Затем ты запрещаешь себе лишний раз подходить к нему. Потому что неловко, потому что бесполезно, потому что давно стоит оставить эти несчастные попытки хотя бы по-приятельски общаться.
Потом – запрещаешь себе взглянуть на него. Вдруг становится не все равно, если он заметит, если поймет. Если ему будет неудобно.
И наконец – запрещаешь себе мечтать. Потому что вряд ли он бы этого хотел. У него есть девушка, а с учетом того что они встречаются не один год, наверняка любимая. Может, Гриша вовсе не находит меня привлекательной. Я, конечно, знаю себе цену, но, факт, я не уделяю столько времени, сколько его девушка, поддержанию безупречного внешнего вида – словно чтоб в любой момент быть готовой к съемкам в журнале.
В конце концов, пресекши на корню возможность реальных отношений, я принялась душить и свою фантазию.
По сути, часть самой себя.
***
Мы отгуляли выпускной уже месяц назад. Я съехался с Кирой, в повседневных разговорах то и дело мелькают намеки на свадьбу. В конце концов, четыре года в отношениях – чем не причина?
Меня смущает только одно. То, что Мила не выходит из моей головы. Хотя последний раз я видел ее как раз на выпускном.
Да, она была без пары. Но какое это имеет значение, когда я сам без пяти минут жених?
Я слукавлю, если скажу, что думаю о Миле постоянно. Скорее, время от времени. Но явно больше, чем предполагал*.
Я нередко ловил ее взгляды, порой уж очень смело устремленные на меня, в универе. Как будто так и надо. Будто в этом нет ничего неловкого, страшного, запретного.
Полагать, словно она не знала, что я в отношениях, было бы странно. Мне кажется, об этом знали все. Кира редко упускает возможность выйти со мной на какое бы то ни было мероприятие. Ревнует.
Иногда я все-таки не могу отказать себе в невинном соблазне: помечтать о том, как бы все сложилось, если б я выбрал не Киру.
Я ведь купился на ее красоту. На обложку. На первом курсе мы часто пересекались на внеучебных проектах – жаль, в них не участвовала Мила, быть может, тогда мое внимание переключилось бы на нее? – Кира же всякий раз стремилась оказаться рядом. Такая манящая, грациозная, при этом веселая и легкая на подъем.
Я слишком долго был один, после прошлых отношений, которые, несмотря на школьные годы, оказались не по возрасту серьезны. По крайней мере, для меня. В одиннадцатом классе, еще будучи несовершеннолетними, мы даже исхитрились слетать вдвоем заграницу на выходные – один из моих первых стартапов окупился солидной суммой. Но потом моя бывшая поступила в Чехию и помахала мне ручкой. Я бы мог ездить к ней, но она ясно дала понять, что не хотела этого.
Поэтому, уже в универе увидев знаки внимания Киры, я, долго не думая, предложил ей встречаться и окунулся в эти отношения с головой. Хоть я и не был влюблен в Киру, я был уверен, что при ее крайне притягательной внешности и взрывном характере круговорот сумасшедших чувств не заставит себя ждать.
Отчасти я оказался прав. Так и случилось. Правда, длилась эйфория недолго. Буквально через полгода наши отношения стали скатываться в рутину. Постоянные попытки контроля и ревность с ее стороны чередовались отчаянными попытками загладить вину, нередко через постель. Со временем я привык и к этому. Все-таки, когда знаете друг друга так долго и так близко, вместе часто бывает хорошо. Уютно. Привычно.
А самое главное, в этом будто бы не заключалось никакой трагедии. Мы оба знали, что так было, так есть и так будет.
И чем дольше продолжались наши отношения, тем меньше я верил, что когда-то прерву этот порочный круг. Что когда-то, поймав взгляд Милы, не отведу глаза, а улыбнусь ей и позову гулять после пар – мы ведь нормально общались последний раз на первом курсе, но я думаю, за эти годы она стала еще интереснее как личность. А о том, что Мила стала еще привлекательнее как девушка, и гадать не приходится. Она правда изменилась с начала нашей учебы.
Вот где была моя главная ошибка. Мила оказалась такой – что подтверждает даже ее имя – милой, доброй. В каком-то смысле простой. Она только к первому курсу переехала в Москву и с понтами не имела ничего общего. Не была такой загадочной, такой привлекательной, такой сексуальной, какой предстала передо мной Кира.
Только потом Мила раскрылась, как прекрасный цветок, а я уже сделал свой выбор. Оставаться в нынешних, пусть и далеко не идеальных отношениях.
Я боялся сближаться с ней, пока встречаюсь с другой. Я был уверен, что тут же влюбился бы в Милу, если б снова начал с ней общаться, подхватил бы ее аккуратную инициативу, которую я, конечно, не мог не заметить. Моя неопределившаяся симпатия к Миле, которая то появлялась, то исчезала, когда мы только познакомились, вспыхнула бы ярким огнем.
Такое чувство, будто на окраинах моего сознания лежит незажженный костер, в который время подбрасывает все больше дров, в ожидании, когда я наконец решусь прийти и чиркнуть спичкой. Чем позже – тем сильнее разгорится пламя.
А ведь прошло четыре года. Получается, свою ловушку я создал сам.
Я боялся, что, выйдя из отношений, могу получить от Милы отказ. Или разочаровать ее со временем. Или что мне самому может не понравиться с ней. Тогда я не понимал, что ее доброта, ее открытость, ее искренность – это главное*. Что без этого никакое счастье в отношениях невозможно. Что глубина ее личности в тысячу раз интереснее красоты этих гламурных девушек, будто сошедших с красной дорожки, которых на нашем потоке немало, помимо моей Киры. Что Милина красота в тысячу раз обаятельнее и теплее.
Почему только теперь, когда Мила так далеко, я понимаю, что она никогда не причинила бы мне зла*, ни случайно, ни, тем более, намеренно?
Почему я боялся влюбиться в нее, но не суметь построить счастливые отношения, больше, чем попасть в отношения пустые, в которых любви нет и не будет?
Почему я чувствую себя на каком-то перепутье, хотя, вроде бы, уже все решено?
***
Мы отгуляли выпускной уже месяц назад. На мое счастье, как я и полагала, когда я перестала регулярно видеть Гришу, мои чувства поутихли. Или ушли куда-то в бессознательные глубины. Так или иначе, больше я на ситуацию повлиять не могу. Я и так ограничила себя не только в реальных действиях в его сторону, но и в своих мыслях. А уж контролировать то, что находится за пределами сознания, точно не в моих силах.
Все было нормально. До тех пор пока в один прекрасный вечер, переходивший в ночь, я не получила сообщение из одного слова:
«Мила?»
Однако, не успела я с замершим сердцем разблокировать телефон, как сообщение исчезло.
Какое-то время я смотрела в одну точку на стене, пытая себя вопросом, а не могло ли мне померещиться.
Спустя несколько минут, я догадалась открыть профиль Гриши. Он вышел из сети ровно в ту минуту, когда я увидела сообщение – 23.59, четыре цифры четко отпечатались в моей памяти.
Видимо, не померещилось. Это хорошо. Значит, я все-таки контролировала границу между своими, уже вроде бы придушенными фантазиями и реальностью.
Полночи прошло в неистовой борьбе моей совести с вновь вспыхнувшими чувствами – одно мелькнувшее слово на экране телефона стало подобно искре, брошенной в давно оставленный костер. В итоге совесть одержала верх, убедив мое воспаленное сознание в том, что это сообщение наверняка отправила с Гришиного телефона Кира, устроив своего рода проверку. И это отнюдь не моя паранойя: с учетом того, что я слышала про их отношения, такая версия вполне претендовала на правду, тем более, Кира знала, что мы с Гришей когда-то неплохо общались. А пролистав нашу переписку – по большей части состоявшую из сообщений со времен первого курса, – я нашла второе, пусть и косвенное, подтверждение своей теории: он никогда не начинал диалог сообщением из одного слова.
Однако, даже если своим ночным вторжением меня потревожил не сам Гриша, а его девушка, на то должна была иметься причина. Почему она решила проверить, есть ли что-то между нами? Наверняка Гриша упоминал обо мне…
Следующей недели мне хватило, чтобы отстроить в своем сознании целый дом воспоминаний*. И фантазий, которым я снова дала волю. Не могла не дать. Они ворвались штурмом, рассеяв былые убеждения в пух и прах.
«Сердце к сердцу, глаза в глаза – разве такое может быть под запретом?»*
Сколько раз наши глаза встречались: на лекциях, на семинарах, в коридоре в дверях – я до сих пор помню, как тогда растерялась от его голоса, который будто зазвучал мягче, чем обычно, обращаясь ко мне.
Почему я была так несмела, так неуверенна?
Я ведь пленилась им с первой же встречи. Но в возможность каких-либо отношений с Гришей я не верила. Верила в другое, более близкое ко мне, казавшееся более реальным, но менее соблазнительное. Из-за него, из-за Гриши я боялась потерять то, что было доступно. Из-за того, что он был и есть чертовски хорош. Человек чести и негаснущей сексуальности.
Я боялась продолжать общаться с Гришей, именно потому что он настолько сильно зацепил меня. Как бы банально это ни звучало, он для меня казался слишком крут. Я не чувствовала себя достаточно взрослой. Я была ужасно юна.
Я опасалась его. Я верила, что Гриша – хороший человек, но вместе с тем видела все меньше подтверждений, что у нас могло быть что-то общее. Все, что он говорил мне на первом курсе, не соответствовало тому, что я видела со стороны на третьем, когда мы оказались в одной группе. В коллективе он так часто прятался за маской сарказма и самоиронии, что я не находила возможным добраться до него настоящего. А потом стала все больше сомневаться в том, что настоящий Гриша – каким я увидела его, когда мы только познакомились, каким он себя показал, – вообще существует.
Когда-то я была уверена, что этот человек будто по природе своей не может причинить мне зла*. А теперь я не решалась даже написать одно короткое сообщение, на которое уж точно имела право:
«Что это вообще было?»
***
Я еще долго думала о нем. Рассуждала о мистических явлениях, о целостности Вселенной, искала какие-то упущенные моменты в нашей с ним эфемерной истории.
Но пришла к одному, пусть и немного печальному выводу.