Там цари и господа
рассуждают все по-своему,
так что мы от их суда
только и живем, что воем.
Куколка, балетница, вображала, сплетница
на дворе кричит,
два тяжелых месяца
по утрам кричит.
«Какая прибыль нам от того, что случается с нами…»
Какая прибыль нам от того, что случается с нами?
Трактора на вспашку пошли. Мы сидим глядим.
Вьется траурной галкой над тремя полями,
над двумя буграми и проселком одним
наше сердце, выпущенное поиграть попрыгать,
от парши серебристое на солнце,
а за левым бугром над каменной ригой
из Рязани ведут самолет комсомольцы.
«Не одни инсектофунгициды он привез…»
Не одни инсектофунгициды он привез.
Из кабины целый ящик пива
на траву и сразу в тень под иву
мимо худеньких берез
выволокли и поволокли
так, не отрывая от земли.
Что я приобрел по сути дела
не за дни и месяцы – за годы?
Про свое заржали два пилота.
И пока мы славно так сидели,
я смотрел как в старом пиве хлопья
плавают как в небе самолеты.
«Бессмысленно и безразлично…»
Бессмысленно и безразлично
входя во все заботы всех,
сам убедишь себя отлично,
что ты добрейший человек.
И с возмущеньем неподдельным,
услышав за своей спиной,
мол, вот подлец, ты крест нательный
рванешь, как будто он виной.
Ах! в этом всем такая мука,
такая сладость и любовь,
такая тайная наука,
что нету и не нужно слов!
Но как нам быть без разговоров,
без обсуждений, и печаль
сочувствия – нам как опора,
как чувство локтя и плеча.
«Холодное небо просвеченное покоем…»
Холодное небо просвеченное покоем
сереет среди облаков,
а дух земли обеспокоен, что никоим
образом он не таков,
как это небо. Еще он жарок,
еще в прохладную зелень одет,
как будто девушка-перестарок,
втиснутая в модный вельвет.
Гляди, как под ливнем налип на столб
вымпел на катере местной линии,
а он добросовестно идет пустой,
но кто поедет в такой-то ливень?
Несоответствие – душа искусств,
моих неприветливых, требовательных подруг
раскрывающих розу горячих уст
совсем не сразу, совсем не вдруг.
«Я хочу рассказать, что мертва и суха на излом…»
Я хочу рассказать, что мертва и суха на излом
даже самая нежная вера,
что душа моя ищет свой дом,
забеременев от офицера
и дрожит у меня на ладони незнакомая ваша рука.
Каждый день я встаю.
Мой холоп – мое тело со мною.
Царь отвратен. Я таю, летаю, таю.
И разве таю? Я готов рассказать это многим
лишь бы кто-нибудь понял
полежав у меня на ладони.
Мир прекрасен и пуст,
будто комната с моющимися обоями.