Наемница из клана Прайд

– Думаю о том, какой ты козел. Не мешай.

– М-м-м, – протянул он, – я скучал по твоему дерзкому язычку. В клане так мало женщин.

– Да. Сама природа против размножения краймеров.

Женщин в клане действительно мало. Пять с даром, не считая меня. И семь без дара. А вот мужчин больше двух сотен. Старые краймеры и калеки становятся связными и наставниками. Дети высшей крови (первых черных наемников, которых породила Тьма) становятся старейшинами по достижении восьмиста лет. Ищейками рождаются – это особые краймеры с усиленными инстинктами и третьим магическим зрением. У них меньше привилегий в клане, чем у наемников, исполняющих контракты, но больше, чем у женщин и наставников.

– Мне дышать тяжело, – призналась я, – перед глазами пелена, и сердце вот-вот остановится. Нельзя было обойтись без яда?

– Нельзя, иначе ты бы нашла способ улизнуть. А я не в настроении гоняться за тобой по всей империи. Без противоядия тебе не выжить, ты это знаешь, поэтому не сбежишь.

Я закашлялась. Кровь брызнула изо рта, полилась из носа горячими струйками. И все тело скрутило мучительной судорогой.

– Ненавижу, – простонала я, – ненавижу яды!

– Ты это заслужила. – Коэл просто неумолим. – Я бы выколол тебе глаза, отрезал пальцы, язык и уши, чтобы ты больше никогда не навредила своей семье. Чтобы у тебя даже мыслей о подобном преступлении не возникало. Но я пока не старейшина. Как жаль…

– Тебе медаль нужно вручить, знаешь? «Самый любящий брат года». Любовь из тебя так и плещет.

– Язви дальше, ты это умеешь. Может, часть тебя и сохранила чувства после инициации, но другая часть, – Коэл подался вперед, – она ничем не отличается от истинных краймеров. Я смотрю на тебя и вижу Тьму. Ты ее прячешь, запираешь внутри себя и не даешь вырваться, но она не исчезает. Очнись, сестренка! Ты родилась краймером, выросла среди краймеров и ты всегда будешь краймером, хочешь того или нет. А краймеры живут в кланах, подчиняются старейшинам и служат на благо своего народа, ведь только…

– О, пресвятой жрец! – Я закатила глаза. – Да заткнись ты, Коэл! И всю эту немыслимую хрень о семье, клане и долге засунь себе глубоко в ж…

– Ой! А я уж и забыл, насколько ты противишься своей сущности.

– Я не своей сущности противлюсь, а извергам вроде тебя.

Виски пронзила боль. Я зажмурилась, но слезы все равно побежали из-под закрытых век. Давно не ощущала ничего подобного, выворачивающего наизнанку. Сумрачная смерть – яд для пыток.

Коэл расслабленно откинулся на спинку дивана и заложил руки за голову, с отчужденным равнодушием наблюдая за моими мучениями. Сперва боль показалась терпимой, но главное здесь слово «показалась». Уже через час я стала задыхаться от разрывающей агонии. Не могла больше говорить, не могла кричать. Меня трясло как в лихорадке. Капли пота катились по лицу, по всему телу. Жар усиливался с каждой минутой. Я то и дело проваливалась в пустоту, теряла сознание, но быстро приходила в себя, начиная захлебываться собственной кровью. Тело умирало изнутри. Внутренние органы выжигал сумеречный яд.

– Путы… – пробормотала я неразборчиво спустя несколько часов адских мучений, – сними… с меня… путы…

Я не видела Коэла. Все плыло. Различала лишь смазанные очертания.

– Пожалуйста, – в слезах добавила я. – Пожалуйста, Коэл… Я ничего не вижу… ничего не вижу. Не смогу сбежать.

– Хорошо, – совсем близко, где-то над ухом, прозвучал безразличный голос Коэла. И путы резко ослабили давление, а уже через секунду я ощутила свободу. – Так лучше?

Судорожно глотая ртом воздух, я повалилась на колени, заливая кровью мягкий ковер. Кожа кровоточила, вся покрылась язвами. Вены давно проступили, стали черными, страшными, пугающими одним лишь видом. Наверное, со стороны я была похожа на покойника. Или даже хуже. Живой, едва дышащий труп. Сумеречный яд убивает быстро. Люди умирают от него в течение минуты, маги в течение часа, краймеры в течение суток. Ужасная смерть и грязная. Вены вскрываются, и кожа слазит, как у змеи. Все чувства – слух, зрение, обоняние – постепенно угасают. Ты перестаешь видеть и слышать, ощущаешь только боль и надеешься, что скоро умрешь.

В клане многих провинившихся пытали сумеречным ядом. Зрелище не для слабонервных. Я помню, как молодым краймерам, еще не прошедшим инициацию, вливали в глотки яд чистой концентрации. Как они страдали! Если не выпить противоядие, то от тела останется кусок обезображенного мяса. Буквально. Через двенадцать часов кожа слезет окончательно. Волосы и ногти выпадут. Глаза вытекут, оставив лишь пустые глазницы. Органы разорвет на части. А после смерти яд сожрет даже кости.

– Все хорошо, Лиа, – заверил меня Коэл, усаживая на диван. – Скоро ты будешь дома. Ищейки не заставят себя долго ждать.

– Ты можешь… – попросила я, едва шевеля губами, – можешь принести мне воды? Только без яда, пожалуйста.

Коэл хмыкнул.

– Я сегодня добрый. Сейчас принесу.

Послышались удаляющиеся шаги.

Я стиснула зубы и начала себя исцелять. Знаю, что это бесполезно, но кое-какие повреждения залечить можно. Например, глаза. Стопроцентное зрение не вернуть, но и тридцати процентов должно хватить.

– Ши-эри, – тихо шепнула я, призывая кинжал Ночи.

– Что ты сказала? – окрикнул меня Коэл.

– Что сдохну… до твоих ищеек.

– Нет, не должна. Я вроде правильно рассчитал концентрацию яда. Десять часов протянешь точно.

Кинжал материализовался прямо передо мной. Я вовремя спрятала его под рукав, пока Коэл был занят поиском стаканов на кухне человеческой магини. Затем подавила жгучую боль, поборола дикую тошноту и сконцентрировалась на исцелении. Нужно хоть немного замедлить воздействия яда на организм.

– Держи, – Коэл вернулся, поднес стакан к моим губам, – пей.

Я зашлась в новом приступе кашля. Одной рукой схватилась за Коэла, делая вид, что стараюсь удержать равновесие, а второй попыталась ловким движением всадить кинжал ему в сердце, но…

– Ах ты, мелкая дрянь! – Коэл перехватил мое запястье, вывернул руку, ломая кости с жутким хрустом. А затем очередная пощечина и я снова оказалась на полу. – Вот твоя благодарность за мою заботу? Я хочу воссоединить тебя с семьей, вернуть в клан, а ты противишься!

Первый удар ноги пришелся по лицу, опрокидывая меня на спину, второй по животу, затем по груди.

– Не смей так больше делать! – Коэл навис надо мной, как темный ангел мести. Сдавил пальцы на шее с такой силой, что едва не оторвал мне голову. – Иначе в клан ты вернешься в пластиковых контейнерах! По частям! Поняла?

Рука сломана. Все в крови. Легкие едва работают.

– Ты меня поняла?! – заорал Коэл прямо в лицо. – Никто не расстроится, если ты умрешь. У меня нет приказа вернуть тебя живой.

– Да, – прохрипела я, – поняла.

Коэл перестал душить, но его взгляд по-прежнему выражал готовность убивать и причинять дикие страдания.

– Прости меня! – Я о-очень постаралась изобразить раскаяние. Очень постаралась, черт возьми! – Прости меня, Коэл. Я больше так не буду. Обещаю. Мне жаль, что я сорвалась. Мне так жаль! Прости, ладно?

Брат недоверчиво прищурился, но, оценив мое состояние, решил, что угрозы я уже никакой не представляю. Почему женщин всегда недооценивают? Я давно научилась терпеть боль. Многие годы краймеры видели в моем лице козла отпущения. Сломанные руки, кости, поврежденные органы – все это ерунда. Женщины способны многое выдержать. Краймеры тем более.

– Ладно, – мрачно кивнул Коэл. – Веди себя хорошо, Лиа, и я тебя больше не трону.

Зато я трону…

– Спасибо.

– Будь умницей! Я серьезно.

Я примирительно улыбнулась, хотя все внутри меня клокотало от ненависти. Улыбка, наверное, вышла жалкой. Один заказчик – я искала его похищенную дочь – как-то давно сказал мне: «Нельзя отравлять свою душу ненавистью. Это чувство, которое разрушает нас изнутри». Он прав. Безусловно, прав. Но что делать, если в жизни не осталось ничего, кроме ненависти? У меня ничего нет… и никого нет. И никогда не будет. Я сдохну в одиночестве из-за своего дара и клана.

Я сдохну в одиночестве, но точно не сегодня.