Кавиан. Альфа

– Кто-нибудь видел это?

– Все, – призналась я.

Она метнула на меня взгляд и сильно зажмурилась, как будто испытала сильнейшую боль.

– Ох… нет, какой позор. Столько тренировок, столько упражнений на спину, и ты не можешь поднять кувшин. Твои ровесницы уже столько достигли, а ты не можешь сделать даже эту мелочь.

Я готовилась к её ярости, готова была даже к тому что она как-нибудь узнает о моих прогулах. Сама же я никогда в этом не, признаюсь. Боюсь.

О нет, она целит на меня своими сяжками! Читает мои мысли? Почему сейчас?!

Иртисс резко ко мне повернулась, выискивающее посмотрела. Сяжки всё ещё вибрировали на меня.

– Что? Ну-ка скажи!

Это бессмысленно уже скрывать. Сильно запинаясь я всё же пробормотала:

– Келле Иртис, я это… Когда вы оставляли меня в саду экосов, я… ну, я не тренировалась.

– Ч… как это, не тренировалась? – глаза ее округлились, – А что ты делала?

– Г-гуляла по саду. Общалась с подружками.

– Общалась?!

– Простите, госпожа Иртисс.

Я не заметила, как она оказалась возле меня, а в следующий миг моя щека вспыхнула от страшной боли: келле со всей силы вмазала мне пощёчину.

– Прогуливала тренировки? Гуляла? Общалась? Ох, не снится мне это – всё, что сейчас слышу от тебя? Значит, я тебя оставляла, доверяла, а ты… а ты… Ещё раз повтори это!

– Я прогуливала тренировки.

Она шипит некесами, сяжки на её голове вот-вот сломаются от напряжения, а крылья за спиной Иртисс машут с такой силой, что подталкивают женщину ко мне. Келле хотела ещё раз меня ударить, но сдержалась: сжала руку в кулак и отошла.

– Ну за что мне это? Я думала, ты тренируешь спину, а теперь даже кувшин не можешь поднять, а я, дура, считала, что сама что-то не так делаю. Как ты посмела меня обманывать? За что?

Я не знала, что ответить.

– Нэ’Тус, милая моя, ну как ты не можешь понять: все эти тренировки необходимы. От этого зависит твоя будущая жизнь. Ты хочешь погибнуть на границе?!

– Н-нет…

– Так объясни! Я начинала с малого, теперь решила давать полезные испытания, которые, как оказалось, ты не можешь выполнить. О Айхас, ну почему ты такая непослушная? Мне нужно бить тебя, чтобы ты выполняла свои обязанности?

– Не надо.

Я застыла на месте, вросла в лепесток, с опаской смотря на госпожу. Она не может найти себе места и сгорает от злости и обиды. Именно сейчас мне стало жалко Иртисс, она хочет стать достойной келле, но как она это сделает, если у неё такая ученица?

Лишь в нескольких моих словах ещё теплилась надежда.

– Прошу, простите меня!

Она стояла ко мне спиной, а когда обернулась, я увидела, что келле плачет. Явно не хотела этого показывать, быстро смахнула слёзы. Но заговорила Иртисс обиженным, слезливым голосом:

– А чего ты передо мной извиняешься? Нужны мне твои извинения, а? Вот когда локусы-малыши начнут отрывать от твоего тела ноги и руки, скажи им: «Простите, локусы, я не тренировалась, чтобы вырваться из ваших пут с помощью крыльев, пожалуйста не убивайте меня». Или, когда гигант будет нестись на тебя с огромной скоростью, крикни ему: «Простите меня, гиганты, я не умею ловко от вас уклоняться. Давайте, размазывайте меня по земле! Давайте, малыши, душите! Рвите на части!». Если ты никчёмный кувшин не можешь поднять, о какой борьбе с корнями мы говорим?

Она взяла себя в руки и быстро вернула прежнюю строгость. Такую эмоционально неприступную келле довел до слёз мой провал в простом испытании.

Мы молчали долго. Я всё ещё оставалась «приросшей» к лепестку, не осмеливаясь сделать шаг. Иртисс сидела на ложе, потом, будто нехотя, встала и подошла ко мне:

– Где ты оставила кувшин?

– Возле Эйга-Нек.

Госпожа и я полетели на поляну. На месте Иртисс осмотрела кувшин, обхватила и без труда поднялась с ним в небо. Мы вернулись, но пить не стали, аппетита не было ни у меня, ни у келле. Госпожа дождалась, когда иплис сомкнёт над нами лепестки, но оставила один открытый, сев у него медитировать. Я сняла капоа и легла на ложе, постараюсь заснуть. Не получалось. В тишине ночи я снова попросила прощения у келле.

Но она ничего не ответила.

***

После моего позора изменилось всё, как и было обещано. Нужно было догонять упущенные занятия поэтому я занималась до глубокой ночи. Свободное время теперь дикость. Никакого шага в сторону, никаких бесед с подружками даже вечером на озере, даже купаний почти не было. Такова расплата за мою «безответственность». Иртисс кроме того, что хотела меня исправить, очень боялась, что Высшие Сёстры узнают о моей плохой подготовке, которой явно не хватает чтобы стать полноценной частью роя.

День-ночь. День-ночь. Мои мучения только начинались.

– Я тебе сказала ложиться? Поела уже? Летим снова в экосы.

– Ночь уже!

– Полоса препятствий!

– Но как я в темноте буду бегать?

– Закрой рот и делай что я тебе скажу. Ты отмазки не придумывай, вотрёшь пыльцу сиуи в глаза и будешь бегать, пока я не скажу «стоп»!

От этой пыльцы уже глаза болят. Повадилась Иртисс гонять меня ночью что теперь нужно втирать эту дрянь в глаза чтобы видеть в темноте. Но да-да, я виновата во всём. Нэ’Тус плохая. Нэ’Тус непослушная. Нэ’Тус такая-сякая. Я поняла свои ошибки и исправляюсь. За таким ритмом я даже не замечала, как пролетают дни но улучшаются мои результаты. Капоа и кеноа стали со мной как одно целое, а на экосах я могла летать хоть весь день, но сил ещё не хватало вырвать корни из земли.

Что у нас ещё? Собрания, формирование роя, занятия с корнями, тренировка на кеноа. Этого мало, конечно же, давайте добавим к этому и лекции. Раз в несколько дней, вечером, нас собирали под цветком матери Гелеис и долго и нудно рассказывали о нашем предназначении. Мы помощницы, мы рабочие, мы воительницы на страже покоя сестёр.

Настал день, которого келле ждала с трепетом. Проверка. Очередным утром наш рой из молодняка погнали к диким садам. Услышав «дикий» подумала к нам, в Агма, но нет. Мы улетели совсем далеко, прочь от сада, к местам где я никогда ещё не бывала. Это была территория долгих равнин между границей Эйга-Тэх и семьями с их садами. Наш рой привели в настоящие непролазные джунгли где жили наши общие предки – Древние Матери. Дремы, громадные шестилапые насекомые. Их было совсем немного, и живут они в уединении в таких местах.

Самая старая дрема обитает в глубинах дикого сада, в гнезде, свитом из стеблей иплисов. Её сёстры живут неподалёку, следят за здоровьем и пищей. Старая и очень массивная дрема встала на четыре лапы и подняла ещё две передние. У неё была треугольная голова, две пары сяжек, а под гладкими мандибулами виднелись хоботки, которыми она потребляла нектар. Это было необычное знакомство, и случилось оно потому что место для наших испытаний находилось совсем рядом, решили так сказать мимоходом залететь и представить этим существам молодых защитниц.

Рядом с необъятным садом дикой растительности всходило поле липкого длинного тростника. Стоило только войти в эти заросли и ненадолго остановиться, как мы сразу оказывались в плену липких стебельков. Наверное, кто-то когда-то решил, что преодоление этих зарослей – хорошая проверка на силу и выносливость, ибо без неё пройти через заросли почти невозможно. И наша нехитрая задача заключалась в том, чтобы смело прыгать в этот тростник и «плыть» через него до другого края.

– Приготовьтесь, девочки.

Нас построили в линию у начала поля, келле остались позади, наблюдали и волновались. Пока организаторы испытания объясняли, что делать, я попыталась дотронуться до тростника, но отдёрнула руку, потому что растения начали тянуться ко мне, так и хотели склеить намертво.