Буря в бокале

« Не знаю, как от счастья, но вот смерть от скромности, сему служителю точно не грозит!» -подумал про себя Унцио, вслух естественно ничего не сказав.

– Да, я счастлив!– Лкун воздел руки ввысь, но не достаточно энергично и высоко на взгляд странствующего монаха. – И озабочен одновременно.– Руки настоятеля немедленно опустились, повиснув плетьми вдоль тела. По всей видимости, он ждал, что его гость броситься задавать вопросы или хотя бы соизволит проявить обыкновенное любопытство, но тот с невозмутимым взглядом продолжал угрюмо сидеть на табурете, и, не помышляя, вообще как-то реагировать на его слова.

– Хм,– выдохнул Лкун.– Так вот возвращаясь к воли нашего пресветлого Мируса,– резко перешёл он на деловой тон, присущий скорее матерому торгашу с Центрального круга, нежели кроткому божьему служителю.– Ему требуется Унцио твоя помощь.– Видя, что смысл сказанного не доходит до собеседника, он несколько возвысил голос, вновь воздев руки ввысь – Представь только величественный Мирус выбрал никого нибудь из множества достойнейших служителей, а именно тебя Унцио. Какое высочайшее доверие тебе оказано. Ты самый счастливый человек на свете! Ибо именно тебе и ни кому другому выпало ответственная миссия, представь только возложенная Самим. Ах, как же я тебе завидую!

– Я с радостью отдам её вам.

На этот раз монах не сдержал себя. То ли усталость навалилась, то ли выпитое сказалось на нём, но едкое замечание, нечаянно сорвалось с его губ, вмиг повысив градус напряжения в общении с настоятелем.

– Что? Что я слышу, ты отказываешься?– глаза Лкуна сузились, оставив две узкие полоски в которых монах готов был поклясться, плескалась тьма.

– Нет. Я ничего такого не говорил.– Поспешно отзвездился Унцио от собственных слов, кровь разом отхлынула от его лица, так испугался он.

– Неужто ты усомнился в воли Мируса?– продолжал наседать настоятель. – Не охладела ли вера твоя, не посеял ли дракус зёрна непокорности и отступничества в душе твоей?– допытывался он, пристально буравя взглядом монаха.

– Никак, нет! Предан я Мирусу всем сердцем и душой!– Унцио, не смотря на усталость, вскочил на ноги, горячо бия кулаком себе по груди выбивая целое облако пыли из грязного балахона.

– Кхе-кхе-кхе… протяжно закашлялся настоятель, совсем не ожидавший такого резкого ухудшения экологической обстановки в храме.– Достаточно!– замахал он руками.– Прекрати,– вижу-вижу, вера твоя по-прежнему пыльна, то есть крепка, а, кхе-кхе-кхе!!! Чихал он, не останавливаясь, содрогаясь своим тщедушным телом, как в припадке.

– Да это так!

Очередной слегка усиленный эмоциональным всплеском хлопок кулака выбил целый столб сероватой пыли накопившейся за немалое время, проведенное в дороге.

Лкун задыхаясь, кашлял, его глаза слезились от попавших в них едких крупиц пыли. – Достаточно,– жалобно хрипел он, будто какой-то мученик веры Мируса истязаемый дракусовыми приспешниками.

Унцио, наконец, опомнившись, что на его глазах кончается брат по вере, бросился спасать его, вот только, выходило у него это достаточно неуклюже. Вместо того, чтобы открыть окно или дверь, пустив свежую струю воздуха, он почему-то принялся бить его по спине, будто тот поперхнулся чем-то. Лкуну в свою очередь, показалось, что Унцио, не иначе, как решил его убить, в свете чего он попытался предпринять отчаянную попытку залезть под стол, дабы укрыться там от свихнувшегося от странствий монаха. Но как оказалось, это было сделать не так-то просто, Унцио расценил эту попытку бегства, как предобморочное состояние настоятеля и как его учили, бросился оказывать первую немедленную помощь. Схватив со стола полотенце, он хотел смочить его водой, но, нигде не заметив ее, взял то единственное, что было под рукой, а именно, графин с остатками скрутиловки в нём. Вылив, с чувством сожаления всё содержимое на тряпку, он с неистовством начал хлестать ей по лицу отчаянно упирающегося Лкуна.

– Крепитесь преподобный,– пыхтел монах, зажав огромными ручищами мокрую тряпку и мочаля ей сухое смуглое лицо, пытаясь привести, таким образом, в чувство собрата своего по вере.

– Мруууу,– хрипел, мотая головой, как капризный ребёнок настоятель самого большого храма Мируса на юге королевства.

– Вам легче, вам уже легче, ваше преосвященство?

С перепугу затараторил Унцио, он всерьёз опасался за жизнь жреца Мируса, даже не отдавая себе отсчёт, что сам сейчас является главной её угрозой.

– Угу, угу,– изо всех сил кивал головой Лкун, не в силах вымолвить ни слова и его можно было понять, ибо тяжело что-то донести до другого человека, когда тот другой активно елозит тряпкой тебе по губам.

– Слава Мирусу!– выдохнул облегчённо монах, наконец ставший осознавать, что настоятелю действительно становиться лучше.– Я так перепугался за вас святейший Лкун, что вы даже не представляете как. Давайте я помогу вам встать,– он схватил за плечи ели живого настоятеля и аккуратно, по крайне мере стараясь аккуратно поставил того на ноги. В могучих руках странствующего монаха сухонькое тело старика болталась как тряпичная кукла.

– Всё, спасибо, Унцио ,-слабым голосом произнёс он, делая жалкие попытки освободиться из мнущих его лап.– Мне уже гораздо лучше, можешь меня более не держать.

– Вы, в этом уверены, преподобный?– всё ещё достаточно сильно сомневался носитель веры.

– Также уверен, как в том, что Мирус истинный бог.

– Что ж, вам виднее… п

Пальцы Унция медленно разжались, но убирать руки он не спешил, готовый в любой момент опять обхватить настоятеля. Тот в свою очередь, опасаясь вновь подобной перспективы, быть захваченным в тиски этих не иначе как каменных ручищ поспешил отпрянуть назад, предусмотрительно отступив в стороны так, чтобы между ними находился стол.

« Я совершил доброе деяние!» – пронеслась ликующая мысль в гудящей от последних событий голове Унция.

« Я едва избежал лютой смерти…» – облегчённо перевел дух Лкун, про себя он поспешил воздать хвалу Мирусу.

Десятью минутами позже, когда он сумел окончательно восстановить дыхание и когда силы вновь вернулись к нему настоятель, продолжил прерванную речь. Ему как-никогда хотелось выпить сейчас, смочить сухое горло, но он боялся пить при Унцио, опасаясь, что тот, тоже захочет промочить своё, и как следствие, окончательно потеряет над собой контроль. Так что, ворочая сухим, как наждак языком, он тихо заговорил.

– Мирус справедливый бог, бесконечно добр к своим рабам и безжалостен к врагам. Помни об этом где бы ты не находился и чем ни занимался.

– Да, я никогда не забывал об этом!– вытянулся стрункой, подтянув живот монах, как учили в армии.

– Очень сильно надеюсь, что это так на самом деле. В противном же случае,– тонкие брови настоятеля сошлись на переносице, но вместо грозного, как он рассчитывал эффекта, получилось жалобное блеяние,– горе тебе Унцио.

Монах покорно опустил голову, дабы не рассмеяться тому в лицо из-за причины, что его собеседник имел сейчас довольно-таки комический образ, точно фигляр из заезжего балагана пародирующий грозного господина.

– Я буду молиться за тебя.– Продолжил уже мягче настоятель, – но и ты должен доказать не только словами, но и делами свою готовность служить Мирусу.

– Всегда готов, послужить!– бодро отрапортовал Унцио.

– Что ж, отрадно это слышать. Я вижу, ты вновь преисполнен горячим жаром нести святую службу. И как раз есть жизненно важное дело для тебя.

– Да, и какое?

На первый взгляд странствующий монах был сама кротость, внутри же он буквально кипел. « Говори уже мерзкий старикан, в какую задницу ты меня решил засунуть?»

– Задание очень ответственное. Тебе предстоит, естественно по воли Мируса,– поспешил внести уточнение Лкун, – достать одну вещь. Оговорюсь сразу, предмет этот в порочных руках приобретает опасное действо. Ты должен найти и принести мне её сразу не медля ни минуты, дабы слуги дракуса не завладели ей и не использовали в своих грязных и тёмных делах.– Видя, что монах, мягко говоря, пребывает в замешательстве, он не мог не спросить, – ты понимаешь, о чём я тебе говорю?

– Э… не совсем,– протянул Унцио, облизывая быстро сохнущие губы,– что это за вещь такая ценная? И зачем она Мирусу понадобилась, когда у него и так всего должно хватать в избытке.

Настоятель отрицательно замотал головой и пустился в объяснения. – Статуэтка древняя языческая, преступного и забытого за многие века культа. Тебе во что бы то ни стало надо вырвать её из лап культистов и принести ко мне, дабы я мог уничтожить сие неподобство в очистительном пламени храмового алтаря. И вот как она выглядит… настоятель протянул пергаментный лист сбитому с толку монаху.

– Дева с чашей?– оторвавшись, через некоторое время, неуверенно поглядел странствующий монах на Лкуна.

– Прислужница крякусава, будь проклята она во веки! Принеси её ко мне, как можно скорее, нам никак нельзя позволить, чтобы она попала в руки культистов!– при этом настоятель стукнул сухоньким кулачком себе по ладошке.

– Но. Где мне её отыскать, то?– развёл в свою очередь руками Унцио.

– Я дам тебе один компас, при помощи которого ты отыщешь эту статуэтку.– Пообещал Лкун и ободряюще взглянул на озадаченного от полученного задания Унция.

– Хорошо, я готов исполнить волю нашего бога, раз того требует Мирус.

Вынужден был, смирился, монах, понимая, что спорить с духовным лицом, находящимся на несколько рангов выше его собственного чревато нежелательными последствиями, сулящими большие неприятности в недалеком будущем. Еще в самом начале своего послушничества Унцио четко уяснил, что Бог на многие вещи может закрыть глаза и простить, но только не жрец. Единственное, что мог извлечь монах из этой ситуации, выторговать себе небольшую отсрочку, что он и попытался сделать.

– Но, прежде, чем пуститься в путь наставник, хочу испросить у вас разрешения отобедать и дать хоть немного отдыха онемевшим от долгой ходьбы ногам.– Жалобно произнёс он.

– Нет, у нас времени отдыхать, дорога каждая минута.– И шанса малого на отсрочку не оставил Лкун монаху.– После передохнём, когда исполним волю Мируса.– Пообещал он, что значило времени на сборы и проводы будет совсем мало.

Унцио окончательно приуныл, но не настолько, чтобы не поинтересоваться финансовой стороной дела. – Наставник Лкун не известно, на какое время затянуться поиски статуэтки, а денег у меня совсем не осталось в наличии. Притом ежели при сыске мне придётся воспользоваться услугами извозчика, заплатить ему не будет чем.

На, что тут же последовал ожидаемый вполне ответ.– Мне понятны твои тревоги брат мой, я разделяю их, осознаю всю сложность и щепетильность ситуации, но храмовая касса, к сожалению пуста…