Долгая ночь Виктора Цепкова

– Ненамного, но больше.

– Хвалю. Здорово ты меня обезболил. Я чувствую, что жить буду. А сам откуда?

– Станичник я.

– Вот не знала, что у нас тут Донская область. Разве ж ты из казаков?

– В другом смысле, станичник, свободный человек. Есть деревня, а есть станица, это две разницы.

– А наркоманы, которым ты промедол вез? Тоже станичники? – ехидно спросила Надя.

– Вроде и они могли бы стать.

– Тогда понятно.

Так они и разговаривали, оттягивая момент, когда доедут до насосной станции, хотя оба знали, что это неизбежно.

– А химия твоя откуда? – не унималась Надежда.

– От бабки, померла недавно.

– Спасибо покойнице, выручила, – женщине казалось, что Виктор засыпал, и она пыталась его разговорить.

Так бывало: внезапно у человека кончались силы, и она наблюдала подобное у своих детей, которые могли играть день напролет, а потом уже вытягивались неподвижно на полу, и, не в силах шевельнуться, засыпали мертвым сном. Только в случае Виктора сон мог оказаться действительно мертвым.

– А ты что не спишь? – спрашивал Виктор.

– А я разговорчивая, когда под химией. И вот еще. Я ведь тоже станичница. Вроде волка ночного.

– Видел я таких волков, в лесу елки рубили, – едва слышно отозвался Виктор, он открывал рот из последних сил.

– А чего же ты их не спас, как меня? – спросила Надежда, обладавшая чутким слухом.

– Они здоровые, сами должны сообразить.  Я им говорил, а их дело, верить мне или нет, – ответил доктор, но по тону было ясно, что и за елочного браконьера он тоже переживал.

Теперь им предстояло отыскать источник загрязнения.

По иронии судьбы сброс находился неподалеку от святого источника, откуда селяне брали питьевую воду.

Следуя указателю, поставленному общиной, Виктор не пропустил съезд с дороги и по грунтовке добрался до желоба, из которого родниковая вода поступала к ямке, обустроенной местными жителями. Им не раз повторяли, что вода отравлена производством, но из года в год они ходили с канистрами на свой источник.

Виктор произвел забор воды в чистую емкость, понюхал контрольную порцию, потом попил. Вода показалась ему чистой, без примесей.

– Так что это было, сброс или выброс, – настойчиво спрашивала Надежда, еще и сама не ведала, к чему ей информация. Просто расспрашивать – это было все, что она сейчас могла сделать.

– Не знаю.

– Да что ты знаешь?

– Я просчитываю все варианты. Вода на вид хорошая.

– Вчера днем я видела голубой дым, – вспомнила Надежда.

– Если голубой, не страшно, он неядовитый. Вот зеленый – тот плохой.

– А если белый?

– Не могу сказать. Вот с красным пигментом – самый плохой выброс.

– А если белый туман – тот же красный, только не хватило краски, – предположила Надежда, и Виктор согласился с ней: – Выходит, что так»

Машина шла на малой скорости. За каждым поваленным деревом, за каждой кочкой Виктору мерещилось движение. Чутьё подсказывало, что вторая волна тумана на подходе. Она была особенно опасной: наглотавшись отравы, живые существа не смогут сопротивляться ее губительному воздействию.

– Мушки и помехи, все плывёт, и я не могу вырваться, – жаловался доктор. Он открывал рот, словно готовился проглотить пельмень из тумана со смертью внутри.

Как бы хорошо ничего не делать, думала Надежда, но рядом с ней сидел доктор, который уже никому не мог прийти на помощь. Наглотавшись тумана, он сделался неподвижным и мягким, словно плюшевый пингвин. Жить ему осталось недолго. Надежда обрела суперспособность безошибочно, с первых секунд узнавать лицо смерти, которая сейчас забирала у него друга, а потом придет и за ней.

Ее раздумье нарушило раздавшееся позади глухое уханье мотора. К машине подкатил автобус.

– Куда вы подевались? – спросил кузнец, выскакивая из кабины. Он приехал с автобусом, вместе с ним были молодые ребята, прежде тусовавшиеся у шаурмичной.

– Насилу вас отыскал, прям профессора конспирологии, – громкий мужской голос воздействовал на Надежду как лекарство. И если существовали посланники жизни на земле, то это явился один из них.

– Мы забыли познакомиться, вот я и решил это дело исправить, – произнес молотобоец и сразу сказал, что его зовут Григорием.

Приверженцев небытовой химии звали Гарик, Димон и Вован.

Веселая компания встряхнула Надежду, у которой прошедшая ночь отняла все силы. Будь Виктор в сознании, он бы, как профессионал, определил у нее физическое, эмоциональное и психическое истощение, но и он не смог бы определить, как долго она продержится в таком состоянии и сможет ли вернуться к нормальной жизни.

Кузнец Григорий производил впечатление здоровяка, который не знал сомнений. Он прибыл прямо из кузни, с клещами и со свежим ожогом на руке – неудачно вытаскивал болванку из огня.

–Помогу чем смогу, – пробормотал он.

Надежда устало кивнула ему. Спала она или бодрствовала, но каждую секунду ей приходилось испытывать боль.

За месяцы на самоизоляции Григорий насмотрелся на многое, но не готов был к истории, которая завершалась, едва начавшись. Женщина каким-то чудом поддерживала дыхание, но сейчас умирала. Водки с собой кузнец не взял, но запасся самогоном, поэтому в горло Надежде он влил полстакана питья самой лучшей очистки.

Поручив ее стараниям троицы химиков-любителей, которые имели опыт возвращения из пограничных зон между жизнью и смертью и знали, как помочь товарищу, кузнец занялся водителем. В самом начале он усмотрел в незнакомом ему человек что-нечто притягательное, и это совершенство и заставило кузнеца отправиться за ним следом. То, что он видел сейчас, являлось пародией, оболочкой, которую покидал дух. Сантиметр за сантиметром продвигался кузнец по механизму, который вырабатывал жизнь, и в его руках неподвижное тело казалось столь хрупким, что сила пальцев могли невзначай раздавить его.

Виктор очнулся от того, что ему давили на грудную клетку.

– Ну давай, чо там. Ну давай, мужичок, – приговаривал кто-то.

Над телом темнел прозрачный овал. Кто они? Грешники в аду?

Тридцать нажатий, пауза, считал про себя Виктор. И так до тех пор, пока не начнешь дышать. Он начал. Лицо появилось из белого облака. Каково это проснуться с больным горлом и температурой.... А почему сразу не мертвым?

Григорий улыбался, он был счастлив воскрешением из мертвых и тем, что произвел это сам.