Сын героя

– Кто его знает. Может, это он продал Полковнику пушку. Тот сунул ее в ящик с макаронами.

– Вот как? – ухмыльнулся Вика.

– Капитан любит спагетти, закупает их оптом.

– Будь на моем месте кто другой поглупее, он бы поверил, – ответил Вика.

Саша решился:

– Ты будешь смеяться, но во время речного круиза англичанина обокрали. Ну и сволочь этот Полковник. Пьяный, наверное, был.

Вика пригрозился его побить.

– Мне надоело твое вранье. Не было у Полковника никаких денег. Да и у тебя, голодранца, пятисот рублей в кармане никогда не найти.

– У меня зарплата, – с вызовом ответил Саша. – Я на государственной службе.

Знание людей подсказывало Вике, что честной сделки не было: матрос не платил ни гроша. Эти дохлые клопы в глазах могли принадлежать только вору.

– Мое терпение скоро лопнет, – отрезал он. – Потому что я пойду к Иван Иванычу и спрошу, когда у тебя зарплата.

Саша замахнулся, в глазах блеснуло намерение уничтожить противника. И Вика остался невредим. Корабль остался невредим. Пощечина, хоть и вышла увесистой, не сдвинула его ни на дюйм.

– Хочешь еще денег? – весело спросил он у матроса. – Скажи англичанину, у меня есть то, что у него украли.

– Не издевайся.

– Ступай, черт нечесаный.

Саша машинально запустил пятерню в волосы. Без фуражки у матроса был вид человека, который шлялся невесть где. Кто-то из знакомых барменов подсказал ему, что волосы надо мазать гелем, из-за которого он теперь и имел такой всклокоченный вид. Вика молча опустил ему бескозырку на макушку.

Вика перешел все мыслимые границы везения – ни Саша, никто другой не могли его задержать. Он шел напролом, как танк, в половой тряпке у него был завернут пистолет. Его не трогала грязная брань матроса, лишившегося своего сокровища. Экспроприация награбленного была в порядке вещей в мире сволочей и болванов.

Неуловимая улыбка, что-то смутное в стекле. Неужели Полковник?

– Море лежит, как золотая и серебряная лапша,– вслух произнес Вика.

– Что-что?– переспросил Иван Иваныч.

Он смотрел на людей так, словно впервые их видел.

– Это ведь ты сегодня стоял на автобусной остановке? – уточнил Иван Иваныч. – Я на тебя полчаса из своего окна смотрел. Ты не сел ни в один автобус. Просто постоял полчаса и ушел.

– Да, действительно, – согласился Вика. – К чему бы это?

– Скажи мне. У тебя что-нибудь было?

– Вот, – и Вика открыл тряпку, предъявляя свою находку. Иван Иваныч с удивлением посмотрел на пистолет.

– Где взял? – сразу спросил Костя.

– Саша нашел.

– Здесь? – уточнил Иван Иваныч.

От такого подарка он бы и сам не отказался, но вынужден был отдать его Косте, который не сводил глаз с оружия. Тот был уверен, что на пистолете найдутся отпечатки пальцев Полковника, поэтому действовал с большой осторожностью.

– Это не наш, я такой модели не видел. Кто-нибудь из иностранцев обронил, – заявил капитан.

– У вас тут часто бывают интуристы? – спросил Костя.

– Не буду возражать. Где же и принимать грандов, как не в этом белом дворце? Саша – олух, но это не доказывает, что он может позволить себе оружие. Я даю тебе полчаса, – кивок в сторону Саши, – и чтобы объяснительная лежала на моем столе.

Палуба наполнялась россыпью серой мелочи, от которой ничего не стоило бы избавиться, если б на смену не подходили все новые полчища. Иван Иваныч раздражался на прикосновения несносных насекомых, и на коже его оставались следы от непроизвольных шлепков.

– Напасть вавилонская, – отметил Вика. – Откуда взялась, не знаете? За какие, интересно, грехи?

Капитан как будто не обратил на сей факт должного внимания, он небрежно относился к разного рода неясностям.

– Согласитесь, что в море чувствуешь себя не худшим образом, а ведь это чертовски приятно,– говорил младший лейтенант Костя. – Неудивительно, что Полковник перед смертью решил совершить прогулку. Вы согласны?

– Мне думается, что ваше самочувствие никак с водной стихией не связано, – промолвил Иван Иваныч.– То, что мы называем водной стихией, неспособно оказывать на нас никакого влияния: ни плохого, ни хорошего – и это ни при каких обстоятельствах. У стихии вообще нет силы.

– Полковник вас спрашивал про работу? – не отставал Костя. – Что именно его интересовало?

Капитан не стал отпираться.

– Ничего конкретного. «Найдись у вас какая-нибудь работенка, я бы не отказался»,– там он и сказал. К сожалению, я ничем не мог ему помочь. К этому, – кивок в сторону пистолета, – я не имею отношения.

– Вы хотели стрелять из пистолета? – спросил Вика, с ходу перейдя на «вы». – Сами купите патроны и по воскресеньям станете лупить по консервным банкам? Не страшно?

– У тебя одна щека красная. И сейчас ты несешь полный бред.

– Я имею право. На борту у вас творится черти что. Матрос вас покрывает.

– Ты в этом уверен? Я вот – нет. Что-то ты стал нервным в последнее время. Скажи Милке, чтобы купила тебе «Новопассит».

Делать здесь было больше нечего.

– В какой-то момент мне показалось, что Иван Иваныч расколется, – сказал Костя.

– Знаете что, пойдем-ка лучше прогуляемся, Костя, – предложил Вика.– Ну, его, море.

Праздные гуляки тем временем собрались в толпу на рыночной площади. Взад-вперед мотались цыгане. Где-то в толпе моталась Милка с экскурсионной группой туристов с теплохода, к ней прямо на ходу клеился бывший участковый Сорокин с возгласом: «Я разве я кажусь тебе менее привлекательным, чем твой англичанин?» На площади одинокая, как перст, стояла часовня времен польской интервенции семнадцатого века, мысль о которой помогала городу обрести чувство собственного достоинства. Возле часовни, куда въезд транспорту был запрещен, стояла черная беэмвуха с распахнутыми дверями, а подле нее толпились парни, которые вместе с Сорокиным ездили с утра собирать дань. Костя обвел их внимательным взглядом.

– Рано они сегодня.

Навстречу им шел изящный Сорокин, разрезая толпу ледоколом, и люди от него шарахались, словно не был он облит с головы до ног французского туалетной водой. Репутация у него была еще та. Все знали, что в свою бытность участковым он колотил торговцев и обирал старух. Содержательницы голубых пластмассовых сортиров и те попрятались от него.