Источник вдохновения. Сборник малой прозы

Поглощенный этим волшебным моментом, я все-таки замечаю боковым зрением движение сошедшихся на сцене актеров, до моего слуха доносятся их неразборчивые перешептывания. И, прежде чем я успеваю повернуть голову, чтобы спросить, в чем дело, зрительный зал наполняет их восторженный хоровой возглас:

– Мы сумасшедшие, зато не такие, как они!*

Я смотрю на них, исполненным любви и благодарности взглядом, радостно смеясь вместо с Викторией. И в очередной раз убеждаюсь, что «тише воды, ниже травы»[11 - Русская версия названия песни от автора перевода Ольги Комаровой.] – это точно не про нас.

Занавес.

Внутренний огонь[12 - Вдохновлено песней «Give In to Me» Майкла Джексона. Авторство: Билл Боттрелл, Майкл Джексон.]

Она завороженно смотрела вверх, на его глаза, в которых вспыхивали искры с первых же нот.

По танцполу был разлит красный свет, совсем приглушенный, и он, его горящие глаза – в лучах софитов. Его музыка волновала разум, взывала к эмоциям, затаенным в подсознании. Ощутить, почувствовать, признать. Пережить заново.

Алекс Беннетт – гениальный исполнитель нынешней эпохи. Он обуздал музыку и язык, найдя в них столько мощи, столько чувства, как если б это были стихийные силы. Когда он поет, он будто возносится в другое измерение. Он находится здесь и еще где-то в мире, простым людям недоступном. Но порой кажется, он все-таки ведет фанатов, искренне проникающихся его творчеством, за собой, даже если они того не замечают.

В одних его сияющих глазах – целая Вселенная. А из нот его благословенного голоса – складывается дорога к ней.

Последний раз Алина видела Алекса полгода назад, когда он приезжал в Москву и она вместе с командой готовила ему первый в России концерт, масштабное шоу. Которое, разумеется, стало самым зрелищным, самым мощным, самым захватывающим в стране за последние лет десять.

На правах выпускающего режиссера[13 - Режиссер, работающий за кулисами.] Алина лично провожала его на сцену. Она видела его таким уязвимым, обнаженным душой за кулисами. Она видела его блистающим в лучах мировой славы на сцене.

Она знала его человеком. Она видела его богом.

– Love is a feeling![14 - Любовь – это чувство (англ.) Здесь и далее – строки из песни «Give In to Me» Майкла Джексона.] – Бархатный тенор, на куплете спустившийся до нижних нот, будто стеля ту самую дорогу к его истории, его душе, его Вселенной, теперь взлетел на несколько тонов.

Призыв, обращенный к тысячам, к миллионам. Чувствуйте!

Алекс был из тех артистов, кто держит весь процесс под своим контролем, кто устанавливает правила*, кто взращивает свою идею и продумывает ее так детально, как только может. Правда, из месяца, проведенного артистом в Москве, у них с Алиной было не так много времени для общей работы. Вот только дни шли столь насыщенно, что казалось, будто она провела с ним рука об руку не меньше полугода.

А разве этого времени недостаточно, чтобы влюбленность заполнила сердце доверху, не оставив ни капли места хотя бы для спокойствия, рассудительности? Об эгоизме и безразличии речи быть и вовсе не могло.

Алина оказалась поглощена им в первую же неделю. Ничто не мешало этому водовороту чувств завладевать ей, стремительно и неотступно. Ей не нужно было думать о том, как бы скрыть свои переживания, не выдать себя. Ведь вся команда давно была уверена, что ее сердце сделано из камня*, на котором выточен лишь четкий план работы и, где-то на внутренней стороне, жесткие моральные принципы.

Никаких служебных романов.

Все время, что Алекс с Алиной находились вместе по работе, он был подчеркнуто бесстрастен к девушке. Неуемный вихрь его эмоций расточался лишь на то, что касалось его концерта, его парада славы, пьедестала его творчества. В то время как Алина чувствовала себя не больше, чем средством для воплощения его грандиозных идей.

Но это вовсе не мешало ей грезить о нем – скорее, напротив, разжигало внутри страсть, которую она не могла выпустить вовне.

– Give in to me…[15 - Сдайся мне… (англ.)] – пропевал он с изящным придыханием и томным блеском в глазах.

«Give in to me». Не счесть, сколько раз в ее сознании повторялись эти проникновенные слова, его божественным голосом… Она бы сдалась. Не думая. Оставив все свои убеждения насчет личного и рабочего.

Когда Алина увидела их шоу в Москве, ставшее поистине грандиозным, она раз и навсегда уверилась, что в том и был смысл ее работы. Прикоснуться к столь великому торжеству искусства, в котором важное место занимало и ее мастерство, ее упорство, ее внимание. И глубокая, страстная влюбленность к нему, к каждому воплощению его творческого гения.

– Quench my desire![16 - Утоли мое желание! (англ.)] – Искры в темных глазах вспыхнули в разы ярче, словно стремясь озарить своим огнем тех, кто так ему предан. Алина стояла в первых рядах. Способность дышать и мыслить вернулась к ней лишь спустя пару менее эмоциональных строк.

Иначе его искры, отражавшиеся в глазах тысяч людей, превратились бы в пожар.

Как пошло это звучит по-русски: «утоли мое желание»*! А на английском, на этом окутавшем мир языке, с его особой сексуальностью, созданной из глубины гласных и мимолетности согласных… Пробирало до сердца. Это «quench» звучало, как щелчок: решение принималось за одно мгновение, и возврата уже не было.

– Talk to me, woman[17 - Поговори со мной, женщина… (англ.)]…

«Woman» из уст Алекса звучало для Алины так, будто он, закрутив в воронку волны своего голоса, затягивал через нее к себе. Ей представлялось, что она стояла на сцене рядом с ним. Он бы протянул эти слова практически ей в губы. «Поговори со мной».

«Talk to me, man…» Она пыталась, когда он был в Москве. «Ты все сказал тысячам русских, которые покорены тобой. – Эта мысль не давала девушке покоя. Этот возможный диалог прокручивался в ее голове слишком часто. – Теперь скажи мне… В чем твой секрет?»

– Cause I’m on fire![18 - Ведь я в огне! (англ.)] – На этих словах пламя будто материализуется в его глазах. Огонь – бесспорно популярный образ, не только в песнях, но и в целом в мировой культуре. Алина видела, вживую и в записи, сотни раз, как люди пели про огонь.

И только он пел так, будто правда горел.

Когда главреж принесла Алине план работы по закулисью, она, проглядев его, сразу спросила, почему бы на строках с образом пламени не запустить искусственный огонь. Благо, давняя дружба с главным режиссером, еще с университетских времен, позволяла вносить свои идеи, не рискуя нарваться на поучения о том, кто каким делом должен заниматься.

Однако, едва Алина произнесла слово «огонь», подругу пробрала нервная дрожь, и она, будучи не в силах ничего объяснять, лишь бросила: «Если хочешь, разговаривай с ним сама. Я с этим огнем просто умываю руки».

И Алина пошла. Тогда Алекс впервые заговорил с ней не строгим, деловым тоном. В глазах отражался хаос, бушевавший в его душе. Он говорил, вернее, кричал, что огонь на сцене – это безвкусица и банальность. Что огонь должен гореть в сердцах людей, а не вовне. Целый ураган эмоций и не связанных между собой суждений обрушился на Алину, которая, опешив, не понимала, раствориться в нем, в этой буре, в центре которой был страстно желанный ей мужчина, или просто бежать.

Однако от него спасаться не хотелось.

Она не знала. Никто из команды не знал, что Алекс, еще десятилетним ребенком, оказался в огне. Родом из небогатой семьи, он с родителями жил в небольшом деревянном доме в неблагополучном американском городке. И ночью дом загорелся. К счастью, все спаслись, отец вынес его, окаменевшего от ужаса, на руках: когда родитель вошел в детскую, языки пламени уже перешли на кровать, успев обжечь мальчику ноги. На коже остались шрамы, заметные и по сей день. На сердце – неотступный ужас при виде огня. Или того, что очень напоминает реальный огонь.

– I’m just fine. Got to have some peace of mind…[19 - Я в полном порядке. Мне нужно обрести душевный покой… Нет! (англ.)] – Голос, вознесшийся до третьей октавы, в противовес смыслу слов звучал надрывно. При ярком сценическом свете, несмотря на его темную кожу, было видно, как напряглись скулы. В глазах мелькнул страх. – No!

В Москве, когда Алина подошла к нему, сидевшему за кулисами в ожидании своего выхода, у него было такое же выражение лица. Но слишком уж много оно таило нервозности. Даже животного страха. Что было крайне странно для артиста, давно приобретшего мировую известность.

– Это ведь не обычное волнение перед выступлением? – спросила она на английском. – Расскажи мне, я постараюсь помочь…

– Все из-за твоего проклятого огня! – Взорвался. Слова Алины, полные сочувствия, оказались словно зажигалкой, поднесенной к фитилю. – Поверь мне: это большая ошибка.

Алина, всегда собранная, внимательная, в меру жесткая, на сей раз под влиянием чувств, волнения к человеку, который стал так важен, теперь не могла подобрать ни слова.

– Не пытайся понять меня, помочь мне. – Последнее прозвучало с явным скепсисом, мол, смирись, это невозможно. – Все равно твоих слов недостаточно*.

Когда он встал, намереваясь идти к сцене, Алина осмелилась положить руку на его плечо в знак поддержки. Алекс резко обернулся: в темной бездне его глаз промелькнула такая беспомощная обнаженность, что она замерла, не в силах даже опустить руку. Тогда он, на удивление аккуратно, несмотря на поглотившую его тревогу, взял ее ладонь, казавшуюся в сравнении с ним такой маленькой и такой бледной, в свою и сам опустил ее руку. Уголки его губ едва заметно поднялись, глаза на миг осветились.

И Алина повела Алекса вершить, как ей казалось, его очередной триумф. Тогда как лишь он знал, что это будет его самый непростой концерт. Ему предстояло столкнуться со своим страхом лицом к лицу и выйти победителем.

– Love is a woman…[20 - Любовь – это женщина… (англ.)]

Снова это чарующее сочетание звуков, этот язык, столь эротичный по своей природе, в его исполнении становился орудием соблазна. Каждое движение его пухлых губ не уходило от внимания Алины, и каждый раз его губы, по воле обостренного воображения, касались ее губ.

– Give it when I want it…[21 - Дари это, когда я хочу… (англ.)]

Музыка нарастала, каждая нота вонзалась в сознание, простирая дорогу его голосу, его словам, его призыву, которому было невозможно не подчиниться. По крайней мере, если не в этом мире, то в своем собственном.

Его крупная, тяжелая ладонь ложилась на ее лебединую шею, почти грубо притягивая к себе, затем опуская ниже, на колени… Черные глаза, во всей полноте своей власти, своего могущества смотрели на нее сверху вниз, расплавляя все страхи и маску бесстрастности. Высвобождая все эмоции.

Алина бы пошатнулась, если б люди вокруг не стояли так плотно. С воспаленной частотой она хватала душный воздух, однако радовалась тому, что здесь от этого наваждения было некуда деться. Наконец-то она не могла убежать от собственных чувств, желаний. Ее главное божество окружало ее. Весь его концерт был воплощением его сути.