Теперь голову опустил я.
– Ну конечно, Тонь, – сказал я тихо. – В любое время дня и ночи!
Почти незаметно выделив последнее слово, я просто хотел помочь своей подруге, понимая, что ей не совсем легко дается этот разговор. Мы давно понимали друг друга без слов. Ведь не все нужно выражать словами!
Тонечка, получив мое согласие, не стала ни о чем говорить. Она подошла ко мне, обняла за плечи и быстро поцеловала меня в мои, не успевшие среагировать губы. Затем повернулась и быстро пошла к себе.
– А когда, во сколько? – успел спросить я.
Тонечка, спохватившись, что совсем забыла про необходимые детали, обернулась и быстро проговорила:
– Сегодня. Вечером.
Она ушла, но перед моими глазами странной, загадочной улыбкой продолжало сиять ее лицо. Куда там Джоконде до такой улыбки! Я повернулся к зеркалу. На моем лице была точно такая же улыбка. Только совсем глупая.
Мы поняли друг друга.
Ближе к вечеру я позвонил из дома. Позвонил специально поздно, чтобы и девушкам дать время все решить окончательно, и самому не быть назойливым.
– Женя, – услышал я в трубке, – мы тебя ждем.
– Тоня, а в какую… квартиру приходить, – разыграл я непонимание.
– Это Аня, – Тоня занята сейчас. Позвать?
– Анечка, – сказал я очень серьезным, но мягким тоном, – не нужно звать. Пусть своими делами занимается. Мы же все равно увидимся. Я тебе хотел сказать…
– Да, я слушаю.
– Тоня как-то сказала, что вы с ней разные…
Анечка молчала.
– Теперь я тоже так думаю. Понимаешь, каждый человек, имеет не только внешность, он создает свой неповторимый образ. Вы можете быть похожи, как две капли воды…
Я сбился и замолчал.
– Я слушаю, Женя, – подтолкнула меня Анечка.
– Ваши образы разные. Понимаешь меня?
– Понимаю, Женя, очень хорошо понимаю.
– Я сейчас тебе скажу одну вещь…
Я действительно был в смятении и прекрасно видел, что для Ани это не секрет. Она не торопила меня.
– У меня такого никогда в жизни не было, – начал я неудачно, – я имею в виду, вот так общаться с очень похожими людьми.
– В глазах двоиться? – очень весело спросила моя собеседница.
– Да… – сознался я. – Только не в глазах. В душе… в сердце.
Это было смело! Я успел пожалеть о такой смелости. Но Аня была очень неглупой и дипломатичной девушкой, давая мне некоторые права на ошибки.
– …И я не знаю, поверь, чей образ сейчас меня волнует больше.
Анечка долго молчала, а я не торопил ее. За это время я услышал звон посуды и понял – Тонечки рядом нет, мы с ее сестрой уже наедине.
Анечка тихо и немного лукаво спросила
– Это что, наш маленький заговор? – я почувствовал доброту в голосе моей новой собеседницы, и понял, что Аня улыбается.
– Ну, – не сразу нашелся я, – пусть это будет наша маленькая тайна.
– Хорошо, Женя, пусть это будет нашей маленькой тайной.
Последние слова Анечка прошептала совсем тихо, и я понял их, скорее по форме, чем по смыслу.
– Анечка, Аня… – начал я.
– Да, Женя, я слушаю.
– Аня, ты не представляешь, как приятно мне было с тобой поговорить! – предложил я своей собеседнице закончить разговор без Тонечки.
После пятисекундного замешательства Анечка ответила:
– Я рада. И мне тоже очень приятно.
И она первой положила трубку.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я снова подготовился: к встрече с сестрами-близняшками я отправился с тортом «Птичье молоко», двумя бутылками Советского шампанского и с двумя огромными розами. Для Тонечки Воробьевой предназначалась красная – символ страстной любви, для Анечки Аугенблик розовая – символ многообещающего начала таких же страстных отношений. Я предположил, что у обеих сестер тонкий вкус, и они могли такие условности чувствовать или хотя бы знать символику.
Накануне мы с Тонечкой уже условились, что она встретит меня заранее. Тогда получалось, что в гости к ее сестре мы придем парой. В этом ничего предосудительного не было, ну а дальше… Дальше, как пойдет. В конце концов, так выходило, что мы, все трое, двигались к одной и той же цели, и только необычность этой цели, нестандартность ситуации не позволяли нам быть полностью раскованными.
Тонечка Воробьева ждала. Завидев меня, еще издали, она кивком головы показала, пойдем, мол! Я остановился и отрицательно покачал головой, показывая розы. Тонечка быстро подошла, дежурно взяла протянутую мной красную розу, внимательно посмотрев на розовую, подставила щечку и, улыбаясь, проговорила:
– Я больше люблю розовые! Ты же знаешь.
Было очень заметно, что моя милая еврейская девушка сильно волнуется. Я же осмелел (в конце-то концов, мы с Тонечкой Воробьевой такое себе позволяем!) и, изучая ее прекрасные глаза, тихо произнес:
– Конечно знаю, Тонечка! Но здесь случай особенный: ты уже моя… А Анечка еще нет.
При этих словах уже моя Тонечка густо покраснела и опустила глаза. Я невольно залюбовался ею, не в силах отвести взгляд.
– Какая же ты у меня хорошенькая! – искренне восхитился я.