Дагмара

– Ты устала, моя милая, – начал как-то Николай, – тебе нужен отдых.

– Ты не прав, я полна сил, – попыталась бодро ответить я, но слова прозвучали откровенно неубедительно.

– Скоро станет легче, со дня на день из Петербурга приедет мой братец. Он уже в пути. Выпросился со службы, чтобы нянчиться со мной. Вы оба меня балуете, – улыбнулся он.

– Я бы справилась и одна. Мне не нужна помощь.

– Признаю, ты отлично справляешься со всеми заботами, но разворачивать жаждущего встречи со мной брата я не стану. Я скучаю по нему. Он не просто брат мне, но еще и задушевный друг. Мы с ним прямо как вы с Александрой, не разлей вода. Надо же, как получилось, твою сестру и моего брата зовут одинаково, – засмеялся мужчина.

– В таком случае расскажи мне о нем побольше.

– У Александра живой ум, отличное чувство юмора, с ним всегда есть что обсудить. Еще в детстве он твердо решил посвятить свою жизнь военной службе, и уже в шестнадцать лет отец определил его в полк. Ему нравится армейская жизнь, она ему очень подходит.

– В чем это проявляется?

– Он скромнейший человек из всех, коих я имею счастье знать: не позволяет себе никаких излишеств, питается простой пищей, всегда оставляет легкое чувство голода, хотя по нему и не скажешь, сама в этом скоро убедишься. Александр годами носит одну и ту же одежду, сам штопает порвавшиеся вещи, он даже отказался от личной прислуги, предпочитает обслуживать себя сам. Все водившиеся деньги по большей части он тратит на предметы искусства, любит живопись, сам пишет весьма недурные полотна. А еще он адепт здорового жизненного уклада.

– Надо же!

– Да, он удивительный человек, всегда вызывал у меня восхищение.

– В Дании его качества были бы оценены сполна, датчане крайне умеренны во всем.

– А в России его считают странным, – рассмеялся собеседник, – у нас среди представителей знати не принято вести сдержанный образ жизни. Расскажу тебе один забавный случай, было это года три назад, мы с братом отдыхали в Крыму, и вот на балу он … – начав с энтузиазмом рассказывать историю он вдруг замолк, лицо его исказилось от боли, затем он истошно закричал.

В испуге я отпрянула от его постели. В коридоре послышались спешные шаги, и в ту же минуту в палату забежали два медика. Они стали расспрашивать больного о симптомах и местах боли, Николай не мог ответить из-за поразившей его тело судороги. Один из врачей попросил меня удалиться из помещения, я не хотела оставлять любимого, но подчинилась.

Ожидание у дверей палаты длилось вечно, хотя на самом деле прошло от силы всего минут десять с тех пор, как я оттуда вышла и до тех пор, как медики покинули его.

– Скажите же, что с ним? – взмолилась я.

Терапевт печально вздохнул.

– Его состояние сильно ухудшилось, мы боялись этого, но надеялись, что молодой организм сможет справиться, однако наблюдаем картину сильнейшей астении, прогноз, увы, неутешительный. Вряд ли он пойдет на поправку, мы можем только постараться продлить ему жизнь на короткое время поддерживающей терапией.

– Господи! – я закрыла лицо ладонями, готовая вот-вот разрыдаться, но доктор добавил:

– Постарайтесь держать себя в руках, не стоит показывать ему свое отчаяние, не плачьте при нем, будьте веселы, скрасьте по возможности его последние дни. Сейчас ступайте, мы дали ему снотворное, он проспит не меньше трех часов.

Я ушла в свою комнату и разрыдалась. «Это невыносимо, невыносимо, невозможно», – твердила я себе.

Глава 2

Ницца,1865 год

На следующий день в лечебницу приехал Александр. Я беседовала с Николаем, когда передо мной предстал крепкий молодой мужчина, хорошо слаженный, подтянутый и с правильными чертами лица. Над пухлыми губами раскинулись аккуратные негустые усы. Светло-карие глаза, добрые, но смотрящие с недоверием, будто я чужая здесь. Черные волосы гладко зачесаны назад, модные бакенбарды. Он показался мне пугающе большим, совсем не похожим на своего брата, худощавого, бледного и невысокого. Кожа у него была смуглая, рост внушительный. Про себя я сразу сделала вывод, что младший не шел ни в какое сравнение со старшим. Вступив в палату, он представился с холодной учтивостью, поклонился мне и тут же направил свое внимание на больного. Тот, в свою очередь, моментально преисполнился восторга от появления родного человека и потянулся обеими руками к брату, желая обнять его. Родственники некоторое время непринужденно поговорили о самочувствии пациента и делах приезжего, затем, вспомнив о моем присутствии, отодвинулись друг от друга.

– Это моя дражайшая нареченная невеста Мария София Фредерика Дагмара, принцесса Датская, – сказал Николай, нежно взяв меня за руку и поднеся ее к губам.

– Рад наконец быть с вами знаком лично, брат много о вас говорил, – довольно строго произнес молодой человек, предварительно смерив меня взглядом.

В ответ я также выказала удовольствие от встречи с ним. А после братья вновь углубились в разговор, в котором мне не нашлось места. Я покинула палату под предлогом неважного самочувствия, дабы дать возможность братьям наговориться без стеснения.

Состояние Николая заметно улучшилось после приезда Александра, и мы исполнились надежды на то, что он, несмотря на заверения медиков о безнадежности положения, пошел на поправку. С раннего утра до позднего вечера мы с Александром неотлучно ухаживали за Николаем, в основном просто разговаривая с ним, но подчас и вызываясь ассистировать лекарю при проведении процедур, а однажды больной попросил меня спеть для него.

– Я не могу петь без музыки, – возразила я.

– Александр будет тебе аккомпанировать. Он в совершенстве владеет несколькими инструментами.

– Что-то я не вижу тут ни одного инструмента, – съязвил Александр.

– Тут есть переносной клавесин, нужно попросить персонал принести его, – сказал он и многозначительно посмотрел на брата.

Александру Александровичу ничего не оставалось, кроме как подчиниться воле больного: он явно не горел желанием играть, но расстраивать Николая он не хотел больше.

Петь у меня вышло не слишком удачно из-за стеснения перед братом жениха, который обводил меня взглядом на протяжении всей песни. Мне казалось, что он невзлюбил меня с самого начала, я мучилась в догадках, что могло послужить причиной его недовольства мной. В голову лезли разные причины, впрочем, все они казались мне несущественными для того, чтобы сложить о человеке дурное мнение. Мне не доставлял ни малейшей радости тот факт, что Александр присоединился к нам, потому как при нем я не могла быть как прежде открытой с Николаем, смущалась и робела. Выражение его лица все время было настолько серьезным, что я даже побаивалась его. Сам он был не слишком говорлив, по большей части молчал, иногда по просьбе Николая читал вслух кого-нибудь из французских классиков, коих он обожал. Должна признать, читал Александр Александрович очень выразительно и чувственно, его бархатный баритон был настоящей усладой для ушей.

Улыбка на суровом лице начала появляться лишь на пятый день нашего знакомства. И тогда мне стало проще с ним общаться, в наших коротких разговорах появилась легкость. Брат жениха начал привыкать ко мне, а я к нему. Мало-помалу в наши обыденные приветствия и прощания начали вклиниваться другие фразы. Молодой человек держался застенчиво, но в поступках проявлял недюжинное благородство, сумев обаять меня, и к середине следующей недели мое пренебрежение к нему полностью сменилось симпатией.

Я чувствовала некоторую неловкость перед женихом, потому как день ото дня все больше заинтересовывалась Александром. В моем чувстве не было ничего предосудительного, порочного, но все же, когда Николай, ласково улыбаясь и держа мою ладонь своей ослабевшей рукой, расспрашивал, понравилась ли мне прогулка с его братом и не был ли он излишне прямолинеен, я терялась и, дабы побороть смущение, меняла тему. Замечал ли это больной, я не знала, однако внешних признаков недоверчивости или ревности он не проявлял. И все-таки меня посещало чувство вины перед Николаем за то, что в то время, как он мучается, я неплохо провожу время в компании другого молодого человека.

Врачи стали часто поить Николая морфином, поэтому большую часть суток он пребывал в состоянии глубокого сна, что сопутствовало нашему сближению с его родственником. Мы провели бесчисленное множество времени за разговорами, каждый из которых начинался в основном с обсуждения погоды, а заканчивался всегда дискуссией о чем-то интересовавшем нас обоих. В первые дни наши беседы происходили в саду лечебницы, однако вскоре незамысловатые ландшафты поднадоели, тогда мы стали проводить время в прогулках по городу и окрестностям. Вдруг обнаружилось, что мысли наши часто пересекаются. Чем больше Александр рассказывал о своей жизни, тем больше эти истории занимали мой ум. Надо думать, моя жизнь проходила куда менее интересно, нежели его, поэтому рассказы вел чаще он, а я была его безропотной слушательницей. Говорил он весьма красноречиво, мелодичным тембром, с живостью эмоций.

– Знаете, я, когда увидел вас тут, страшно заревновал брата, – беззастенчиво обратился он как-то вечером, когда мы вышли прогуляться на берег после тяжелого дня, проведенного у постели больного. – Подумалось: «Да кто она такая, что приехала без приглашения ухаживать за Николаем. Это должен делать я! А этой девушки вообще тут быть не должно. Ну, кто она ему? Они едва знакомы». Мои мысли были эгоистичны, прошу меня извинить. Я очень привязан к брату и всегда считал, что мы самые близкие друг для друга люди, а тут вы, проводящая с ним сутки напролет. Представьте мою ярость. Потом я осознал, что вы для Никсы все, и, вероятно, теперь именно вы стали для него ближайшим человеком. Он безмерно дорожит вами. Когда мы остаемся наедине с ним, единственная, о ком он говорит, это вы. Похвала, слова восхищения, да и только.

Признание князя несколько смутило меня, и на какое-то время я замолчала. Но он явно ждал реакции и не собирался продолжать беседу до тех пор, пока я не отвечу хоть что-нибудь.

– Скажу честно, и я приняла весть о вашем приезде без энтузиазма. Посчитала, что вы помешаете нам насладиться обществом друг друга, будете третьим лишним. К тому же, увидев вас впервые, я почему-то решила, что вы груб и дерзок. Вскоре я поменяла свое мнение, вы вели себя учтиво и сумели завоевать мое расположение.

– О, и я счел вас несносной унылой девчонкой поначалу, уж простите.

– С чего вы так решили? – надулась я и слегка кокетливо засмеялась.

– Не сердитесь, дорогая Дагмара, первое впечатление очень обманчиво. Я говорю все это не с целью обидеть вас, нет. Мне хочется быть с вами откровенным. – Я не смогла долго таить злобу на его слова, потому как меня поразила глубокая искренность, которую я узрела в его глазах. – Николай – любимец судьбы, ему несказанно повезло сделать вас своей невестой. Вы именно та девушка, которая должна быть с ним, и, что немаловажно, в вас имеются все черты, необходимые будущей императрице: вы невероятно энергичны, общительны, веселы и, самое главное, просты. Я рад за брата. Теперь, когда я воочию убедился в ваших наилучших качествах, я спокоен за Никсу. Уверен, вы составите его счастье.

– Благодарю, мне приятно это слышать. Великий князь, вы много рассказали мне о своей семье, но никогда не затрагивали тему ваших личных отношений, – подавив смущение сообщила я.

– Ох, не думал, что вас заинтересует этот момент, – робко ответил он.

– Я не настаиваю, если хотите оставить дела сердечные в тайне. Это обычное любопытство, не примите за дерзость.

– Нет, нет, никаких тайн у меня не водится, по крайней мере, от вас. Мы чрезвычайно тесно сблизились, потому я считаю возможным поделиться с вами.

– Так посвятите-же меня.

– На самом деле, я испытываю сердечную привязанность к одной особе. Наши отношения начались несколько месяцев назад, когда я позволил себе признаться ей в своих нежных чувствах. К моему удивлению, она ответила взаимностью.

Его ответ заставил меня вспотеть от волнения. Я не могла ожидать, что Александр влюблен. Он производил впечатление свободного человека.