Средство от любви. Сборник рассказов

Осталось три с половиной минуты до включения сирены. Или сейчас, или сейчас.

Три с половиной минуты ещё есть.

Дим устроился поудобнее и поставил будильник на двести восемь секунд.

Через двести девять секунд ровно Дим нажал кнопку.

Мигание лампочки прекратилось мгновенно. Комната осветилась тёплым дневным светом, а Женя, наконец-то выехала из-под стеллажа с инструментами и улыбнулась. На передней панели Дима вспыхнул экран многоканальной видеосвязи, с которого улыбаясь, глядели четыре ближайшие Женины подружки.

2017

Ящик с секретом

Мастер Галушкин стоял у стола, на котором пыхтел и гремел громоздкий металлический ящик. Галушкин методично и неторопливо вставлял в отверстие на боковой поверхности ящика одни детали и вынимал другие из отверстия с противоположной стороны. На крышке ящика была высечена стрела, указывающая направление подачи деталей, а под ней – слова НЕ ТРОГАТЬ, ОПАСНО.

Лёвин с раздражением смотрел и на мастера, и на ящик, и на детали, выходящие из него.

– Не понимаю, – периодически говорил он, – не понимаю.

Галушкин весело смотрел на него и ухмылялся. Да всё хорошо, брат, как будто говорил он Лёвину, смотри как работает!

Но Лёвин не мог угомониться. Он взял одну выпавшую из ящика деталь и взвесил на ладони. Потом внимательно рассмотрел со всех сторон и бросил на стол.

– Не понимаю, почему ты не хочешь заняться действительно серьёзными вещами, – сказал он мастеру. – Ты только и делаешь, что укорачиваешь детали. Но это глупо! Использовать его для такого… я даже не могу подобрать слова, знаешь… для такой жалкой, ничтожной цели! Да ты хоть можешь предпставить, сколько он может стоить?

Галушкин мотнул головой.

– Я его изобрёл именно для укорочения деталей. Ты знаешь, как долго и пыльно укорачивать их вручную на станке? Резать, потом шлифовать. А насколько высок процент брака, знаешь? Воот, то то и оно.

Лёвин возмущённо шмыгнул носом и прошёлся по комнате.

– Вася, пойми. Этот прибор достоин большего. Ты достоин большего. Тебе дадут деньги, премии, славу! Ты будешь самым знаменитым изобретателем со времён Да Винчи!

Галушкин ухмыльнулся и отправил очередную деталь в чрево металлического аппарата.

– Лёвин, успокойся. Посиди. Прибор мой и продавать его не буду. Он опасен. Пойми ты, не убивайся. Он хорош для деталей. Экономит мне кучу времени и денег. С настройкой, конечно, пришлось повозиться. Но зато теперь, смотри: вжик и готово.

Галушкин вынул укороченную деталь и приложил её к другой, ещё не проходившей сквозь ящик. Первая деталь была идентична другой, но на несколько миллиметров короче.

Лёвин махнул рукой.

Галушкин схватил его за рукав и подтащил к столу.

– Смотри, что сейчас будет.

Он взял деталь и засунул её в ящик, но не как остальные, а боком. Ящик загудел.

– Смотри.

Ждать пришлось чуть дольше, чем до этого. Галушкин взял полотенце и подставил его под выходное отверстие ящика. Крохотная раскалённая докрасна деталь выпала на ткань и распространила по комнате запах гари.

Лёвин присвистнул от изумления.

– Видал? Эффект Радимериса. О нём никто не знает. Но он есть и действует.

Лёвин медленно поднёс палец к уродливой, сжатой с боков детали и тотчас отдёрнул его.

– Она горячая!

Галушкин хохотнул.

– А то! А видишь, какая она? Деформированная. Как будто не прямо шла, а её кидали о стены с огромной силой. Или молотком. По сути, так и было. Эффект Радимериса. Ещё не известный широким массам. Понимаешь, Лёвин, настраивать трудно. До одной десятой  микрона надо всё правильно рассчитать и отрезать. Я пока собрал этот ящик, столько запчастей испортил. А мне они позарезу нужны.

Галушкин взял новую деталь и засунул её в ящик правильной стороной. На выходе он получил правильную укороченную копию.

– Так что, Лёвин, ты меня не уговаривай. Человечеству мой прибор вреден. А мне позарез.

Галушкин весело посмотрел на Лёвина и кивнул на дверь.

– Ты меня извини, но у меня работы до вечера много. Завтра заходи.

Лёвин ушёл, но не успокоился. Всю ночь он не спал, ворочался и думал, что делать с прибором. Доводы Галушкина об опасности прибора его не остановят. Ясно, что это было сказано для отвода глаз. Прибор безопасен, он, Лёвин сам видел. Ну и что, что одна деталь нагрелась докрасна. Ведь не взорвалась же!

Лёвин сел на кровати и открыл справочник физика, лежавший на тумбочке рядом.

– Если он не врёт, и у него там в ящике  действительно чёрная дыра, то чёрт побери, прибору цены нет! Ты понимаешь, что это значит? – Разговаривал Лёвин сам с собой. – Представь только, сколько он может стоить. Ну что – Галушкин. Галушкину слава не нужна. К чёрту Галушкина.

Лёвин отложил книгу и лёг. В незашторенное окно был виден кусок неба, стиснутый со всех сторон стенами и крышами соседних домов. Этот кусок был похож на бездонный колодец, на дне которого тускло сияли монеты. Лёвин, уже засыпая, улыбнулся и едва заметно пошевелил рукой. Он чувствовал, что счастливая звезда наконец-то направила на него свой свет.

В подвал, или как его называл Галушкин, лабораторию, Лёвин попал только через четыре дня. Изобретатель горячо поприветствовал друга и с порога предупредил:

– У меня аврал – антигравитационный щит забарахлил. Я тебе советую близко не подходить.

Лёвин сел на затёртый крохотный диван в углу и с интересом наблюдал за Галушкиным. Тот, в защитных очках и перчатках для сварки возился с ящиком, то поворачивая его, то пытаясь перевернуть.

– Пробоину не вижу, – почёсывая лоб тыльной стороной ладони, бормотал Галушкин, – трещин тоже нет.

Лёвин подошёл и уставился на ящик.

– А что случилось-то? – Спросил он, всем видом показывая, что ему вовсе нет дела до этого и вопрос задан лишь из вежливости.

–Да понимаешь, детали перестали выходить. Остаются внутри.

–Эффект Радимериса? – Быстро спросил Лёвин.

– Какой Радимерис? Щит полетел, говорю же.

Галушкин вдруг отошёл от ящика и сел на трёхногий табурет.