Стефан повернулся к нему.
– Если я скажу, что в «Закулисье» не мешало бы добавить ту женщину с тёмными кудрями, которую ты видишь время от времени, как ты к этому отнесёшься?
Андрей призадумался.
– Я думал об этом, но потом отказался. Пожалуй, стоило так и сделать. Я сейчас пытаюсь вообразить, как именно. Ещё одну фигуру лучше расположить с левой стороны…
– Видишь, мне даже не пришлось трудиться. Ты не возражаешь, более того, скоро наверняка сделаешь новую скульптуру сам, мне достаточно предложить.
– Это маловероятно. Вы, наверное, не представляете, сколько времени занимает такая работа.
– Об этом не переживай, юноша, времени у тебя скоро будут, – Стефан огляделся вокруг, – целые вагоны, не сочти за каламбур. Смысл в том, что я предложил свою идею, которая не противоречит идее твоей скульптуры, или её законам, если тебе так больше нравится. А что ты сделал с тем, кто отбил твоей статуе руку и написал на ней совершенно невинное слово «фальшивка»?
Стрела невольно побагровел, челюсти его сжались. Зодчего реакция Андрея только позабавила:
– Он всего лишь внёс некоторые поправки в твою работу. Впрочем, эти поправки шли немного вразрез с её основной идеей, за что он и поплатился шрамом на шее, а мог бы и жизнью. Теперь ты понимаешь, что этот мир может сделать с тем, кто нарушает его законы?
– Начинаю понимать.
– Ясно тебе теперь, почему маги у нас есть, а, скажем, парящих в воздухе городов ты ни разу не видел? Очень немногие способны такое создавать, а те, кто способен, давно не с вами. Тот, кто обладает подобной силой, легко перемещается между мирами, выбирая их, как выбирают станцию, на которой выйдут. Они не пытаются научить людей летать без механических крыльев, они отбывают туда, где парение живых тел – самое обычное явление. Я же пытался осуществить невозможное в неподходящем месте в неподходящее время и заплатил тем, что задача моя выполнена лишь наполовину.
Пол вагона снова подпрыгнул, и Андрея отбросило к левой стене. Сквозь дребезжание колёс слышался размеренный голос Зодчего:
– Теперь ты можешь заглянуть в кабину машиниста.
Андрей с опаской двинулся по направлению к голове вагона. Он нерешительно обернулся, уже поднеся ладонь к ручке кабины. Зодчий одобрительно кивнул. Андрей сделал несколько шумных выдохов, взялся за холодный металл и резко вступил в полумрак вагона.
Когда он распахнул глаза, перед ним открылась картина, которую сложно было представить в самой смелой фантазии. В кабине не было ни водителя, ни приборов, ничего. Посреди абсолютной пустоты из ниоткуда бил мощный поток воды. Гигантские струи образовывали водопады, не ограниченные ни камнями, ни землёй. Вода с шумом ударялась о пустое пространство, сама собой меняла направление так, будто умела решать. За этим потоком чувствовалась живая сила. Андрей смутно различил голоса Стефана Зодчего и призрачной женщины из своих видений, еле уловимый шёпот сливался с общей музыкой водяных струй. Её крошечная фигурка в плаще цвета морской волны, почти прозрачная, как отражение, промелькнула в брызгах водопада и уплыла в недоступную вышину, ведь вся громада воды била снизу вверх. Стрела заворожено всматривался туда, где терялась вершина водопада. В этот момент она казалась совсем близкой, но стоило отвести взгляд, и водопад вырастал до невообразимых размеров.
Андрей отступил на несколько шагов назад и закрыл дверь. Первым, что ему бросилось в глаза, было исчезновение Стефана Зодчего. Вагон снова ехал совершенно пустым. Он повернул голову, и от увиденного снаружи у него занялось дыхание. Рельсы врезались прямо в морской берег, хорошо знакомый ему по «Сказаниям Болотных Земель». Побережье залива Колмилат, где сливаются реки Сандь и Тур. Здесь стоит Штормовая. В отдалении у острова с маяком сгустился туман. Бесконечная водная гладь быстро покрылась рябью. Ветер без единого звука трепал сосновые ветви, поднимались серые волны. Прекратился стук колёс, поезд остановился. Несколько минут, если в этом месте могли быть минуты, Андрей наблюдал за качелями водных гребней. Вдруг что-то заставило его посмотреть за горизонт и ужаснуться. В полной тишине навстречу составу набегала стоячая волна, способная накрыть с головой не меньше десятка зданий, подобных Старокеравийскому собору с его высочайшим шпилем во всей империи, даже стой они друг на друге. Эта гигантская стена приближалась с пугающей скоростью, а поезд тем временем стоял у самой кромки воды.
Глава 7. Утопающий край в дымке месяца роз
Андрей пришёл в себя за миг до того, как громада воды обрушилась на берег. В глаза будто насыпали песком, тело слушалось так, как оно обычно слушается после дурного сна – движения то давались с огромным усилием, то становились чересчур дёрганными. В противоположном углу спальни сидя дремала Светлана.
Андрей отправился наматывать круги по жарким улицам. Зашёл к Шумскому, который до сих пор не считал его главным подозреваемым, затем ещё к паре знакомых. Сегодня он был небывало общительным, но только внешне, а внутренне ощущал себя напуганным каким-то предчувствием, неясным, как этот туман посреди лета. Дымка стелилась над небольшими клумбами, которые градские жители ещё по весне упорно разбивали перед каждым домом и засаживали кипами белёсых роз, перемежая их с диковинными плодами ботанических экспериментов, каждый год новых. Из туманной дымки вырисовывались то знакомые бутоны горной чремниши, то хищные веретёна с зубчатыми краями, непривычные тропические цветы, спиралевидные лианы и гротескно-пышные гибриды неизвестных растений с лепестками безумных кислотно-фиолетовых оттенков. Каждое лето в месяц роз Стрела с удивлением оглядывал этот город-сад и задавался вопросом – как угораздило здесь, в глуши появиться такому странному месту? Провинциальный Град, до которого пешком из ближайшего поселения добираться несколько суток по некошеным полям, выглядел так, будто до последнего чердачного окна его заселили тихие экспериментаторы. Андрей знал названия от силы двух растений из тех, что видел рядом – поближе раскрывала пасть плотоядная разновидность зелёного клубка, за ней мелкими точками развесились цветы мораладо, похожие на ядовитые лиловые ягоды. Остальная растительность ему была неизвестна, как, впрочем, и остальным – большая часть цветов определённо были выведены только в нынешнем сезоне и какой-то сверхъестественной хитростью приспособлена к жизни в местном климате.
«Какой сегодня необычный туман. На несколько шагов вперед – лишь очертания предметов. Что кроется за следующим поворотом – куст, зверь или человек? А что за здание выросло передо мной? Как будто маяк. Что за странность?» Андрей закрыл глаза, а затем снова открыл. «Показалось. Или нет?» Вот она, его белокаменная громада, то показывается из дымки, то вновь исчезает и будто подрагивает. Вот знакомые кирпичные дома, заборы, розовые кусты и дорожки от одного дома до другого, углы скошенных крыш, и вдруг всё начинает рябить, и Андрею на мгновение кажется, что перед ним сосны и северные ели, на него направлены острые углы деревянных изб и низких домов из белого камня. То ближе, то вдалеке показывается шпиль церкви, а прямо за соснами вода – откуда вода? – огромный водный простор, и снова маяк, тот самый, из сна про поезд до Штормовой.
У Андрея заныло в груди. Теперь к нему пришла уверенность, что Град придется покинуть, и очень скоро. От этого стало совсем обидно. Ему начинало казаться, что прожил он здесь слишком мало, и то, что так рано предстоит уехать из города, где он чувствовал себя по-настоящему на своём месте – разве это справедливо? «Чтобы тебе подохнуть, Воротов, а не пошёл бы ты подальше? И тебе, великий основатель, Зодчий, за то, что прогоняешь меня. Откуда это ощущение, что вот-вот что-то случится? Зачем я лукавлю себе, будто оно мне не знакомо? Ты отлично знаешь, Андрей, это значит, что привычная твоя жизнь здесь – тесная комната, как притон с картины Вьёля, и тебя позвали выметаться, а не пойдёшь – вышвырнут силой. Думаешь, прибыл на конечную, а на деле переночевал в придорожной гостинице, и тебе ещё ехать и ехать. Казалось бы, радуйся, ты сам годы назад хотел понять, что произошло. Ты собирался в Болотные Земли, но засиделся в этой прекрасной каморке и обо всём позабыл. И всё же страшно, если вдуматься, что даже такое место может оказаться лишь перевалочным пунктом. Мне нравилось здесь».
Опасения Стрелы оправдались полностью, стоило только вернуться домой. Очень тихо и осторожно он поднялся по лестнице, стараясь успокоить дыхание и держаться за перила покрепче. Вопреки ожиданию вид Светланы не внушал такого страха, как раньше. Внешне она не поменялась. Только цвет лица, казалось, стал более естественным. Подойти поближе он не успел – в дверь настойчиво стучали, так, будто собирались вломиться силой. Андрей побежал обратно открывать.
С порога к нему в дом заявился Картин. Сегодня он выглядел взвинченным и принялся за расспросы безо всяких предисловий:
– Ну что, рассказывай, наконец, всё как есть. Хватит уже врать, а тем более – попадаться на вранье. Кто у тебя наверху?
Картину приходилось делать паузы после каждой фразы, чтобы отдышаться. Его руки тряслись, а глаза на необычайно бледном лице бегали из одного угла комнаты в другой. Андрей никак не мог понять, отчего следователь так беспокоен.
– Не понимаю, о чём ты, – Стрела даже поморщился, настолько неубедительно прозвучала эта шаблонная фраза. «Интересно, сколько раз Картин её слышал?», – с тобой … все в порядке?
– Ты это бросай, всё понимаешь, – он повысил голос, – Кто ещё живёт в твоём доме?
Из мастерской послышались тяжёлые шаги. Картин с победным видом посмотрел вверх. Он недолго прислушивался, а затем бросился мимо Андрея к лестнице.
– Это моя знакомая. Я пустил её пожить. На время…
– Врёшь, и врёшь неубедительно.
– Нет, не нужно, Николай…
Андрей без успеха попытался оттащить его за плечи. По какой-то причине ему не хотелось, чтобы Картин видел живую статую. Возникло предчувствие, что ничем хорошим это закончиться не может.
– Да стой же ты! Всё равно ни черта не поймёшь… – но Картин уже взлетел на второй этаж.
Едва переступив порог мастерской, Картин застыл на середине вдоха. Светлана просто стояла перед ним и изучала его взглядом. Через мгновение к Картину вернулась способность дышать. Он втягивал воздух судорожно, как утопающий. Глаза его расширились от ужаса, а тело затряслось, как простыня на просушке. Женщина неторопливо шла навстречу. Следователь стоял белее полотна. Подошла совсем близко. С выражением лица, которое можно было принять за любопытство, она протянула руку и дотронулась пальцами до его лба. Андрей вспомнил это странное, неприятное прикосновение мраморных рук. Издав едва слышный сдавленный стон, Картин рухнул на пол.
***
– Зачем ты это сделала? – бросил Стрела в пустоту без малейшей надежды получить ответ, как бывает, когда разговаривают с неразумным зверем или вещью.
Он беспомощно возился у тела Картина, в который раз пытаясь уловить на запястье хотя бы слабое подобие пульса. Окончательно убедившись в бесплодности собственных попыток, он накрыл тело драпировкой и направился к выходу.
– Не зови никого.
Он резко развернулся. Голос Светланы стал глухим и отличался непривычными модуляциями, но это был настоящий голос и настоящая речь.
– Никого не зови, сам окажешься виноватым.
Как причудливо она говорила. Как странно звучали акценты во фразе, интонация взлетала и падала плашмя наземь в самый неожиданный момент. Голос эхом отдавался от стен, проникая глубоко в тело.
– Света.
– Нет, не Света, – она будто пропела тягучую, заунывную песню, – Светлана Везорина – часть меня. Только из-за неё мы можем разговаривать.
Она сидела на диване и смотрела вперёд немигающим взглядом. С опаской, будто по зыбучим пескам, Андрей подошёл ближе и остановился, уперев локоть в стену. Он спросил:
– Зачем ты его убила?
Светлана всплеснула руками, на секунду приоткрывая себя прежнюю. С возмущением, читавшимся сквозь всю её несуразную, прыгающую речь, она выкрикнула:
– Не каждый выдерживает моё присутствие, и это не моя вина!
Андрей присел рядом. Светлана по-прежнему смотрела прямо перед собой.
– Так… кто же ты, всё-таки?
– Сложно будет объяснить тебе до конца. Считай, что я – твоя знакомая, ставшая кем-то другим. Сплав человеческой души и иного существа. Некоторые из людей называют нас эйеморами. Твой знакомый выискал для меня это имя в одной из ваших книг.