Долгая ночь Виктора Цепкова

– Шумит, Гарик? – обратился он к Гарику, но тот и сам был мастером по экспериментам и деликатностью не отличался:

– Дядя Гриша, ты что, совсем съехал?

– Да ведь шумит, Димон? – обратился кузнец ко второму кадру, но тот вместо ответа повертел пальцем у виска.

Третий, Вован пребывал в добродушном настроении: у него из головы выветрилось и ночное ожидание подарка судьбы, и облом, который ждал их троих в конце дежурства. Радость, как и огорчение, у ребят длились недолго, и после отъезда строгого дядьки они вернулись к своему тихому веселью, предлагая кузнеца к ним присоединиться.

– Дядя Гриша, скажи по слогам. Где ты раньше работал.

– Син-хро-фа-зо-трон, ребятки, – ответил дядя Гриша, который тридцать лет назад считался подающим надежды молодым кандидатом физмат наук Григорием Павловичем и за девяностые годы изведал славу, восторг, а потом безденежье и позор прозябания.

Он снова и снова прислушивался к отзвуку у себя в голове в надежде, что не ослышался.

– Один к одному, шумит синхрофазотрон, ребятки. Пора и нам собираться.

Григорий Павлович ждал трубы, которая повела бы его в бой, и наконец уловил ее тихий звук.

И тогда он вывел из гаража микроавтобус и в него погрузил, как в белую купель, трех наркоманов с их грязными планами, решив, уж он-то наставит их на путь истинный. Григорию казалось, что он может исправить несправедливость жизни, но для этого придется нырнуть до самого дна.

Тем временем Виктор Цепков продолжал путь, следуя указаниям кузнеца, как добраться до станции скорой помощи. Она располагалась на выезде из города. Как и все пункты неотложки, она работала круглосуточно, но на дежурстве оказалась лишь медсестра по имени Мария.

Виктору даже не пришлось звонить. От шума машины сестричка сразу проснулась, сказывалась многолетняя привычка к ночным дежурствам. Так же и осмотр не занял много времени, она привыкла все делать быстро. «Много я не смогу, но сделать укол против шока в моих силах», – предложила Мария. Виктор ответил, что первые меры помощи он предпринял.

Виктор обвел взглядом кабинет: на стенах вперемежку висели прошлогодние календари, плакаты Минздрава. Чего он не заметил, это графика дежурств врачей. Куда же они все подевались? Уволились? Или их перебросили на борьбу с ковидом?

– А вы-то тут зачем? – спросил он женщину в белом халате.

– А я просто Мария, медсестра, – ответила она.

Просто Мария не понимала, чего от нее хотел незнакомец, который давил на нее, настаивая на звонке в соседнюю станцию, хотя та находилась в другом районе. Должна же быть городская телефонная связь, которая не зависела от капризов сотовых операторов. Увы, стационарный телефон давно отключили из-за неуплаты.

Пострадавшей мотоциклистке требовалась гораздо больше, чем могла обеспечить эта станция с единственным человеком из всего персонала. Но что могла поделать Мария, если все машины скорой помощи находились в разъездах, да и связаться с ними она не представлялось возможным из-за отсутствия связи.

А ведь Виктор еще недавно считал, что скорая помощь – служба надежная. Отрадно знать, что на твой вызов приедут. Но все, что смогла Мария, это объяснить, как добраться до больницы. Виктор внимательно выслушал ее указания, понимая, что не может ими воспользоваться: та больница находилась в опасной близости от химического производства и вряд ли могла считаться безопасным местом.

Пустота и заброшенность станции скорой помощи произвела на Виктора удручающее впечатление. И никто не придет, и никто не вылечит нас, кроме нас самих, думал он про себя. Но когда он совсем отчаялся, оказалось, что Мария успела промыть раны, обработать их антисептиком и уже накладывала фиксирующую повязку на конечности пострадавшей Надежды.

Рентген впоследствии подтвердил высокое качество проведенной работы. В отсутствии прочих перспектив интуиция в этих краях являлась мощным лекарственным средством.

Станция скорой помощи находилась недалеко от элеватора, и нельзя было не обратить внимания на его высокую башню. Над ней кружили вороны, искавшие спасения от ядовитых испарений, и собралось их здесь несметное количество. Гогот пернатых, цеплявшихся за жизнь, отвлекал водителя от дороги, и Виктору приходилось до рези напрягать глаза, и его веки его отекли, как после похмелья.

В тот момент элеватор представлялся ему наиболее безопасным и спокойным местом во всем жутком мире, но то впечатление было обманчивое. Он еще не видел, как стая птиц умирает на лету, попав в пузырь: это выглядело так, словно они останавливались, и воздушная петля выхватывала из стаи несколько пернатых, которые камнем падали вниз, а за ними планировали остальные. Все происходило мгновенно, и у части стаи не оставалось времени на спасение, тогда как следующие чуть дальше избегали страшной участи.

Только вблизи можно было наблюдать это в подробностях. Виктор все более убеждался, что он имел дело с красным выбросом, которым на химической фабрике подкрашивали особо опасные вещества, но их оказалось так много, что на все не хватило пигмента.

Доктор пока еще не мог понять структуру пузырей, внутри которых живые существа настигала смерть, тогда как птицы, оказавшиеся на периферии, могли с одинаковым успехом погибнуть или выжить, как это показала воронья стая.

Как и пернатых, Виктора пугал туман, клубы которого накатывали, словно волны. Дышать приходилось все чаще: легкие едва успевали перекачивать воздух. Доктор отчаянно искал в себе последнюю крупицу стойкости, хоть что-нибудь, что задержало бы его на земле. В довершении ко всему его стал окликать голоса, и он опасался, что начались слуховые галлюцинации. К счастью, один из голосов был ему знаком, это с заднего сидения взывала раненая девушка.

Мотоциклистка пришла в себя. «Что со мной и куда мы направляемся?» – спросила она. Не зная, как ответить, Виктор попытался разговорить ее.

– Ты откуда, Надя?

– Из Уфы, приехала сюда, когда там закрыли завод. Взяли агрономом. Два года проработала, потом ушла в декретный отпуск.

– И как тебе у нас?

–Урожаи так себе, но овес взошел плохо. Пробовала удобрения, биоподкормки, все бесполезно. Одна сырость. Ненавижу этот туман, – тут Надежду оставили силы, и она закрыла глаза.

Чем он мог ее утешить? Рассказать о последствиях аварии на химзаводе, о которых Надежда пока не догадывалась? Нет, не стоило ее огорчать, и без того хватало несчастий у этой женщины.

Так они и ехали молча, и после поворота выбрались на грунтовую дорогу, которая вела во владения охотничьего хозяйства.

Через несколько километров картина изменилась: стройные ряды лесопосадок превратились в кладбище с мертвыми стволами сосен, торчащими копьями на поле брани. Подлесок начисто выжгло и вытравило, осталась только черная гарь. Виктор с едва узнавал окрестности станции, которую он покинул всего лишь несколько месяцев назад, они производили удручающее впечатление.

– Вот мы с тобой и в боевой зоне, Надежда, – произнес он, уже не заботясь, слышит его агрономша или нет.

Круг 5-й

Как заблуждался Виктор, считая, что никому нет до него дела. Получив сигнал по рации, майор Габрелянов немедленно отправил запрос командованию, предлагая развернуть поисковые действия в квадрате, подвергшемся химическому загрязнению. В тот же момент пришло сообщение из МЧС о тревожном сигнале с моста М-17 от охранника. Машина МЧС выехала в координаты из радиограммы. Из-за повреждения антенн сотовой связи сторож оставался недоступен, и дополнительные сведения получить не удалось, но Сергей Габрелянов отдал распоряжение двигаться к мосту.

Помощь пришла своевременно: они едва успели откачать сторожа, находившегося под воздействием отравляющих веществ. Получив кислород, Димитрий постепенно приходил в себя, однако временная потеря сознания отрицательно сказалась на его памяти, и он не мог припомнить, почему запросил помощь. «Вроде бы я не пил, потому что на работе.  Вчера тоже не пил».

У Габрелянова едва хватало терпения слушать его бред.

– Происшествия случались? Кто-то приезжал? Может, он и сообщил тебе о чп?

Димитрий продолжал нести чушь:

–Тут был парень Фирс, я его с детства знаю. На выходные он уезжает в город к своей женщине. На ночевку с продолжением. Вот и вечером он ехал по тем делам. А тут как раз нарисовалось дело. Серьезное, раз он отказался от продолжения.

Майор никогда не вёлся на деревенские истории, но это особый случай, подсказывал ему опыт. Ревность Димитрия к чужому счастью делала историю правдоподобной. Чего не мог понять майор, это страха сторожа, отказывавшегося покидать свою комнатку.

К счастью, записку от Фирса бойцы нашли сразу. Она послужила доказательством его участия в непонятных событиях, о которых толковал сторож. Габрелянов очень хотел бы повидаться с этим товарищем.

За что майор любил жизнь, это за ее непредсказуемость. На короткий миг Димитрий оторвался от размышления о своих несчастьях, открыл глаза, выпрямился и вытянул шею как раз так, чтобы разглядеть машину Габрелянова.

– Вы из той колонны? – спросил он, имею в виду картину, видимую только ему самому.

– Из колонны? – переспросил помощник майора Галкин, который принимал его слова за чистую монету.

– Колонна машин без опознавательных знаков. Ваши? – тут Димитрий погрозил военным пальцем, истерически захохотав, что убедило в его психической травме.

После вспышки смеха силы его покинули – похоже, с мозгами у него творилось что-то неладное. А может, он был в своем уме, это не к месту пришелся сам Габрелянов. Он вообще чувствовал себя неловко в компании сторожей-невротиков, ди-джеев и начальства.

Простившись со сторожем, военные продолжали движение к заданным координатам. То, что о тумане не пришло оповещения от МЧС, свидетельствовало об упущении службы (будущее непроницаемо, но ближайшее будущее – нет), которое военным предстояало закрывать ценой собственной жизни.

Майор откинулся на сиденье автомобиля и не спускал глаз с дорожного полотна, усеянного тельцами животных и пернатых. Окрестности заволокло непрозрачной мглой, но в это время года туманы случались довольно часто, и водители были приучены соблюдать осторожность на дороге. Из-за плохой видимости водитель не сразу заметил металлолом на обочине – все, что осталось от мотоцикла. Не оттащи его кто-то с середины дороги, тут бы и пришел конец доблестному экипажу Габрелянова.