Девочка, не промахнись!

– Зачем вы тут сидите?

Севка поглядывал на меня хмуро.

– Щас пойду. А ты чего вернулся?

– Линзы ваши принес. – Он протянул ладонь.

Убрав свои «глазки», я пристроилась с парнем рядышком и поплелась ногами неохотно. Четкой линии поведения все еще не было и в помине.

– Мне бы позвонить, – вздохнула я неохотно.

Уж Танька-то меня в беде не бросит. Примчится хоть на Северный полюс моя несравненная подруга. Такая у неё по жизни доля – быть моей утешительницей и «скорой помощью».

Таксофоны, конечно, все были в плачевном состоянии, и я пошла в сторону круглосуточной аптеки, в надежде разжалобить дежуранта и добраться до средства связи.

– Вы куда, Марь Иванна?

Оказывается, Севка все еще был рядом, хотя и должен был свернуть направо, в проулок, в сторону своей 25-тиэтажки.

– Может быть, в аптеке разрешат позвонить.

– Зачем?

– Ключи-то я посеяла, Всеволод. Позвоню подруге, пусть за мной приедет.

Мальчишка вздохнул и деликатно промямлил:

– Вид у вас сейчас не внушающий доверия.

Это было правдой – чисто, затраханная по кустам шлюха.

Севка протянул мне маленький блестящий предмет, вызвав во мне недоумение, а потом негодование.

– Ну, ты и жук, Ложкин. Я тут вся на нервах, а он мобилу в кармане прячет.

Танькин номер отозвался нудной серией длинных гудков. И раз, и два, и три…. Похоже, подруги не было дома.

– Где её кишки мордуют?!

Я зевнула во весь рот и решила двигать к бабе Вале. Не умру, поди, от сплетен! А потом вид старушки, карабкающейся по ступенькам автобуса, заставил резко осадить свой бодрый аллюр. В автобусе бабка ездит только по случаю вояжа к приятельнице в Бондорево, и всегда остается гостевать на пару дней.

– Приехали…

Я в затравке огляделась – довольно пустынно, ни одного жаждущего секса мужика в ближайшем обозрении.

– Я не могу вас пригласить к себе, – извинился Севка. – Георгина Павловна свалится в истерике сразу и надолго.

Георгина Павловна приходилась мальчишке теткой. Его родители по рекомендации фирмы отправились «башлять» в Германию, а Севке решили дать доучиться, пристроив под надзор двоюродной родственницы. Дама была старомодна, болезненна и занудна. Одного из этих качеств было достаточно, чтобы отравить жизнь кому угодно.

– Ладно, Всеволод, не переживай. Я – девочка взрослая. Иди домой. И помни – завтра экзамен.

– Нет, Марианна, я вас не брошу. Есть место, где нас примут. Только вы не возражайте, что бы я ни сказал.

Я чувствовала, что устала смертельно. Чудо-ножки в чудных туфельках-шпильках уже не просто подрагивали, а тряслись в «пляске святого Витта».

– Делай, что хочешь, братец Лис, только не бросай меня в колючий терновник.

Он засмеялся.

– Вы – нормальная тетка, и красивая к тому же. Зачем вы глаза прячете за этим уродством?

– Чтобы не смущать юные, неокрепшие души своим неземным обаянием, – усмехнулась я. – К тому же, таких глаз в природе не бывает по определению. Если ты видишь такие глаза – значит, это линзы.

– Странная вы, Марианна Ивановна…

Мы поднялись на обшарпанном, вонючем лифте на 14 этаж и позвонили в дверь квартиры с ярко-красной металлической дверью. На удивление открыли сразу, как будто не было двух часов ночи, и нас ждали с распростертыми объятьями. Севка за мгновение до распахнувшейся двери обхватил меня за талию и ткнул мой фейс себе под мышку. Я обмякла вполне натурально, почувствовав опору. Готова была даже на шее у него повиснуть, до того мне захотелось сбросить обувь и попасть в душ, под горячие струи.

– А, это ты, – сказал невидимый для меня хозяин. – А я думал, Кныш вернулся. Забыл свою «трубу» у меня в сортире.

– Колян, пусти ночку скоротать.

– Что так? Или Ленке гайки завинтили? Ленусик, – он потянул меня за голый локоть. – Мамаша начала борьбу за нравственность?

Я поняла, что парень пьян.

– Это не Ленка, Колян.

– Ну, ты, Ложка, озадачил. Кого же краше Ленки нашел?

– Тебе что за дело?

Хозяин густо икнул и, видно, обиделся. Сейчас пошлет нас куда подальше…. Я отлипла от мальчишки и лучезарно улыбнулась в красную физиономию.

Челюсть отъехала у Николая к низу, как в рисованном мультике. По-видимому, моя персона не была для него загадкой. Мне тоже показалось, что я где-то с ним встречалась… танцевала под Новый год… давно.

– Что поделаешь? – сказала я нагло. – Это любовь.

Он пустил нас в квартиру.

Я двинула прямым ходом в ванную с твердым намерением вымыться немедленно. Даже если нас собираются выпереть, это будет после моего омовения. Голова, замученная сопливым гелем, чесалась уже нестерпимо и была согласна даже на гильотину.

– Решительные женщины всегда приводят меня в трепет, – философски гукнул хозяин, немножечко протрезвев.

Я принялась раздеваться и подслушала разговор парней, завернувших на кухню – акустика в наших домах – радость шпионам!

– Дай белье чистое, – сказал Севка грубо.

– Жалко, – откликнулся Колян вредным голосом. – Стирать потом кто будет, ведь изгваздаешь все на радостях-то.