Хроники Левой Руки

– Ну ладно, – выдохнула Катерина Мстиславовна, не устояв от обаяния Марселя Сергеевича. – Оставайся, – сказала она, с едва заметной улыбкой.

– Да он даже не ночует здесь! – с негодованием произнёс барон, закрывая дверь изнутри на замок. – Что это за муж такой! Что в нём такого, что так удерживает тебя здесь?

– Семья, – отрезала графиня, посмотрев на барона стеклянными глазами. – Марсель, пожалуйста. Я очень устала! Очень! – женщина опустилась на мягкую кровать, заправленную расписным розовым покрывалом. – Эмма постелила тебе в Бирюзовой спальне. Это дверь напротив моей, если ты вдруг забыл.

Марсель Сергеевич немного замялся, а потом посмотрел на Катерину Мстиславовну глазами, в которых было написано, что барон оскорблён тем, что сейчас говорит ему графиня.

– Ну, вообще-то я планировал провести эту ночь не в одиночестве, а в компании самой любимой и замечательной женщины! – он, дав сам себе второй шанс, улыбнулся снова. И в его глазах не осталось и следа оскорбления.

Катерина Мстиславовнам на этот раз улыбнулась тоже. Она не могла сдержать этой улыбки, ведь тоже хотела провести время с этим человеком. Она оглянулась на оконную раму – темнота. Ночь. Время, когда можно снять все маски: время, которое можно провести в компании приятного тебе человека, особенно, если этот человек – на самом деле твоя первая и единственная любовь.

– Все эти годы я любил тебя, – продолжал барон. Теперь его взгляд был переполнен надеждой, и Марсель Сергеевич, из статного и неприступного мужчины превратился вдруг в ласкового и пушистого домашнего кота. Он присел рядом с Катериной Мстиславовной и обнял её за талию.

– По мне так, всё это просто слова, Марсель, – графиня пыталась заставить себя не верить песням Марселя Сергеевича и попыталась высвободиться из его объятий.

– Ты подавляешь собственные истинные чувства! – не унимался он. – Вспомни молодость, Катя! Я же вижу, ты тоже любишь меня! – его голубые глаза начинали гореть, а тёплое дыхание, гуляющее по шее графини, заставляло её покрыться мурашками.

Катерина Мстиславовна будто бы только сейчас ощутила, как алкоголь ударил в её мозг, влился в её сознание и взял под свой контроль все мысли и чувства взрослой женщины. Она не выдержала и обняла Марселя Сергеевича за шею, а он приблизился к ней ещё сильнее.

– Что ты делаешь? – выкрикнул, едва слышно, в ней, ещё теплившийся здравый рассудок.

– То, что не делает твой муж! – с этими словами барон впился в шею женщины, повалив её на кровать.

– Нет! Стой! Я не могу! Не могу! – запротестовала графиня и попыталась встать.

– Не сопротивляйся! – прорычал Марсель Сергеевич, расстёгивая пуговицы на блузке женщины. – Дай мне второй шанс! – будто бы взмолился он.

Катерина Мстиславовна после этих слов вдруг нашла откуда-то силы резко и быстро высвободиться из рук Марселя Сергеевича. Она отстранилась от барона, будто бы он был чайником с только что вскипевшей водой, затем встала, поспешно застёгивая уже успевшую немного помяться блузку.

– Второй шанс?.. – сейчас она действительно выглядела, как ошпаренная. Мало того, ещё её причёска примялась и начала немного распадаться от неосторожных движений. – Ты соображаешь, что ты говоришь?

– Да, я соображаю, Катя, – твёрдо сказал взъерошенный Марсель Сергеевич. – И да, я прошу у тебя второй шанс! – он будто бы не понимал, почему графиня реагировала так дерзко.

– О, Марсель, я думала, не придётся тебе рассказывать! – взмолившись, произнесла Катерина Мстиславовна, до последнего надеявшаяся, что не придётся ворошить прошлое. – Но ты вынуждаешь меня.

– Что рассказывать?.. – удивился барон, нахмурив брови.

– Я не хотела тебе говорить… – Катерина Мстиславовна присела на кровать и тяжело вздохнула. Её глаза заблестели.

– Дорогая… дорогая, успокойся! – растерялся мужчина. – Расскажи мне всё! – он обнял графиню за плечи. Она подняла на него полной страдания и надежды слёзный взгляд. – Что тебя тревожит?.. Почему ты так холодна ко мне?

– Тогда, – начала Катерина Мстиславовна. – в тот вечер, в семьдесят девятом, я приехала, чтобы сказать тебе, что беременна, что у нас с тобой будет ребёнок, – глаза Марселя Сергеевича округлились. Слова Катерины Мстиславовны буквально пригвоздили его к кровати. Он ясно вспомнил тот самый день, когда его любовница, Катерина, ещё совсем юная и молодая, приехала к нему в дом в приподнятом настроении, накануне обещав рассказать Марселю что-то очень и очень важное. Но страсть взяла верх над любовниками прямо на пороге дома. Марсель подхватил Катерину на руки и отнёс в гостиную. Они были так увлечены друг другом, что совершенно не заметили, как в дом вошла жена Марселя Сергеевича – баронесса Антонина Фёдоровна Матвиенко, и, заметив мужа с любовницей, устроила скандал. Катерина Мстиславовна выбежала из дома, как ошпаренная. Марсель же Сергеевич тщетно и по сценарию пытался объяснить жене, что это «вовсе не то, что она подумала», но Антонине не нужны были его оправдания: женщина давно знала, что муж изменяет ей.

По прошествии некоторого времени Антонина Фёдоровна тяжело заболела, и Марсель Сергеевич вынужден был сопроводить её на лечение за границу. Там супруги пробыли пять лет, состояние баронессы ухудшилось, и она умерла.

После смерти жены Марсель Сергеевич обосновался за границей, но сердце звало его к Катерине Мстиславовне, в Южный А-Ваен. Конечно, о том, что пять лет назад любовница хотела серьёзно говорить с ним, он давно позабыл.

– Когда я ушла из твоего дома, я твёрдо решила, что не возьму на душу такой грех и не разрушу вашу с Антониной семью, что ноги моей больше не будет рядом с твоим домом, Марсель, – плача, говорила Катерина Мстиславовна. – И в тот же месяц я познакомилась с Дорианом. У него почти сразу возникли чувства ко мне, он не стал медлить и сделал мне предложение, и потом, то, что я должна была сказать тебе, я сказала ему, – женщина опустила голову. Последние слова ей дались особенно тяжело. – Я переехала в Северный А-Ваен. Мы поженились. Позже, я родила девочку, и Дориан назвал её Вероникой. И мы стали жить втроём. Здесь, в Особняке Ветра. Мы ни в чём не нуждались, наша жизнь была замечательной. Я вспоминала тебя, но старалась сразу же забыть, потому что у меня уже была семья. Я запрещала себе думать о тебе! Я не могла, Марсель!..

Через некоторое время, пожив пять лет за границей, барон Матвиенко всё же вернулся в Южный А-Ваен и они с Катериной Мстиславовной совершенно случайно встретились на улице. Он рассказал ей о том, что жена его умерла. Страсть бывших любовников никуда не улетучилась, а только остыла. Для того чтобы воспламенить её, встречи было предостаточно: барон Матвиенко вновь пытался оказывать всё ещё любимой женщине знаки внимания, на которые она сначала отвечала не охотно, стараясь заглушить в себе проснувшиеся чувства, но затем сама не заметила, как их встречи стали происходить всё чаще и чаще, и как между ними, даже спустя годы, вновь, как подснежники весной, стала распускаться любовь. В очередной раз не заметив, как она

это допустила, Катерина Мстиславовна снова стала любовницей барона Матвиенко. Про пятилетнюю дочь графиня молчала.

Однажды, охваченный страстью, Марсель Сергеевич ни с того ни с сего приехал в Северный А-Ваен, в Особняк Ветра, и Катерине Мстиславовне ничего не оставалось, как представить дочери, мужу, и гостившим в Особняке Ветра Корнею Мстиславовичу и Минерве Мстиславовне, нарисовавшегося внезапно любовника другом своего детства. На удивление и счастье, несмотря даже на странное волнение Катерины Мстиславовны, присутствующие совершенно ничего не заподозрили, радушно приняв гостя. Более того, Марсель Сергеевич был польщён, услышав, что граф Дориан Альбертович будет рад видеть дорогого друга своей жены в своём доме. Так иронично и создал муж Катерины Мстиславовны почву для их свиданий с любовником. Графиня Зейлер продолжала умалчивать о настоящем отце ребёнка и это её устраивало.

– Какого чёрта ты молчала?! Какого чёрта ты молчала об этом почти сорок лет?! Моей жены не стало в восемьдесят четвёртом! Я сказал тебе об этом, когда мы встретились спустя пять лет разлуки! – кричал Марсель.

– Не кричи! Ты всех разбудишь! – умоляла, плача, графиня.

– Да мне плевать! Ты ведь прекрасно знала, что у нас с Тоней не было детей, а мне нужен был наследник или наследница! Ты соображаешь, что ты сделала?! Если бы ты тогда, если бы ты всё мне тогда рассказала, мы бы смогли быть вместе и никогда бы больше не расставались! Ты понимаешь, как подло ты поступила, Катя, нагло скрыв правду от меня?! Я всё это время любил тебя! И я бы дал нашей дочери столько, сколько никогда не дал бы ей твой муж! – барон Матвиенко раздражался всё сильнее и его лицо становилось красным от ярости. – Я бы мог ненавидеть тебя сейчас, после того, что ты мне рассказала, но нет! Я не могу! Я всё ещё люблю тебя! – рыдал он.

– Я умоляю тебя, Марсель! – слёзно просила графиня, макияж которой уже начинал литься с лица на белую блузку. – Я умоляю тебя, пускай всё останется, как есть! У моей дочери уже тоже есть семья, я не хочу, чтобы она знала, что ты её биологический отец, пожалуйста! Она всё равно считает отцом Дориана! Она выросла с ним, и другого она не приемлет! – в глазах женщины загорелся страх. Она была будто ошпарена собственными словами. Сейчас, Катерина Мстиславовна ненавидела себя и одновременно чувствовала облегчение: она только что освободилась от недосказанности, которая мучила её при каждой встрече с Марселем Сергеевичем, при каждом взгляде на собственную дочь. Да. Ей несказанно повезло с мужем, ведь он прекрасно видел, что девочка не имеет ни одной общей с ним черты. Он даже порой задумывался, сидя в своём кабинете, что Вероника – не его биологическая дочь, а потом ругал своё невежество за то, что может так думать о родном ребёнке. Но даже эта внутренняя ругань не могла какое-то время отвести от графа Зейлера тяжёлую мысль. Он боялся завести разговор на подобную тему с женой, ведь это совсем подорвёт её доверие к нему, будет выглядеть с его стороны абсолютно бестактно.

– Ой, не смеши! – с горечью произнёс барон Матвиенко. – Ещё скажи, что любишь мужа по-прежнему.

Катерина Мстиславовна вновь заплакала.

– Я тебя люблю, Марсель… – прошептала она, всхлипнув.

– Но не ломай жизнь нашей семье! Пусть эта тайна останется между нами, прошу! Умоляю! – она встала на колени в своей прекрасной юбке.

– Ты знала, на что идёшь, когда говорила об этом. Тебя никто не вынуждал и не тянул за язык. Ты мастерски врала почти сорок лет, что мешало мастерски врать и дальше? – издевался Матвиенко, убитый досадой. – Ты права. Не нужно портить жизнь твоей семье. Нужно менять её в пользу твоего счастья.

Нашего счастья, – он сменил тон голоса и вытер слёзы с лица любовницы. – Ты не должна так переживать. Главное, что мы есть у друг друга. Ну, я пойду к себе в комнату.

– Нет, Марсель! Останься, прошу! – взмолилась графиня Зейлер. – Я не усну, если тебя не будет рядом!

– Ну ладно, – он улыбнулся, а затем принялся раздеваться чтобы лечь в постель. Катерина Мстиславовна пошла в ванную, чтобы смыть остатки макияжа, а затем, вернувшись, тоже легла в уютную кровать и выключила ночник.

Она и Марсель Сергеевич почти сразу уснули. Утром, чтобы не вызывать лишних подозрений у домашних, Марсель Сергеевич удалился в спальню, где ему постелила Эмма.

***

Никита Чернов вместе с Корнеем Мстиславовичем вошли в свою спальню, что называлась в этом доме Теневой из-за того, что проникновению большей части света в эту комнату мешал огромный дуб. Сейчас, осенью, его ветви без листьев действительно напоминали длинные пальцы какого-то мифического создания, и, отбрасывая тень на узорчатый палас в спальне, благодаря лунному свету, нагоняли неприятное чувство уязвимости. Впечатлительному человеку могло ненароком показаться, что длинные хваткие пальцы сейчас же разобьют оконное стекло и устремятся выхватить его ничтожно маленькое, по сравнению с тенью ветвей, тельце, и утащить в огромный рот монстра. Однако природа не наделила Никиту и Корнея Мстиславовича такой обширной фантазией или же какими-то серьёзными проблемами с психикой, чтобы отказываться проводить ночь в Теневой спальне. Напротив – здесь располагались две удобнейшие односпальные кровати, прекрасно подходившие для отца и сына, благородный, выдержанный в тёмно-бирюзовых тонах интерьер, прекрасно подходящий к именно тому стилю, который предпочитали Черновы.

Никита упал на выбранную им кровать, включив тускло горящий настольный абажур тёмно-зелёного цвета, что стоял на его прикроватном столике и вздохнул:

– Я до сих пор не понимаю, отец, – начал он. – На кой чёрт мы торчим на этой скучной тусовке? Меня уже тошнит от этих Зейлеров! – он показал рукой на горло.

– А тебе что, жалко съездить в гости к родственникам? – дерзко усмирил его Корней Мстиславович, завязывая пояс своего чёрного бархатного спального халата и смотрясь в напольное зеркало в обрамлении из тёмного дерева. – Жалко побыть с отцом у его сестры какой-то месяц-полтора? – он вскинул брови, посмотрев на сына через зеркало.

– Ниферио-Ритио, отец! – Никита, лёжа на кровати поднял вверх руку и тут же опустил её. – Не забывай! – зевнул парень. – Что-то мне нехорошо… – тут же он скривился и схватился руками за свой живот, побледнев.

– Члены Братства каждый день работают над поисками! – вновь строго констатировал Корней Мстиславович. – И мы работаем. Но отдых должен быть даже от дел всей жизни, иначе перегоришь. Мало ли, когда мы найдём Ниферио-Ритио: годом раньше, годом позже. Главное, что ЭТО ИМЕННО МЫ ЕГО НАЙДЁМ.

– Не очень-то и хочется отдыхать, – передёрнул Никита. – такими темпами мы никогда ничего не найдём! – психовал он.

– А ты что-то искал? – вспылил граф. – Вот ты скажи мне: ТЫ ЧТО-ТО ИСКАЛ? По мне так, нет. После того, как Шамирам признала тебя тем мальчиком из пророчества, ты не сделал ровным счётом ничего! Ты просто зазнался! Поэтому лучше действуй, а не хавало открывай.