– А ведь правда! – поразилась Клара. – И что это значит? Может, мальчишка вообще о чём-то другом говорил? Не о нашем камне… – привидение сникло. – Но я в тот момент даже не сомневалась…
– И правильно делала, – уверенно заявил Альберт. – Нутром чувствую, что разговор идёт об одном и том же. Только у Мелитопольских имеются и другие сведения. Возможно даже, что они знают направление, где вести поиски. А это значит что?
– Что?
– Что нам теперь нельзя спускать с них глаз!!
Глава 34
А в субботу Мишка оказался в больнице. Но не в той, где лечилась Светлана Владимировна, которую он навестил вчера после уроков. А в той, где трудился неврологом Георгий Евстигнеевич Никитин, его любимый и единственный дядюшка. Ведь должен же был Мишка наконец узнать продолжение семейной истории!
Сегодня доктор Никитин принимал пациентов в больничной поликлинике, которая располагалась в соседнем от основного здания корпусе. По выходным он работал именно здесь, и для Мишки это оказалось большой удачей. Ведь в родное для дяди Жоры неврологическое отделение мальчика бы не пропустили, будь он даже братом-близнецом доктора! Порядки в больнице были строгие.
Они с дядей расположились в дальнем углу кабинета во время обеденного перерыва, отправив медсестру Аню, помощницу Георгия, в ближайшее кафе. Однако это не значило, что их никто не беспокоил. Наоборот. Каждую минуту кто-нибудь стучал, заглядывал или сразу врывался в кабинет, отвлекая Мишу с Георгием от увлекательной беседы.
Вот как это происходило:
– Так вот, в папином тайнике я нашёл фотографию. Она лежала среди писем…
– Извините, Георгий Евстигнеевич, а вы Сомова не видали? – в дверь кабинета после тактичного стука заглянула какая-то женщина в белом халате.
– Он же в отпуске уже неделю, Марина!
– А, точно! Простите, пожалуйста… – женщина закрыла дверь.
– На чём я остановился, Мишка?
– На фотографии, которую ты нашёл в тайнике!
– Ах да. Так вот, она лежала в отдельном конверте, и…
– Жора, куда ты задевал карту Чебурекина? – в кабинет без стука ворвался ещё один человек в белом халате – огромного роста бородач с налысо побритой головой. – Ой, здравствуйте, молодой человек! Сын?
– Племяш!
– А похож, как сын! Так что там с карточкой, Жора? В последний раз ты Чебурекина принимал, я тогда в Питере на симпозиуме был…
– Так я тебе обратно в шкаф положил, Денис Петрович! На вторую полку, если мне не изменяет память.
– В шкаф? А я там и не посмотрел даже, сразу к тебе побежал. Этот Чебурекин, понимаешь, так нервы вымотает, что сам дёргаться начнёшь… Приятного аппетита, племяш!
– Спасибо! Угощайтесь…
– А что это у вас, пирожки? С чем? О, капустка моя любимая. Я у вас парочку сворую, молодые люди?
– Своруйте, конечно, – любезно улыбнулся Мишка. – У нас ещё много. Это моя бабушка испекла.
– Так я тогда ещё несколько прихвачу. Салют!
Лысый великан, жуя на ходу, вывалился из кабинета.
– Ну так вот… О чём это я… – потёр Георгий лоб, провожая взглядом коллегу.
– Дядь Жор, а что это за Чебурекин? Художник?
– Он такой же художник, как мы с тобой писатели! Видел бы ты его картины!
– Как раз видел, – хмыкнул Мишка. – У мамы в галерее. Ну ладно, продолжай. Фотография лежала в отдельном конверте…
– Да, и изображён на ней был никто иной, как…
– Георгий Евстигнеевич, а вы тут? Я вас по всей поликлинике ищу! – в дверь заглянула девушка с раскрасневшимся от бега лицом. – Мне срочно, просто очень срочно, нужен ключ от склада! Елена Александровна сказала, что второй экземпляр у вас, а она свой не может найти, представляете?
– Очень хорошо представляю, потому что за ключом ко мне приходят каждую божию субботу! Надо уже что-то делать… с памятью Елены Александровны! Возьмите, Ирочка, но только не забудьте сразу же вернуть!
– Само собой, Георгий Евстигнеевич!
Ирочка схватила ключ и стрелой вылетела из кабинета.
– Дядя, неужели там был сфоткан мой тёзка? – нетерпеливо спросил Миша.
– Какой тёзка, где? – Георгий нахмурил лоб. – А, на фотке! Ну да, брат, именно он и был.
– А разве в те годы уже существовала фотография? – поразился мальчик.
– В начале двадцатого века? Разумеется! Учите матчасть, юноша!
– Подожди, почему двадцатого? Он же в девятнадцатом жил. Мне папа сказал… Или я опять что-то напутал с этими веками?
– Ничего ты не напутал. Всё правильно, Михаил Никитин большую часть свой длинной жизни прожил в девятнадцатом веке, но умер-то он в двадцатом! Впрочем, искусство фотографии зародилось гораздо раньше, ещё даже до рождения нашего с тобой предка. Мне кажется, даже в самом начале девятнадцатого века, представляешь?
– Ничего себе! Я не знал.
– Ну вот, будет лишний повод заглянуть в библиотеку. Так вот, фотография, которую я нашёл, была сделана в…
– Георгий Евстигнеевич, к вам можно? – на пороге кабинета появилась маленькая старушка с белым пухом волос на голове. Настоящий божий одуванчик. – Ой, я помешала?
– Маргарита Аркадьевна, у меня пока обед… – Георгий взглянул на часы, – ещё ровно десять минут. Подождёте пока в коридоре?
– Ну конечно, голубчик! – замахала бабуля руками. – Не спешите, ради бога! Принимать пищу надо обстоятельно и не торопясь! Кушайте, детки, кушайте… – с этими словами она закрыла за собой дверь.
Миша с дядей переглянулись.
– Такая работа, брат, сам понимаешь, – развёл руками Георгий.
– Понимаю, – вздохнул Мишка. – Ладно, десять минут у нас ещё есть. Быстро говори, пока опять кто-нибудь не помешал!
– Постараюсь. На фотографии, сделанной в двадцатых годах прошлого века, изображён немолодой уже Михаил Никитин. И рядом с ним…