Источник вдохновения. Сборник малой прозы

Жизнь такая непредсказуемая, но зачастую она ведет нас туда, где мы откроем свою истину, обретем свое счастье.

Так ты готов завладеть моими мыслями?* О том, как ты стал важен для меня.

Источник вдохновения[32 - Вдохновлено песней «Бедная юность» playingtheangel, МУККА & Три дня дождя. Авторство: Юрий Перфилов, Серафим Сидорин, Глеб Викторов.]

Крепкий горячий чай согревает горло, в то время как дрожь в не на шутку промерзшем теле постепенно утихает. Моя верная подруга, или любовница, девушка, госпожа? – не знаю, как правильнее называть свою извечную спасительницу, – смотрит на меня пронзительным взглядом. Пытается укорить, но в зеленых глазах читается такая забота, что перед ней хочется разразиться скорее в бесконечной благодарности, чем в бесполезных извинениях за свое легкомысленное поведение.

Я люблю дождь. Мелкий, крупный; тихий, шумный; короткий, буквально на пять минут, или затяжной, на пару дней; чуть накрапывающий или льющий как из ведра. Как раз под последним я и пошел сегодня к ней в футболке и тонкой кожанке на другой конец города, конечно же, без зонта. А иначе в чем прелесть прогулок под дождем?

Когда я наконец добрался до ее квартиры, то засомневался, стоило ли вообще возвещать о своем приходе: казалось, что мои зубы стучали сильнее, чем сможет кулак. Но это такие мелочи, не правда ли?

Судя по тому, с каким беспокойством она протащила меня в квартиру, с какой быстротой стянула с меня мокрые вещи, принеся взамен теплый халат, и с какой спешкой побежала заваривать чай, она была со мной не согласна.

– Мелочи, говоришь? Ну почему ты иногда ведешь себя, как идиот? – Сказано это было, скорее, в шутку, но в каждой шутке, насколько всем известно…

– Не идиот, а творческий человек, – парировал я. – У нас другое восприятие мира. Вот для тебя прогулка под дождем – это глупость, а для меня – источник вдохновения.

На последней фразе мои зубы предательски стукнули особенно сильно. Из-за этого прозвучало не очень убедительно.

– Твое вдохновение порой слишком дорого тебе обходится.

Черт, вот как у нее получается так влиять на меня? Ни перед кем в подобной ситуации мне бы не было стыдно, даже если б меня обвиняли в открытую. А с ней… мне достаточно лишь услышать тревожные нотки в этом довольно деликатном упреке – и мое сердце уже сжимается из-за чувства вины. Ведь я столько раз заставлял ее за себя волноваться.

Прийти насквозь промокшим под проливным дождем* – это правда мелочь. Вот когда я заявился к ней под кайфом, с бесконтрольной тревогой и неотступной паникой, – это было событие. Событие, перевернувшее мою жизнь, которая, по сути, могла и вовсе легко оборваться.

Она была единственной, кто не оттолкнул меня, кто не стал ругать на чем свет стоит, говоря, какой я безответственный и ничтожный. Она просто была рядом. Помогла пережить этот момент. Помогла побороть желание прыгнуть в петлю, чтобы закончить все страдания разом. Бедная юность…* Когда я был подростком, я совсем по-другому представлял свои грядущие молодые годы.

Не знаю, было ли это чудо – или любовь? – но после того случая я твердо решил бросать. Видимо, мне просто нужно было увидеть, что кто-то в этом мире еще в меня верит. Что кому-то я еще важен, даже такой: молодой несчастный композитор, который хотел лишь выйти из творческого кризиса, давившего так нестерпимо, что я решился на крайние меры. Думал прибегнуть к этому средству только пару раз, а в итоге попался в ловушку наркотической зависимости. Так ведь происходит почти у всех, я лично видел много примеров среди своей братии. Но был уверен, что меня эта опасность обойдет стороной. Вообще, она права: я и правда идиот.

– Потанцуем? – бросаю я с улыбкой. После кружки горячего чая я наконец перестаю дрожать, отчасти вернув контроль над собственным телом. – Музыка у тебя такая классная играет.

Она беззлобно усмехается: знает, что иначе я сказать не мог. Playingtheangel, мой любимый исполнитель. Как же я его понимаю… У всех творческих людей есть что-то общее.

– Как ты танцевать собрался под лирикой[33 - Лирика – одно из названий прегабалина. Это лекарство запускает процессы торможения в организме, но по своей силе оно сопоставимо с наркотиками. Поэтому употребляют прегабалин не только люди, которым он показан по рецепту, но и наркоманы, которые захотели сменить вещество.]?*

– Медленно и с чувством.

Лишая свою любимую подругу права отказа, я встаю из-за стола и, как есть, в ее розовом халате, который наверняка смотрится на мне очень смешно, подхожу к ней, протягивая руку. Она кладет свою ладонь в мою. Такая теплая. Такая родная.

Танцем это, конечно, назвать сложно. Обнявшись, мы плавно переминаемся под песню «Бедная юность», а звуки не утихающей за окном грозы* аккомпанируют давно полюбившейся мне мелодии, которая так точно описывает мою жизнь. Вернее, нашу с ней жизнь, в какую я ее поневоле втянул.

Вскоре наши губы встречаются. Забываясь в мириаде звуков и ощущений, мы ласкаем друг друга. Медленно и с чувством, как я обещал. Нам обоим это слишком нужно. Мне – чтобы было, ради чего жить. Ей – честно говоря, без понятия, зачем. Без меня она явно была бы счастливее. Но, когда я говорю ей об этом, она не соглашается.

Сами того не вполне замечая, мы перемещаемся в спальню. Как-то закономерно оно происходит, из раза в раз. Но сейчас – по-особенному романтично. Я невольно усмехаюсь своим мыслям. Она устремляет на меня вопрошающий взгляд.

– Никогда раньше не мог назвать романтикой то, чем мы с тобой занимаемся.

– Ты об этом? – буднично спрашивает она, отходя от меня и доставая из комода наручники. – Чем же не романтика?

– Встречать с тобой рассветы, привязанным к кровати?* – выдаю я с ироничным смешком. – Ну да, ты права, это действительно очень романтично.

– Какой-то ты сегодня непривычно разговорчивый, – молвит она с дружеской издевкой. – Прегабалины на твою речь уже не действуют?

– Я снижаю дозу, – отвечаю, вмиг сменив тон на непреклонно серьезный. Борьба с наркотиками стоит мне слишком больших усилий, чтобы шутить об этом. – Не вечно же на них сидеть.

Неотрывно глядя на ее губы, я вижу, что она собиралась отпустить еще одну колкость. И даже предполагаю, какую: обычно люди, начав принимать лирику, со временем увеличивают дозу, а не уменьшают. Но мне правда надоело это. Я больше не могу смотреть на то, как она мучается из-за моего поведения. Если уж решилась связаться со мной

, то пусть знает, что это все не зря. Что я правда пытаюсь подняться со дна, хотя ломка порой бывает невыносима.

– Согрелся? – Я киваю. – Тогда сними уже этот чертов халат, я без смеха смотреть на тебя в нем не могу.

– Рад, что я вызываю у тебя не только грусть, но и смех, – произношу я искренне, с тенью сожаления за все проблемы, которые доставил верной подруге в недалеком прошлом. В спешке повесив одежду на кресло, я остаюсь в одних боксерах.

– Думаю, в будущем веселых моментов у нас с тобой станет еще больше, – говорит она с теплой улыбкой, как бы невзначай касаясь моего теперь уже оголенного плеча. Я, не сдержавшись, кладу руку на ее затылок и притягиваю к себе, с напором целуя эти восхитительные губы. Губы, которые столько раз вдыхали в меня жизнь, когда, казалось, черпать силы было уже неоткуда.

– Ну, что ты, не торопись, еще успеем, – дразняще протягивает она, быстро отстраняясь. Но – вижу по лицу – моей выходкой она довольна.

– Ложись на кровать. – Ее голос вмиг становится более властным. Однако не теряет неразрывную с ней мягкость.

Расположившись уже привычным образом на постели, я завожу руки назад – она, умело орудуя двумя парами наручников, приковывает меня к изголовью. Мой взгляд падает на ее высокую грудь, скрытую лишь под тонкой домашней майкой. Пытаюсь игриво коснуться губами зоны декольте, но она, заметив мое намерение, успевает подняться. Я изображаю разочарование – подруга коротко усмехается.

Кажется, я знаю, о чем она думает сейчас: еще не так давно я приходил к ней полностью разбитым. И связывать мне руки приходилось не ради изощренного развлечения, а буквально для того, чтобы я не потянулся к наркотикам, ведь раньше в кармане у меня всегда лежала доза – на случай если внезапно накроет. Теперь ситуация изменилась в лучшую сторону. Но мне все еще это нужно. Нужно на время отдать свою жизнь во власть человека, которому я доверяю больше, чем себе. Так я могу восстановить силы, чтобы бороться дальше. Благо, она понимает это, как никто другой.

Оставив меня на минуту наедине со своими мыслями, которые теперь, к счастью, и близко не стоят с тем ужасом, который я испытывал в одиночестве раньше, она возвращается с парой свечей и миниатюрным ножиком в руках. Что-то новенькое. Но мне даже не хочется тратить время, чтобы выспросить, для чего это все. Она лучше меня знает, что делать.

– Обойдемся сегодня безо льда, ты и так достаточно охладился, – произносит она с шутливым упреком, намекая на мою недавнюю прогулку под ливнем. – А вот разогреть перед поркой тебя придется. Заодно, может быть, откроешь для себя новый источник вдохновения.

Подруга говорит искренне, без тени издевки. Вот она – такая, какая есть. Она, по сути, не домина, да и я вряд ли сабмиссив в полном смысле этого слова. Хотя любой человек из моего окружения, узнав, что я позволяю девушке выпороть себя, с этим наверняка бы поспорил. Но строго говоря, мне плевать. Никто из них даже не пытался мне помочь. Это сделала только она, и она же продолжает до сих пор.

Зажегши свечи и поставив их на прикроватную тумбу, моя госпожа – в подобные моменты хочется называть ее так, хоть она и против, – раскатывает по ладоням несколько капель ароматного масла и медленно проводит по моему торсу, приглаживая волосы на оголенной груди. Под ее томными прикосновениями я не могу сдержаться, чтобы тихонько не застонать – она, видя, как быстро я расслабляюсь, довольно улыбается. Ее руки волшебны, я клянусь. И в этой фразе нет ни тени пошлости.

Закончив покрывать тонким слоем масла тело и ноги, она, наклонившись ко мне, оставляет несколько влажных поцелуев на шее. Я срываюсь на откровенный стон – мне кажется, она уже может вслепую найти все мои самые чувствительные точки. В такие моменты непреодолимо сильно хочется сжать ее в крепчайших объятиях и неистово целовать в ответ, пока из ее протяжных стонов будет сплетаться лучшая мелодия для моих ушей.

Поэтому, наверное, она меня и связывает. Иначе любая ее попытка создать долгую, чувственную прелюдию попросту бы пресекалась моим безудержным порывом страсти. Вообще, она первая девушка в моей жизни, которая нашла способ контролировать меня, причем делать это так, чтобы я оставался в полной мере доволен.

– Может, снимешь майку? – произношу хрипловатым от накатившего возбуждения голосом. – А то в масле замараешься.

– Не рискну. Иначе, мне кажется, ты разорвешь наручники, – отвечает она, усмехаясь. И я с ней согласен. Я уже чертовски ее хочу. Сообщать об этом не нужно – бугор, торчащий из-под боксеров, красноречиво говорит сам за себя. Но с ней торопиться не получится. Да и зачем, когда у нас впереди вся ночь.

Взяв одну из свечей, она наклоняет ее над моей грудью, и горячий воск капает на кожу. Стекая ниже кремовыми дорожками, он разносит тепло по телу. Я делаю глубокий вдох, раскрывая губы в легкой улыбке. Удовлетворенная моей реакцией, она выливает новую порцию воска на мои ребра – я невольно выгибаюсь. Но нежная кожа горит лишь пару секунд, а потом накатывает волна таких приятных ощущений, что я вновь начинаю тихо стонать. Подруга проводит ладонью по моей щеке – я, не задумываясь, касаюсь губами ее руки. Покрыть бы ее поцелуями с головы до ног… Но для этого еще будет время.

Отставив свечу в сторону, она неожиданно садится сверху. Я чувствую, как возбужденный член впивается ей в промежность, закрытую короткими шелковыми шортиками. Так дразнить меня слишком жестоко. Я невольно дергаю руками в бессознательном порыве снять этот мешающий кусок ткани, но в запястья тут же впивается металл. Боль немного отрезвляет, но вместе с тем – обостряет ощущения.

Ехидно улыбаясь моей выходке, она хватает меня за плечи и впивается в губы. Целует так жадно, с нещадной силой сминая их и норовя сплести наши языки. Я отвечаю с двойным жаром, скольжу языком по ее деснам, кусаю эти сладкие губы, заставляя ее простонать в поцелуй. Как же она восхитительно стонет…

Но длится это безумие недолго. Как ни в чем не бывало, совсем скоро она поднимается. Единственное, что ее выдает, – сбитое дыхание. И вставшие соски, которые теперь просвечивают через майку. Прекрасная картина.

Без лишних церемоний стянув с меня боксеры, она берет в руки обе свечи. Коротко приказав мне развести ноги в стороны, подносит свечи к моим бедрам и выливает на них порцию скопившегося в свечах воска. Из моей груди вырывается целая гамма звуков, начавшаяся с резкого крика боли. Но с каждым мгновением градус удовольствия и мимолетной эйфории лишь повышается. А как только ощущения начинают спадать – она, прочитав все на моем лице, подносит свечи максимально близко к телу и проливает воск на живот – мышцы пресса инстинктивно напрягаются. Меня вновь пронзает сладкая, тягучая боль. Это чем-то напоминает симфонию.