Княгиня Ольга. Львы Золотого царства

– Ранеными тогда подобрали человек десять. Если ты имеешь в виду битву у Малин-городца. У меня остались, кажется, четверо, но тому же минуло семь лет. Я не мстил тем, кто поклялся мне в верности, если ты об этом. Если хочешь повидать Щуку, то пойдем с нами в палатион.

– Что у вас за посольство?

Мистина рассказал. Лис жил в Греческом царстве уже пять лет, но и первые два года провел далеко от Киева и знал только, что Ингвар погиб, а престол достался его вдове и сыну. И раз уж власть в целом не сменилась, возвращаться он считал неразумным.

– И кто там сейчас в Деревах сидит? Тот рыжий?

– Нет, – Мистина покачал головой. – Хакон сидел с тех пор в Смолянске, но умер прошлой зимой.

– А в Искоростене?

– Никого там нет! – с досадой ответил старший посол. – И Искоростеня самого нет.

– Что, совсем? – Лис переменился в лице.

Он попал в Искоростень в составе Свенельдовой дружины, но прожил там десять лет – достаточный срок, чтобы считать те края почти родными.

– Совсем. Город сгорел. И отцов город сгорел – еще раньше, это сами древляне постарались. Да, с Эльгой тут есть Предслава Олеговна, бышая княгиня древлянская, но едва ли ей будет приятно все это вспоминать. Она снова вышла замуж, а Деревами правит Олег Предславич, племянник Эльги и бывший моравский князь.

Они смотрели друг другу в глаза через стол. Постепенно события семилетней давности яснели в памяти, и Лис осознавал: он сидит перед человеком, чьего отца погубил. Пусть Лис и его товарищи вовсе не покушались на жизнь старика Свенельда, а имели совсем другую цель, – судьба воспользовалась их руками для своих целей.

Но знает ли об этом Мистина? Что он вообще знает об изнанке тогдашних событий? Когда земля загорелась под ногами у остатков Свенельдовой дружины, Лис убрался сперва в Корсунь, а потом и за море – как мог дальше, в надежде, что там отголоски тех событий и последствия невольной вины его не догонят. И вот – кто бы знал! Прошло семь лет, и сын покойного Свенельда сидит перед ним. Того гляди, выложит на стол обломок рогатины с раковиной возле втулки и спросит: «Твоя работа?».

Даже местные греки, засевшие в дальнем углу харчевни, попритихли и настороженно посматривали на русов.

– Ну, расскажи, как вы тут живете? – нарушил напряженную тишину Мистина. – Как служится?

Лис, ожидавший, что его сейчас обвинят в убийстве, тайком выдохнул и начал рассказывать, желая уйти как можно дальше от старых воспоминаний о кузнице на берегу Ужа…[38 - Об этом рассказано в романе «Княгиня Ольга. Стрела разящая».]

* * *

В палатион Мистина вернулся в этот раз очень поздно и нетрезвый; Эльга уже легла спать, однако он сразу прошел в китон, перешагивая через спящих на полу служанок.

– Проснись!

– Что случилось? – Эльга приподнялась в испуге, нашаривая рядом мафорий.

– Я видел Лиса. – Мистина сел на ларь возле постели. – Это парень из бывшей отцовской дружины. Он уцелел после битвы возле Малин-городца, когда мы с Ингваром почти всех их перебили, сбежал и вот уже пять лет живет здесь. Я встретил его у церкви, мы поговорили.

– И что?

– Он рассказал про анатолийские и критские войны с другого боку. В этом стратоносе наших год назад жило семьсот человек, сейчас осталось не больше ста. Прочие – всякая дрянь, по сусекам наскребли. С ним пришли двое приятелей, один болгарин – Леко, а второй езерит из Лаконики, но его зовут Аббас, потому что вообще-то он был сарацинской веры, из бывших рабов, и крестился только в прошлом году.

– Но куда делись все те люди?

Вошла испуганная Ута со свечой в руке: дожидаясь мужа, она не ложилась, и вот вдруг услышала его возбужденный голос из китона княгини. За ней торопились Святана и Предслава.

– Их перебили в прошлом году на Крите, – Мистина оглянулся на вошедших женщин. – И до сих пор греки не набрали и трети нужного им числа людей. Посылали на Крит целое войско на кораблях, с воеводой по имени Гонгила, но он повел себя как дурак, и оттуда вернулась едва одна сотня из семи. И снять войска с других направлений стратилаты тоже не могут. На востоке, в тех самых фемах Анатолия и Каппадокия, что ни год набеги сарацин. Этот Сайф ад-Даула, он тот еще бодряк, про него говорят: «Ни года без похода». Все как пятнадцать лет назад, когда мы сюда ходили, с тех пор легче стало ненамного. Опустошают села, уводят полон. Тот Иван Куропас, чтоб его тролли драли, воевал с ними двадцать лет, но его уже десять лет нет в живых. Пять лет назад, пока корабли опять ходили на Крит, сарацины едва не дошли до Царьграда. В Италии греки воюют с королем Оттоном за южные земли, только в прошлом году там две области подняли мятеж – лангобарды и еще какие-то, я не запомнил. В общем, они отказались повиноваться грекам, подружились с сарацинами и сами стали грабить греческие земли. Константин посылал на них фракийцев с македонцами и корабли с «живым огнем». На островах засели другие сарацины и грабят побережья. Лис не поручится, как сейчас, но раньше сарацинам Сикилея платили двадцать две тысячи номисм в год, чтобы не трогали Южную Италию.

– Сколько?

– Двадцать две тысячи золотых в год! И мне очень, очень стыдно вспомнить, йотуна мать, за какую сумму мы с Ингваром пообещали не делать того же самого с нашей северной стороны. Но откуда ж нам было знать, простоте чащобной, что на белом свете существует столько золота! В общем, василевс только успевает поворачиваться. И я очень рад, что не я – доместик каких-нибудь схол и даже не великий этериарх.

– И что это означает для нас? – спросонья Эльга не могла сообразить, почему ради этих сведений, которые уже спутались у нее в голове, понадобилось будить весь дом.

– Это означает, – Мистина наклонился к ней и взял за руку, – что мы нужны грекам не меньше, чем они нам. И мы не зря застряли здесь, может быть, на всю зиму. Продолжай торговаться. Они хотят наступать, чтобы навсегда обезопасить себя от сарацин. Пообещай им шесть-семь сотен оружников – и получишь взамен семь сотен папасов[39 - Папас – священник (греч.)]. Правда, я не уверен, что это будет такая уж выгодная сделка… Я бы взял золотом.

* * *

Мистина еще раз оказался вещуном.

Когда до прощального приема оставалось дней пять, в палатион Маманта пожаловали два посланца от патриарха и синклита. Это были уже знакомый Эльге Вонифатий Скифянин, один из священников Святой Софии, и протоспафарий Каллиник из подчиненных логофета дрома. Благодаря высокому чину царевых мужей, Эльга приняла их сама – сидя на белом троносе в триклинии, где по сторонам на скамьях расположились послы и ее приближенные.

– Василевс, патриарх и синклит рассмотрели пожелания, высказанные высокочтимой архонтиссой, – начал Каллиник.

Эльга слышала этот запев уже десять раз, если не больше, однако сейчас у нее чуть сильнее забилось сердце. Многозначительный вид посланцев выдавал, что сегодня у них и впрямь есть что предложить.

– Знание есть благо для подданных, – так говорит высокочтимый Константин, василевс ромеев, – начал Вонифатий – рослый мужчина, немолодой, но еще крепкий по виду, с большой загорелой лысиной, окруженной венчиком седых кудрей. – Ибо сказал Господь: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари»[40 - Мк. 16:16]. Снисходя к желанию твоему нести Христову веру и заботиться о спасении подданных, василевс посчитал возможным снизойти к просьбам, кои твоя светлость высказала во время приема. Ты желала, чтобы василевс даровал тебе ученых служителей Божьих, священные предметы и книги, дабы могла ты устроить у себя в Росии церковь Христову.

Эльга величаво кивала, подтверждая: да, этого она желала. Сердце билось в недоверчивом ликовании: неужели она все же переубедила, переупрямила греков? Бросила быстрый взгляд на Мистину: пора готовить щит – скоро будем прибивать на ворота… Он тоже слушал чрезвычайно внимательно.

– И будет согласно со справедливостью, даруемой Богом, и милостями василевса, приличными его положению, если вы с ним обменяетесь тем, в чем каждый из вас имеет нужду, – продолжал протоспафарий Каллиник.

Княгиня вонзила него пристальный взор: неужели сейчас он признает, что ромеи в чем-то имеют нужду?

В лице Каллиника что-то дрогнуло: этот взгляд его смутил. Едва ли в Мега Палатионе могли прознать о давнем знакомстве Мистины с Лисом, но там, разумеется, было известно о возвращении этерии.

– Поэтому, как уже обсуждалось между твоими людьми и посланцами василевса, ты предоставишь нам в течение года не менее тысячи воинов для морских походов и защиты восточных фем. А василевс и патриарх взамен пожалуют тебе ученых людей, священные предметы и деньги на содержание церквей в течение года в таком количестве, чтобы ты могла устроить по церкви в каждой из ваших славиний, от которой архонты через своих послов выскажут желание иметь их. Содержание и дары будут поступать до тех пор, пока будут служить и посылаться воины по мере нужды в них.

Каллиник замолчал. Эльга смотрела на него, ожидая продолжения.

– Что ты скажешь об этом? – спросил Вонифатий. – Не правда ли, василевс щедр и милостив к тебе, как и подобает духовному отцу к своей почтительной дочери?

По церкви в каждой земле! Эльга окинула взглядом лица приближенных. Володея и Прибыслава выглядели довольными: каждая из них очень хотела иметь у себя в городе церковь. Олег Предславич просветлел, Ярослава улыбалась, Хранислав ладожский кивнул: его князь, Ингвар-младший, не был крещен, но хотел иметь церковь для своих христиан, главным образом русов. Остальные тоже оживились: обещание царских даров кого хочешь обрадует.

– И что еще василевс поручил передать мне? – сказала Эльга, будто предлагая посланцам припомнить забытое.

– Пожелать скорейшего разрешения наших споров к взаимной радости, ибо Господь дарует мудрость, как мы просим Его об этом.

Эльга еще раз окинула взглядом послов; те уже смотрели встревоженно, не понимая, чем она недовольна. Лицо Мистины похолодело: он-то понял.

– Но я просила ученых мужей и священных предметов у патриарха, – напомнила Эльга. – У василевса я просила другого. Я желала, чтобы василевс, заключая с нами договор о присылке воинов в обмен на помощь в устройстве церквей, приказал печенегам, своим союзникам, не тревожить наши земли и не трогать торговые обозы на Днепре и до границ с Болгарским царством. Без этого договора, скрепленного передачей нам залогов дружбы от василевса, мы не сможем выслать наших воинов так далеко от наших собственных земель.

– Которые к тому же могут погибнуть все сразу, как это случилось в походе Константина Гонгилы на Крит, – добавил Мистина.

Протоспафарий Каллиник бросил на него недовольный взгляд: это-то росы откуда знают?

Послы и даже женщины перестали улыбаться, оживление поугасло.