«У ворот в золотистом обличьи…»
У ворот в золотистом обличьи
день прошедший помедлил с прощаньем.
Неприличное так же привычно,
как душе грохотанье брусчатки.
На запястье повисла манжета,
на веранде скрипят половицы,
и колючее пламя букета
на матерчатой стенке клубится.
У актрисы сегодня знакомый.
По чугунке заехал на дачу.
И актриса тепло и знакомо
то смеется, то хочет, то плачет.
Но об этом они не расскажут,
не напишут и не нарисуют
только по сердцу жадно проскачут
слабой дробью своих поцелуев.
«Когда исчезла Любовь…»
Когда исчезла Любовь, вместе с ней
ушла и Поэзия, и этого было
достаточно, чтобы Душа уснула.
Когда уснула трава в земле и ушел
блеск небес, наступила слякоть.
Что исчезло из сердца и куда это
что-то исчезло и достаточно ли
осталось сердца, чтобы это что-то
найти? Грязнуля!
Как ты падаешь в эти слюни земли и
не достаточно ли об этом плакать?
Кто-то рассказывает со страстью о
жидомасонах, с треском, с радостью,
как он открыл их.
Вшивые Шивы в регионе Мазовше
собирают кукол поющих колядки.
Пристегнув оперенье белых орлов —
блеск от крыл их,—
люди как лодки обманутые веслом
(мастерком) бегут без оглядки.
Рерих весь в перьях белых орлов
ест их чавкая, звякая.
Свивается кольцами цепь-не цепь:
змея, которую не раздавить
Медному Всаднику.
В год Змеи она распрямляется,
случается гадость всякая.
Сколько мистических сил обступило
Россию и не исчезает и это досадно.
Вянет Душа. Спит и вянет во сне.
Как ей найти Любовь, которой нет во мне?
Как ей вернуть Поэзию в сердце мое?
Вянет Душа и во сне о себе поет.
«В прогулке полуночной…»
В прогулке полуночной
смерть и отрада
и мы.
Какого нам надо
ключица и луночка
в лоне зимы?
Колотится жилка
и небо колотит
над нами.
Осталась от плоти
одна лишь полоска
желанья.
Остались одни на двоих
пережитые, пере —
забытые губы,
как будто бы берег
дешевой любви
безобидно безлюбый.
Огнем прошибают
нестрашные пасти
подъездов.
Какие напасти
еще ожидают
поэзию?
И есть ли поэзия
в том, что мы так
безнадежно
на каждый пустяк
собираемся лезть
под одежду.
В прогулке полуночной