Лёвин выронил крышку из рук и и едва не свалился на пол сам.
– Он… они меня… они меня…
-Надо же, – задумчиво проговорила Катя, осматривая дыру, которую проделал Лёвин в толстых листах железа, – надо же какую энергию может развить человек в своих целях. А я ведь думала, что он его остановит, большой-то ящик. Думала, удивится Лёвин и махнёт рукой. Успокоится.
– А он и успокоился, – откликнулся мастер, – по крайней мере, на день. А мне и достаточно было.
2017-2018
Чувство вины
Грустный Висьмо ходил за Ярошиным второй день. На левом крыле у него уже отвалилось два длиннющих пера, но он даже не замечал этого. Он был похож одновременно на побитую собаку и на полуживую курицу. Его грызло чувство вины.
Накануне, при раздаче призов за прилежное поведение в жизни, ему не хватило одного. Как раз для Ярошина. Висьмо шарил рукой по мешку, но кроме рваной дыры ничего не находил.
– Как же так, как же я, – шмыгал носом Висьмо, – как стыдно, хоть провались…
Ярошин к нехватке приза отнёсся равнодушно. Ему было не до того. Ему надо было срочно обойти тринадцать инстанций, собрать тринадцать бумажек и устроиться, наконец, на новом месте. Он был человеком дела, призы ему были безразличны.
Висьмо шлялся за Ярошиным, не переставая бормотать под нос:
– Не знаю, как это вышло, виноват, поправлю, чем смогу. Вы только не сердитесь, прошу.
Ему нужно было во что бы то ни стало, загладить свою вину, выполнить любое желание.
Ярошин был хорошо воспитан. Он морщился, отворачивался и один раз даже попытался сбежать, но всё напрасно. Висьмо следовал за ним тенью. Постепенно Ярошин привык. Разок только проворчал:
– И имя-то у тебя какое дурацкое.
И на этом всё. Висьмо покорно кивнул, соглашаясь с этим фактом, но преследовать не перестал.
Так, тандемом, они дошли до главного архива, в котором Ярошин рассчитывал получить первую бумагу из тринадцати. Очередь была огромной, на несколько часов ожидания. Любой, любой пожелал бы избежать её как можно быстрее.
Висьмо ликовал. Это был для него прекрасный шанс реабилитироваться. Он почти вплотную приблизился к Ярошину и дышал ему в ухо.
«Всё, что захотите, я так виноват, всё, что пожелаете, всё…».
Увы, еле слышное бормотание Висьмо потерялось в общем гуле, который окружал очередь.
Через час Ярошину стало плохо. Ещё через час ему стало всё равно. Ещё через пару часов на негнущихся ногах он вошёл в кабинет, успев захлопнуть дверь перед Висьмо. В кабинете Ярошин пробыл ровно шесть минут, Висьмо засёк по часам на стене. На четвёртой минуте у него выпало третье перо из крыла.
Ярошин рвал и метал. Ему не хватило какого-то ничтожного документа, чтобы получить заветную бумажку номер один. А всего, не надо забывать, бумажек нужно было собрать тринадцать.
Висьмо приблизился к нему, но не слишком. Мешали гром и молнии, которые испускал в ярости Ярошин. Висьмо почувствовал, что он наэлектризован. Под перьями жутко чесалась кожа.
– Я сейчас, я на минуточку! – Шепнул он и бросился к питьевому фонтанчику, чтобы обрызгать себя водой.
Ярошин его не ждал. От заветных бумажек зависело его пребывание в хорошем районе. Не будет бумаг – ох, он даже не мог себе такого представить – не будет ни клумб, ни гамака перед лугом, ни рыбалки, ни даже друзей на шашлык.
Ярошин шагал. Он был занят. Он был рад, что отвязался от назойливого духа, страдающего чувством вины.
Раз-два, раз-два, шагал Ярошин, намурлыкивая под нос какую-то мелодию. И даже не заметил, как Висьмо приклеился опять.
– Я Вас нашёл! Ох, извините, кругом виноват. Какой-то чёрный круг, честно говоря. Но Вы не думайте, я всё, что угодно, всё, что пожелаете…
Ярошин сжал зубы.
– Табаком хоть тебя можно выкурить? – Спросил он со слабой надеждой, глядя на витрину ближайшей бакалеи.
Висьмо печально покачал головой.
– Смотри, у тебя уже перья висят, совсем себя не бережёшь, – с яркой издёвкой сказал Ярошин. Слова прозвучали крайне грубо. Это было так не похоже на него. Но очередь может испортить кого угодно.
В очередном кипящем котле бюрократии Висьмо вдруг почувствовал себя очень счастливым. Уже два дня он жил с важной целью. Загладить вину. Он понимал, что Ярошину было непросто решить, что же конкретно он хочет взамен потерянного приза. Висьмо благородно позволил ему не торопиться. Сделать свой выбор осмысленно. А уж он, Висьмо, постарается выполнить его на отлично.
Ярошин, напротив, счастлив не был. Он был исчерпан. За два дня он превратился в свою тень. Даже на фоне Висьмо он казался призраком. С ним творились странные вещи.
Несчастная первая бумага была, наконец-то, в кармане, вторую и третью удалось получить с подскока, а на четвёртой дело опять застопорилось.
– Получи два за три, – горько иронизировал Ярошин. Он был уже абсолютно другим человеком.
Гроза была совсем рядом.
Висьмо совершенно глупым образом попался Ярошину под руку.
– Может, это ты виноват? От тебя все эти проблемы? Я в жизни никогда так не страдал, пока ты не появился.
Висьмо было очень стыдно. А может, действительно, из-за него?
Ещё через пять дней Ярошин получил десятую бумажку, осталось две. Он похудел, нос и брови его заострились, плечи нависли над головой, как две скалы, а характер испортился окончательно.
Он только и делал, что ворчал и издевался над бедным Висьмо. Его едкие выбросы без труда достигали цели. Висьмо уже и не знал, как извиняться. Он тоже сморщился, побледнел, увял. Крылья тащились по земле, их нижняя часть давно стала серой от пыли, перья постоянно сыпались, тут и там на теле виднелись проплешины. Но он не мог уйти. Просто так, не исправив своей ошибки. О, если бы он тогда не потерял этот несчастный приз!
– Я, я, простите, я так виноват, так виноват, – сокрушался Висьмо, а Ярошин в ответ злобно сверкал глазами и выдавал новую порцию отборных оскорблений.
– Всё, что хотите, что пожелаете, только извините, пожалуйста, – бубнил Висьмо, – всё, что пожелаете.
– Ах так, пустой плащ, – восклицал Ярошин, – что ж ты мне сразу не помог, а? Заставил по очередям ходить. Ждать, вымаливать, унижаться.
– Да я же сразу… Вы только попросите, я всё сделаю, всё, – бормотал раздавленный Висьмо.
Ярошин крушил:
– Просить? Ни за что! Не дождёшься! Будешь ходить за мной, словно тень! Куда я – туда и ты. Куда угодно. Хоть к чертям, хоть к ангелам!
Висьмо чуть не заплакал, вспомнив, что он сам и есть, собственно, и то, и другое, и поняв, что вот же, сам из-за своей порядочности влип в такую историю.
Последние две бумаги получить было особенно тяжело. Безупречная вечная старость с гамаком и рыбалкой была не для всех. Но Ярошин не сдавался. Он таскал своё разбитое тело от одной инстанции до другой и так далее, иногда забывая поесть и поспать. В очередях теперь не стихал его голос, он давал советы вновь прибывшим, критиковал, подбадривал, ругал, осуждал всех без разбору.