Тихий дом

Боря ее, казалось, не слышал. После матери, которую он очень любил, Клара была единственным звеном, которое его связывало с прошлым, с детством и юностью. Клара уже раскаялась и пожалела, что упомянула о больной для них обоих теме. Не слишком ли жалобно и просительно она говорила? Не получится ли, будто ей скучно, одиноко и она ждет его приезда?

– У меня правда все в порядке, не волнуйся! Я обещаю себя беречь. Ты только не поднимай шум, не срывайся с места и перестань говорить о переезде. Со мной все будет хо-ро-шо!

– Только честно, Хаечка. Как ты себя чувствуешь?

– Совершенно нормально. Завтра утром прогуляюсь с этим скандалистом и схожу в аптеку. Накуплю все, что мне выписал доктор и продолжу лечение. Хотя я не думаю, что это хорошая идея, ведь я всегда лечила себя сама.

– Не перетруждайся. Я же тебе объяснял, как можно заказывать доставку продуктов на дом?

– Да, конечно, я помню, – ответила Клара, но сама подумала совсем другое. Вот еще чего не хватало! Чтобы ей приносили все домой? Тогда ей вообще не выходить из дома?!?

– Не рвись в свой сад, не нагибайся над своими грядками сейчас, обещаешь?

– Боречка, милый, это у вас там круглый год лето. Здесь февраль, земля еще мерзлая и твердая, как камень. Что мне в саду делать?

– Слава Богу! Будем тогда на связи. Следи за телефоном, заряжай его. И пришли фотографию, если ты избегаешь видеозвонков.

– Вот еще не хватало! У меня полголовы седых волос! Пока провалялась в этой больнице, пропустила покраску. Приведу себя в порядок и пришлю фото.

– Спасибо хоть за это, – Борька ворчал, как его отец, – У тебя деньги есть?

– Конечно, есть! Ты же знаешь! Я еще тебе могу выслать.

– Не надо мне ничего, – он все еще сердился, – ты о себе не забывай, это главное.

– Обязательно. До свидания, дорогой. Передавай привет жене, поцелуй детей.

– До свидания, Хая. Я позвоню через пару дней, а ты звони в любое время, как только что-то будет нужно. Я друзей подключу!..

– Обещаю!

Вот так и знала, что он поднимет шум и специально не говорила о своих намерениях заранее, зная, что он будет ее уговаривать остаться в больнице! Позвонила из дома, тогда, когда уже будет нельзя выбить ее с укрепленной позиции, и все же разволновала Боречку. Такой хороший мальчик! Спасибо тебе, Господи!..

3

Клара прожила долгую жизнь и иногда, раздумывая о прошлом, не могла поверить, что на ее век пришлось столько потрясений. Ее родители считали появление телефона дома настоящей роскошью. Мамочка все годы стирала белье руками, кипятила, крахмалила, подсинивала. В такие дни на кухне была настоящая парная, но мамочка очень любила запах чистого белья, нагревала на печке черный неподъемный чугунный утюг, который она иногда использовала в качестве пресса для соления капусты, и, вытирая бегущий пот, гладила. Выглаженное постельное белье мама не убирала в шкаф сразу, а оставляла какое-то время на виду, любовалась аккуратными стопками. Проходя мимо, будто бы случайно, дотрагивалась рукой и испытывала при этом настоящее удовольствие, совсем такое, что ощущала Клара от покупки новой одежды или золотого колечка в молодости.

Вечно говорящее радио маму веселило, она всей своей дилетантской душой любила музыку, не пропускала выпуски новостей, радиоспектакли и даже детские передачи. Что сказала бы бедная мамочка, узнав, что на появлении в семье цветного телевизора, настоящего чуда, все не закончилось? Скоростные поезда, летящие во все уголки мира самолеты, крошечные телефоны, способные поместиться в кармане, получение денег на банковскую карту, возможность продать вещь или пристроить щенков не выходя из дома, мгновенная покупка и скорая доставка любого, прежде дефицитного товара вроде телевизора, миксера, утюга, видеозвонки и появление интернета, как одуряюще действующего на молодое поколение, так и значительно облегчающего жизнь всем остальным нормальным людям – такое невозможно было представить какие-то тридцать лет назад, что уж тут вспоминать мамочку! Клара удивлялась, как люди легко приспосабливаются, принимают все эти чудеса науки и техники и перестают этому восхищаться. Она, конечно, гордилась собой, потому что в свои зрелые годы смогла освоить многое из того, что ей нужно. Она научилась пользоваться даже ноутбуком! Теперь он заменял ей телевизор и телефон, давая возможность увидеть родных и друзей, живущих на сотни и тысячи километров, посмотреть концерты, прогуляться по улицам городов, где она когда-то бывала, найти старых друзей и пересмотреть любимые фильмы. Но было и то, что Клара еще не приняла и не примет никогда, пока Господь дает ей здоровье и возможность передвигаться самостоятельно. Речь идет, конечно, о театре, покупке продуктов и о еженедельном посещении городского рынка. Представить себе, будто спектакль или концерт вживую звучит совсем так же, как и на экране, она не могла. Так же она не готова была отказаться от покупок и общения с людьми, которых она знала не один десяток лет.

Боря, конечно, заботится о ее здоровье и удобстве. При его образе жизни и занятости заказ продуктов на дом – обычное явление, но Кларе доставляло радость делать это самостоятельно. Раньше она сторонилась рынков. Шумящая и толкающаяся толпа, спорящие люди, шныряющие повсюду карманники, запахи гниющих продуктов отталкивали ее. В молодости, которая совпала со временем дефицита, Клара многое покупала в магазинах заходя со служебного входа и без всяких очередей получала свежайшее мясо, настоящий шоколад в мраморных глыбах, куски отборной розовой ветчины и вкуснейшие копчености. В рынках она не знала нужды и заезжала туда исключительно ради фруктов и овощей. Делала это быстро, на ходу, будто боясь испачкать свои кожаные сапожки и мягкую дубленку. Она даже говорила об этом с брезгливостью. Нет, это было чуждое ей место!

Мужья, коих у Клары было три, в той или иной степени помогали ей с этим неприятным делом, но когда их не стало, она брала эту неприятную, но вынужденную обязанность на себя. Хлебные места, которые всегда занимала Клара, давали ей множество приятных бонусов в виде подношений или взаимовыгодных знакомств, поэтому в молодые годы Клара рынки не жаловала. Выйдя на пенсию, она полюбила их всей душой. В них она теперь видела не только возможность приобрести свежие и вкусные продукты, но и обязательное общение.

Рынок сегодня и много лет назад – совершенно иное дело. Аккуратные ряды, спрятанные от дождей и изнурительной летней жары полупрозрачной крышей, чистота и порядок, никаких вольностей и просроченных товаров, красиво уложенные овощи, пирамиды из блестящих фруктов, кудрявая зелень, сырные головки, крынки со сметаной и молоком, восточные сладости и самые что ни на есть разнообразные орехи – здесь сейчас можно ходить без устали и любоваться, будто ты в музее рассматриваешь полотна фламандских мастеров натюрморта! А подпрыгивающая в воде рыба с прозрачными глазами и дергающимися плавниками? А мидии с креветками, дожидающиеся своих покупателей в ледяных сугробах? А мед из любого региона, который только можно представить? А белые ряды шампиньонов и хлебные лепешки с зеленью, с сыром, с орехами и со злаками? Как можно пропустить такое представление и предпочесть им резиновые помидоры из супермаркета? Как можно купить кота в мешке и прежде не попробовать мед, не выбрать лучшую на вкус сметану и не поучаствовать в игре «Вы только попробуйте, и не надо покупать, если вам не понравится!», «Дама, обойдите весь рынок, и вы не сможете найти копченой рыбы лучше, чем моя!», «Пробуйте, пробуйте!…А?…А! А зачем я буду говорить зря?!?»

Покойная Милочка очень любила рыбу, как и мама, но об этом пойдет разговор отдельно. Она не могла пройти мимо рыбных рядов и уйти с пустыми руками. Клара не разделяла восторгов сестры, но по привычке пару раз в месяц рыбкой баловалась, и когда она ее ела в любом, кстати говоря, виде, ей казалось, что с неба смотрит на нее мама с сестрой и улыбается. Так разве можно их лишить такого удовольствия, скажите мне?

Усатые и пылкие кавказцы раньше не упускали возможности одарить Клару комплиментами. Ярко-рыжие волосы самой разной длины и пышная грудь действовали на нее завораживающе. Клара о своей силе знала и беззастенчиво ею пользовалась. Конечно, речь идет не о рыночных торговцах – здесь ее занимала только игра. Милочка говорила, что если Клара пройдет мимо вон тех вот рядов еще несколько раз, то тот тип, обещавший ей скидку на любой товар, поперхнется слюной и отдаст все свои помидоры совершенно бесплатно. Но Клара, как известно, рынки в молодости не любила, пробегала их все очень быстро и гордилась тем, что ей нет нужды что-либо выпрашивать. Она всегда могла расплатится так, как положено, без всяких скидок. Ей нравилось осознавать, что она сводит мужчин с ума, и получать свои заслуженные комплименты. Для них она была экзотической птичкой, настоящей рыжей бестией. Блондинок они жаловали тоже, но натуральные рыжие встречались еще реже, так что ценились особенно.

Сейчас Клара называла себя старой, хотя не всегда таковой себя чувствовала, и тоже могла похулиганить, как справедливо подметил Боря. Сегодня ее интересовали не комплименты, хотя ухажеры в ее жизни все еще были. Рынок ей нравился красотой, разнообразием, юмором и общением. С возрастом она перестала чувствовать к себе определенный интерес со стороны мужчин, и это сделало ее отчасти свободной и своего рода невидимой для многих. Пожилых людей часто не замечают, заранее подозревают в слепоте и глухоте. «Бабуля, вам сколько зелени положить?» – спрашивает громче обычного и более отчетливо выговаривая слова продавец лет тридцати. Он уже отказал ей в возможности хорошо слышать и соображать. Клара не церемонясь всегда в таком случае отвечает, что орать нечего, она и так все прекрасно слышит, и никакая она ему не бабуля, потому как внуков у нее нет, а если и были бы, то уж точно уродились бы другими, более воспитанными и сообразительными.

На рынке заводились интересные знакомства. Так она заполучила несколько лет назад себе новую подругу, а началось все невинно, с обсуждения рецепта фаршированной рыбы. Теперь вот встречаются пару раз в месяц и с удовольствием пьют кофе то в одном, то в другом доме. Там же она познакомилась с Виктором, с последним на сегодняшний день ухажером, выпалившим сразу же очень смешной анекдот и тем самым завоевавшим ее внимание. С ним она не преставала смеяться, а это, по ее мнению, не так уж и мало. С мужчиной должно быть весело и легко.

Порой она наблюдала, как люди обращаются к продавцам заранее предлагая правильный ответ на вопрос. А это мандарины абхазские? Конечно! Сладкие, как мед! Персики у вас из Грузии? Конечно, а разве не видно? Вижу, поэтому и уточняю! Ваши полотенца из Турции? Да, другого не возим.

Не обращая внимания на пожилую женщину, люди спорили, пытались друг друга обмануть, заводили знакомства, рассказывали о себе больше, чем надо. Кларе это всегда было интересно. Она всю жизнь проработала с людьми и до сих пор была уверена, что ничего более интересного, чем человеческая природа, не существует. Однажды она увидела мужа своей соседки, увлеченно отбирающего фрукты и бережно укладывающего их в пакет. Рядом стояла блондинка приблизительно его же лет, и это была не его жена. Соседка всегда жаловалась, что муж отличается тяжелым характером, почти ни в чем ей не помогает, ни по дому, ни с покупками, ни с детьми. На рынок его вообще было не затащить. Клара видела неподалеку от себя абсолютно другого человека: улыбающегося, внимательного, любящего. Он перебрасывался словами со стоящей рядом женщиной, смотрел на нее особенно и было ясно, что у них роман. Клара вздохнула и с грустью пошла дальше. Жаль девочку, она хорошая мать и жена. Если она узнает правду, то только не от Клары, не от нее…

Рынок часто радовал пожилую женщину сокровищами, неожиданными сюрпризами, причем в самых неожиданных местах. По воскресениям традиционно устраивались так называемые развалы, наш вариант гаражного сейла, как говорил Боречка. Китайское тряпье Клару не интересовало – она находила подлинные сокровища, разложенные на раскладных столах, тряпицах или прямо на земле. Древние старушки, еще старше чем она, а иногда и их несведущие дети, могли продавать кузнецовский фарфор, французскую посуду, роскошные супницы, оставшиеся осколки от прежней жизни, серебряные колечки, которые они по незнанию, смущенные чернотой, принимали за копеечную бижутерию, кожаные перчатки, фетровые шляпы, которые можно было легко отреставрировать, и многое другое.

Так, благодаря счастливой случайности, Клара в разное время стала счастливой обладательницей кузнецовской чайной пары, бело-синего в сеточку чайника из знаменитого сервиза, серебряного кольца с бирюзой, немецкого блюда со сценами из галантной жизни, чудной театральной черной сумочки, расшитой бисером и многого, многого другого. Кто-то говорил, что сумочка бесполезна и очень мала, но Клара жила в ста метрах от театра и класть ей туда, кроме ключей, телефона и салфеток, было решительно нечего. Так что в самый раз! В ерунду вроде чужой энергетики она не верила, у нее был на это свой и бескомпромиссный аргумент, убивающий наповал: «А вы почему пьете с чужих чашек в кафе и едите из чьих-то тарелок?» Люди обычно замолкали, но, принося домой интересные вещички, она все равно принималась их страстно отмывать не на страх, а на совесть. Чистила, терла, орудовала по дну четырехугольной белой вазочки с веточками цветущей вишни ершиком и представляла, как отлично туда впишется букет астр или простых осенних сухоцветов.

Однажды она делала это так усердно, что сломала бедный ершик. Дотерпеть до следующего дня и не поставить вазочку на столик она никак не могла и поэтому, нахлобучив на себя всегда приходящую на помощь курточку Фиры цвета бешеной фуксии, устремилась в ближайший хозяйственный магазин. Там на нее, конечно, посмотрели с сожалением: огненные волосы под мелким дождем опали, обнажили предательски виднеющуюся залысинку, два удаленных зуба явили идеальную улыбку, мечту любого протезиста, и Клара могла бы поклясться, что за ее спиной они покрутили у виска, но все это было совершенно не важно, потому что главная сверхзадача была выполнена. На влажных дорожках сада, рядом с мокрыми и почти голыми деревьями, на цветочных клумбах она сорвала возвышающиеся яркие астры, которые теперь наполняли печальным и сладким очарованием ее комнату. Белая вазочка удивительно способствовала этому настроению. Никакого сожаления о промелькнувшем лете, никакого тоскливого ожидания зимы – Клара находилась от своих находок всегда под таким впечатлением, что с благодарностью встречала даже осень своей жизни.

В последний раз она по счастливой случайности собрала «янтарное трио» – так она окрестила желтый кувшин из толстого стекла и два таких же стакана, высокие, тяжеленные, все друг другу родные. Возможно, семейство было еще более многочисленным, кто-то растерялся по ходу жизни, но Кларе трио оказалось достаточно. В отмытом кувшине, который продавал полуслепой дед, она держала кипяченую воду, из стаканов пила минеральную воду или узвар из сухофруктов. Деда поставила торговать посудой и всяким тряпьем дочка. Насчет цены он получил твердую инструкцию, но Клара и не собиралась торговаться, просто хотела узнать, есть ли к кувшину стаканы. Дед исключительно хорошо отличал на ощупь деньги и мог как-то пользоваться даже простейшим телефоном. Позвонив дочери, он узнал, что стаканы тоже где-то завалялись, очевидно, в другой коробке, их должны были принести завтра. Клара пообещала подойти на следующий день и была очень рада, когда у кувшина нашлась родня. Дед узнавал людей по голосу так же хорошо, как и купюры на ощупь. Ей, уже почти близкой знакомой, он и рассказал, что после смерти жены дочки избавляют дом от хлама и готовят к продаже. Он будет жить по очереди то у одной, то у другой, а ему этого ох как не хочется! Дома-то каждый уголок, каждая полочка знакомы до слез, дома он не пропустит ступеньку, не наткнется неожиданно на шкаф, не пронесет чашку мимо стола, потому как все у него рассчитано по шагам и вытянутой руке. Жена, бывало, смеялась: и как ты наливаешь водку, не пролив ни единой драгоценной капли мимо? Старик улыбнулся своим воспоминаниям: чуда здесь никакого нет. Он по звуку знал, когда рюмочка наполняется до краев, и любовно раскладывал по тарелочке кусочки сала с мясными прожилками и кругляшки огурчиков. Лучшей закуски и не придумаешь!

Теперь «янтарное трио» поселилось в доме у Клары, рядом с электрическим чайником, на деревянном подносе, и она была рада, что предметы не разлучили друг с другом, они не затерялись по коробкам, не разъехались по разным домам. А Боря хотел лишить ее такого интересного общения, такого вкусного обеда, научив пользоваться новым приложением! Клара при необходимости освоила бы его тоже, вот только оно ей было ни к чему. Пока ходят ноги, пока Клёпа бежит подпрыгивая рядом, на рынок она ходить будет с радостью. Вспомнила обо всем этом и уже захотелось утречком сходить за покупками (сбегать уже не получится). На завтрак ее ждала чашечка вкуснейшего кофе и два яйца всмятку – вполне достаточно для первого утра в теплом любимом доме.

4

Сейчас Клара немного осела, а в юности была чуть повыше, с густой и тяжелой рыжей копной и рано появившейся грудью. Она росла как-то непропорционально ее хрупкости, но один плюс в этом определенно был. Вы, конечно, подумали о внимании мальчишек? Нет, эти радости дошли до нее гораздо позже. На нелюбимом уроке физкультуры, когда нужно было отжиматься и коснуться грудью пола, у нее это выходило гораздо легче, чем у других. Вот такими были ее плюсы.

Клара, ребенок войны, плохо помнила годы лишений и возвращение контуженного отца домой. Он вернулся, когда ей было пять, а Милке и того меньше – три года. Все тогда жили одинаково, и они не считали это за трудности – обычное послевоенное детство. Бегали во дворе, горбушку хлеба, посыпанную сахаром, воспринимали как деликатес, пробирались в чужие сады за фруктами, играли всем двором в прятки, а мальчишки гоняли в футбол. Благодаря папе, они носили русскую фамилию и никогда никаких сложностей с национальностью мамы не знали.

Однажды, уже в средней школе, она услышала в свой адрес «а, вот эта рыжая евреечка!» Сказано это было с теплотой и без всякого неприятия. Она на миг остановилась. О себе она никогда так не думала, себя как еврейку не идентифицировала. Все ее одноклассники были детьми из разных семей, удивительным сплетением разных национальностей. Никто не разделял соседей по национальному признаку. Люди были хорошие и плохие – и не больше. Клара впервые задумалась о том, кто она и какого рода-племени. Она даже не обиделась, просто стала смотреть в зеркало чуть более тщательно и с интересом, стремясь разглядеть в себе мамины черты, схожесть с ушедшей бабушкой, чья фотография висела на стене рядом с дедушкиной.

В школе к ней обращались по имени, а с прозвищем она свыклась позже. Все ее друзья звали ее почти так же: Рыжая, Рыжуха, Рыжуля. И в этом ничего оскорбительного она не усматривала. Своими волосами она всегда гордилась, а когда в художественном кружке узнала про картины Ботичелли, стала даже гордиться еще больше своей схожестью со знаменитой «Весной». В ее детстве от обнаженных фигур, даже на картинах великих мастеров, стыдливо отводили глаза, так что она видела на полотнах великого итальянца только стекающиеся волной рыжие волосы, главное богатство героини, и триумфальное шествие весны.

В начальной школе учительница Тамара Тимофеевна однажды, стоя у доски с указкой в руке, рассказывала о том, что они живут в огромной богатой стране, где рука об руку трудятся люди разных национальностей. Дело было накануне майских праздников и на большом плакате шли рядом на демонстрации трудящиеся в национальных костюмах. Тамара Тимофеевна, водя по плакату указкой, объясняла: «Вот идет украинский парень, рядом – девушка-узбечка, грузин в папахе, молдаванин, русский, а еще в нашей стране живут татары, таджики, белорусы, евреи и многие другие. Мы этим гордимся, потому что в разнообразии и единстве и есть наша сила».

Клара тогда даже не моргнула. Грузинский мальчик Давид покраснел, а девочка по фамилии Демьяненко стукнула соседа по голове книгой в ответ на его глупую реплику. Клара даже не подумала, что речь идет о ее маме, и ей нужно тоже как-то реагировать: гордиться, стыдиться, краснеть. Она, конечно, спрашивала, почему ее дома зовут иногда Хаей, Хаечкой или Хаюсей, а мама также спокойно ей объяснила, что на языке ее бабушки это и есть Клара. Девочка осталась объяснением довольна и просила маму только не называть ее так на улице, при подружках. Просто не хотелось объяснять эту историю всем и каждому. Знала, что мальчишки могут склонять ее домашнее имя по-своему, на свой грязный лад. Так и уговорились: Клара, Хая, Хаюся, Рыжая, Рыжуля. Один из двоюродных братьев звал ее «девочка-осень». «Весна» Ботичелли ей нравилась, конечно, больше, но и «осень» звучала совсем даже неплохо.

Что-то Клара от родителей, наверное, слышала, но в их доме политику никто и никогда открыто не обсуждал. Однажды – Клара это запомнила не потому, что сказала что-то неприличное, а из-за несвойственной маме резкости – она во время подготовки к отчетному концерту в Доме Культуры вдруг сказала, указав на портреты членов Политбюро: «Ой, и здесь их повесили! Зачем так много?» Мама, женщина мягкая и кроткая, резко дернула Клару за косу, которую сама же только что заплетала. Клара поняла, что это значит «молчи, не говори лишнего», но было так больно, что у нее едва не брызнули слезы.

В старших классах она поняла, что бывает иначе. Их с Милкой подружка, живущая по соседству, как-то рассказала, что очень любит бывать у своей тети в гостях, особенно оставаться с ночевкой. Дом был творческий, супруги работали в газете, играли на гитаре, по вечерам собирали гостей. Если тетя оставалась довольной получившейся статьей, то утром устраивала не просто завтрак, а настоящее пиршество: пекла свои знаменитые оладьи с яблоками, доставала сметану, припрятанный для особого случая джем, заваривала чай и созывала всех к столу. Так вот, Зина говорила, что самое ее любимое воскресное утро и субботний вечер состоял из запахов, доносящихся из кухни, скворчащего масла и звуков радио. Глушилки мешали все расслышать так, как того хотелось, но дядя очень старался, настраивая радиоприемник. Что такое «глушилки», сестры не знали – Зина в свою очередь удивилась их наивности. Она и сама-то понимала плохо, но в целом имела представление о том, что пытаются расслышать ее родственники.

Такой вариант в родительском доме Клары бы не прошел. Папа был убежден, что они живут в самой лучшей стране мира, верил в торжество коммунизма, состоял в партии и, когда в семидесятых кто-то из маминой родни уволился с работы и засобирался за кордон, отец твердо и четко выразил по этому поводу свою позицию: «Это предательство! Уезжать из самой лучшей страны в капиталистическое государство, где бесчинствует военщина, – это не входит ни в какие рамки! Я с ними общаться не собираюсь и тебе запрещаю! Чтобы их ноги не было в моем доме!»

Клара тоже этого не понимала. Как можно решиться и бросить все?!? Слышала только мамины слова о том, что такой отъезд – это маленькая смерть. Папину резкость в семье всегда объясняли контузией – такой ответ мог разъяснить многое. Девочки его любили, но и боялись, ко всем вопросам поначалу подходили к маме. Она готовила почву и уговаривала отца. Такая модель семьи Кларе не нравилась, у нее перед глазами образовался другой пример. Тогда, в свои десять-пятнадцать лет, глядя на пару, которой она восхищалась, она решила, что у нее будет так же. Те, кто знал Клару не с раннего детства и не имел представление о ее родителях и семье, спрашивал, получилось ли у нее. Смогла ли она создать семью по образу и подобию той, которой восхищалась? Нет, отвечала Клара, не вышло. Ничего не получилось. Но в каждом из своих браков она была счастлива. Пусть и недолго.

В тревожное для каждого родителя время Клару бросало и метало из стороны в сторону. То она мечтала о сцене, то грезила медициной, то стремилась в торговлю. Снабжая нарисованными деньгами всех соседских детишек, еще в детстве она устраивала магазин, в котором в ход шли все заготовки, начиная от коллекции открыток и фантиков и заканчивая принесенными из дома конфетами и печенюшками. Вместе с Милкой она лечила игрушки, выписывала им корявым почерком рецепты, а в Доме Культуры уже лет с десяти танцевала на сцене, мечтая посвятить свою жизнь искусству.

Пока мама, как и многие другие женщины того времени, думала лишь о том, как накормить семью и утешала себя тем, что скоро трудности закончатся и можно будет без всяких продуктовых карточек купить все необходимое, Клара видела в тоннеле яркий дневной свет. В детстве все воспринимается гораздо легче. После войны крошечный просвет после тревожной и унылой череды дней расширился, все жены только и молились о возвращении своих мужей домой и сосредоточились на ожидании. Кларин отец вернулся после контузии домой и сразу же устроился на работу. Руки у него были золотые, мужчины после войны ценились на вес золота, они восстанавливали пришедшее в упадок хозяйство, строили, красили, мастерили. Тогда же обнаружилось, что красивый и статный отец заглядывается на других женщин, а, может быть, и они на него, но Клара, и уж тем более Мила, были слишком юными и беспечными, чтобы обращать внимание на чью-то другую жизнь, кроме своей собственной.

В Доме Культуры Клара нашла первый объект для своего девичьего внимания. И это был совсем не красивый вихрастый мальчишка, как можно было бы подумать. Фаина Михайловна или просто Фаечка, как называла ее всю жизнь Клара, вела у них танцевально-театральный кружок и давала всем желающим уроки музыки. Женщина она была необыкновенная! Таких Клара еще никогда не видела: маленькая, чуть выше одиннадцатилетней девочки, аппетитная, как сдобная булочка, с черными проницательными глазами и короткой стрижкой, но сколько в ней было женственности, игры, юмора! Каким она обладала вкусом! Ее одежда казалась девочкам замечательной, хотя все было перешито и переделано много раз. Фаина Михайловна впоследствии часто рассказывала, как перекрашивала платья, перелицовывала шубки, украшала старые туфли брошками, заклеивала трещины, перешивала шляпы. К счастью, у нее имелась подходящая подруга, то ли костюмер, то ли художник по костюмам, и какая-нибудь стеклянная брошь или шелковая лента всегда находилась в ее коллекции.

Фаина Михайловна строила образ из подручного материала, так же она переделывала девочкам костюмы для очередного выступления, и в темные и тяжелые дни ее оптимизм, музыкальность, чувство юмора и желание жить заражали всех вокруг. Девочки летели после школы в Дом Культуры на всех парах, едва успев бросить портфель дома и перекусить на ходу. Очень уж хотелось праздника, музыки и красоты!

Иногда помогать приходила Кларина мама. Муж категорически запретил ей работать – «занимайся девочками!» – да и образования у нее особого не было. До замужества и в годы войны Анна немного работала в детском саду, опять-таки за своими же детьми и присматривала, но, когда вернулся муж, она подчинилась. По словам Фаины Михайловны, лишние руки, способные держать иголку с ниткой, никогда не помешают, и Анна приходила перед выступлениями причесать девочек, подогнать костюмы, залатать дырки, но с Фаиной Михайловной они не сближались, слишком уж они были разными. Честно говоря, Клара не любила, когда мама приходила в Дом Культуры. Ей казалось, что даже своим молчанием она эту затею не одобряет, а на Фаину Михайловну смотрит с осуждением. Мама на самом деле считала это баловством, временным занятием. В том, что касается будущего Клары, они с папой рассуждали одинаково, мыслили в унисон, и танцы вместе с театральным кружком одобряли лишь в качестве детского увлечения.