат, опираясь на опыт наших дедов. И нас благословит их дух.

– Пердячий, что ли?

– Прекрасный дух и воля, которые использовали наши предки, деды наши. Отставить слюнословия и слушать мою команду! Встали по бокам судна, упёрлись ножищами в дно и… Я стану петь, а команда будет собирать энергию и волю и посылать её в силу толчка на последнем слове. Начали!

Три дня, не умолкая, бушует океан,
Как он меж ног, болтается отважный капитан.
В каюте класса первого
Садко – богатый гость.
Он рвёт гондонов дюжины,
Срывая свою злость.
«Дружинушка, дружина,
Мати тебя ести,
Давай метнём, дружинушка,
Кому на дно идти».
И вот метнули жребий,
И стало всем легко:
На дно идти сбирается
Зачинщик – сам Садко.