Лето придёт во сне. Приют

Белёсый.

Того факта, что мы пойманы ночью вне корпуса, уже вполне хватало для самых худших ожиданий, но новая встреча с Белёсым деморализовала меня полностью. В первую секунду я готова была броситься, не разбирая дороги, прочь, как тогда в лесу. Но этот порыв нахлынул и спал, оставив после себя лишь дрожь в ногах и полное безразличие к происходящему. Мелькнула только обречённая мысль о том, что такой поворот событий – закономерная плата за сегодняшнюю удачу, за то, что я отвоевала у судьбы Дэна.

Снова сильно захотелось спать. И голос-без-слов на этот раз молчал.

– Ну и ну, – подал голос второй охранник, повыше и похудее Белёсого. – Девочки!

Он произнёс это таким тоном, словно девочки были последним, что он ожидал увидеть в своей жизни.

– Да, – с готовностью подхватил Белёсый, – вот такие у нас тут девочки. По ночам гуляют с распущенными волосами.

Я заметила, как Яринка машинально подняла руку и тронула свои расплескавшиеся по плечам локоны, будто сама не веря в то, что оказалась вдруг простоволосой перед посторонними мужчинами. Мне же на это было глубоко начихать. Как и на всё остальное. Как там говорил иногда мой папа? Укатали Сивку крутые горки.

– Ну что теперь? – неуверенно обратился к Белёсому второй охранник. – Звоним Николаичу?

Несмотря на апатичное и отстранённое состояние, я сообразила, что речь идёт о Петре Николаевиче, директоре приюта, но даже это не взволновало меня. Зато очень взволновало Яринку.

– Судари, – тонко заговорила она, – пожалуйста, не надо никому звонить! Мы же не сделали ничего плохого.

– Да ну?!. – хмыкнул Второй. – Ещё скажи, что вы не знали о запрете на прогулки в ночное время. Вам сейчас положено сопеть в подушку, а не здесь разгуливать.

– А мы и не разгуливаем. Мы в церковь ходили!

Такой ответ не только охранников привёл в замешательство, но и меня заставил выйти из оцепенения. Яринка спятила от страха? Собралась выложить всё, как на духу?

– Церковь закрыта! – рявкнул Белёсый.

– Знаем, – вполне натурально всхлипнула Яринка. – Поэтому мы здесь молились, под окнами.

– Молились? – дуэтом удивились охранники.

– Ну да… – Подруга прижала стиснутые руки к груди и зачастила: – Мы ведь в этом году стали невестами и очень хотим найти женихов, а нас всё никто не выбирает и не выбирает! Вот мы и решили прийти сюда ночью, помолиться, чтобы Боженька послал нам кого-нибудь. Мы думали, что если будем здесь одни и в тишине, то Он лучше нас услышит.

Охранники заухмылялись. Не знаю, что именно их так развеселило – детская попытка докричаться до Бога или женское желание каким угодно способом выскочить замуж, но обстановка чуть разрядилась.

Второй снисходительно заявил:

– Если хотите жениха, то должны знать, что ничто так не красит женщину, как послушание. Что скажут кандидаты в женихи, если узнают, что вы на правила плюёте?

Яринка снова сложила руки в почти молитвенном жесте:

– Поэтому мы и просим вас никому не звонить. Мы сейчас же вернёмся в корпус и больше никогда не выйдем оттуда ночью, честное слово!

Второй хмыкнул и покосился на Белёсого:

– Может, и правда – ну их? Пусть катятся. Дуры же.

– Ты сам дурак! – резко ответил Белёсый. – Они на камеры засветились! Если проверка будет, нас же потом и натянут за то, что клювами прощёлкали. Набирай Николича, хватит ему дрыхнуть сегодня.

Яринка в отчаянии уставилась на меня. А что я могу? Это же Белёсый, и рядом нет Дэна, чтобы снова меня спасти…

Второй, пожав плечами, достал из кармана сотовый телефон. Я безразлично следила за ним, потом перевела взгляд на Белёсого и вздрогнула, увидев, что он тоже смотрит на меня. Очень внимательно. И его лицо больше не было насмешливым, сейчас на нём ясно отражались растерянность и смятение.

А в следующую секунду я сделала единственное, на что оказалась способна. Просто дважды шагнула вперёд, выступила из тени отбрасываемой углом церкви и подняла лицо, дав свету ближайшего фонаря упасть на него.

Белёсый приоткрыл рот.

Яринка торопливо встала рядом со мной, и рот Белёсого открылся ещё шире. Не думаю, что он запомнил мою подругу, ведь в прошлую встречу в лесу она лишь на миг показалась ему. Но сейчас, в полосе фонарного луча, её волосы вспыхнули рыжими искрами, и спутать Яринку с кем-то другим стало невозможно.

Второй между тем копался в телефоне и не заметил ни наших движений, ни реакции на них Белёсого, пока тот вдруг не вырвал гаджет у него из рук.

– Эй!

– Подожди, – Белёсый по-прежнему не отрывал от нас взгляда, – я тут подумал… ты прав. Пусть идут.

Второй растерянно моргал.

– Но ты же сам сказал – камеры…

– С этим я разберусь. Пусть валят! Мне в мою смену вся эта байда не нужна.

– А если, правда, проверка? – Второй начал нерешительно топтаться на месте. – После того как та парочка с крыши кинулась, проверки должны пойти по-любому. Вдруг и эти тоже хотели откуда-нибудь прыгнуть?

– И пусть! – резко развернулся к нему Белёсый. – Я не против, если все местные ублюдки так сделают! Одна хрень – биомусор!

Второй, явно не ожидавший такой бурной реакции от напарника, слегка попятился, а Белёсый уставился на нас:

– Вы чё стоите, плохо слышите?! Брысь отсюда!

Мы с Яринкой переглянулись и сорвались с места. Уже не таясь ни камер, ни окон, опрометью пронеслись по дорожкам мимо скамей и деревьев, за которыми так тщательно прятались по пути в церковь, мимо кустов и сугробов. Остановились только под козырьком подъезда, у спасительной двери корпуса.

Какое-то время переводили дыхание, приходя в себя.

– Это был он, – наконец выдавила я единственную мысль, оставшуюся в голове.

– Ага, я его сразу узнала, – кивнула Яринка. – Почему он нас отпустил?

Я только махнула рукой – на догадки не осталось сил.

– Пойдём спать, а?

Яринка снова закивала, и мы проскользнули в дверь, оставив за ней эту бесконечную ветреную ночь.

Но на заключительном этапе сегодняшней вылазки нас поджидал ещё один сюрприз. Когда мы, благополучно миновав лестницу и коридор, на цыпочках вошли в дортуар, то первым, что увидели в тусклом свете ночника, была Настуся, которая сидела у себя на кровати, щуря на нас сонные глаза.

– Вы где были? – спросила она сиплым шепотом.

– В туалете, – спустя немую паузу брякнула Яринка, видимо, первое, до чего додумалась.