Мой красный дневник

– Сегодня второе число. Думаю, скотину, подготовленную к утилизации, зарезали еще до нового гола, распродали, и теперь все сидят по домам и пьют водку как минимум, до пятого.

– Но только я с тобой больше никуда не поеду. И не надейся.

Он вырулил со двора и искоса посмотрел на меня:

– Ой, женщина, не говори гоп…

– Смотри на дорогу, искатель приключений. И вообще, отправил бы туда своего братца, пусть прокатится.

– Лен, я думал над тем, о чем ты говорила. – Он задумался, объезжая медленно ползущую фуру.

Дорога была не очень: канавки и колейность скрывал все еще мельтешивший в воздухе снег, а спецтехника, о которой так часто говорил градоправитель Синельников, наверное, расчищала подъезд к его коттеджу в сосновом бору с видом на реку.

– Знаешь, – продолжил он, когда мы начали снова штурмовать подъемы и спуски, – если все сложится так, как я задумал на новый год, помнишь, мы все загадывали вместе? То у меня появится возможность предоставить их всех самим себе.

– Да-а?

– Все равно не скажу. – Улыбнулся он мне в зеркало. – Лучше посмотри, какие пушистые елочки стоят вдоль дороги! И небо разъяснилось. Когда мы с Сашкой были пацанчиками, отец брал нас с собой в зимний лес кататься на лыжах. Сначала мы, пыхтя, ехали за ним по лыжне, а когда ему надоедало нас ждать, он цеплял палки за палки и вез нас за собой паровозиком. Мы приседали и только держались. А вокруг пролетали сосны, березы, заснеженные кустики… А сквозь макушки елей, увешанные розовыми шишками, проглядывало низкое зимнее солнце. А еще в этом лесу была горка. Длинная и пологая. Ребятишки раскатали ее и посередине сделали трамплин. И вот я решил с него спрыгнуть, показать удаль.

– И?

– Поехал. Спрыгнул. Упал и сломал лыжу. Вывихнул ногу. Отец тогда сильно ругался.

– Когда ты на нее лез, он видел?

– Ну да.

– Тогда почему он не остановил тебя? Ведь есть определенные приемы прыжков даже с самой крошечной высоты. И если их не знать, дело, действительно, может закончиться травмой! Так что он виноват сам. – Пожала я плечами.

– Да, наверно, ты права.

– Борь, можно вопрос? Личный?

– Попробуй. Не понравится – не отвечу.

– А у тебя дети есть?

Пауза несколько затянулась. Я отвернулась и стала смотреть в окно на заснеженные поля и перелески. На далекие деревеньки, гусеничками расползшиеся по склонам холмов. Редкие дымки оживляли этот затерянный и холодный мир.

– Нет, Лен, не было. И даже отвечу на твой не успевший вылететь «почему». Как я тебе рассказывал, закончив десятилетку, я ушел отдавать Родине долги на два года и, после учебки, попал в Таджикистан. Это было в девяносто втором году. В то время там сложилась непростая ситуация, спровоцированная распадом Союза, а также ближайшими внешними соседями – Узбекистаном и Афганистаном. Бандформирования, контролируемые и поддерживаемые Штатами, спровоцировали гражданскую войну, в которой пострадали, в-основном, русские специалисты и их семьи, работавшие на заводах, плотинах и других серьезных объектах, требующих в обслуживании определенной квалификации. Им как-то надо было помочь покинуть республику. Ну а потом, когда на границах нашей станы такое осиное гнездо… Нас, зеленых пацанов, отправили туда с великой миссией наводить порядок. На деле мы каждую ночь отстреливались от наемников всех национальностей, теряя людей и оружие. Парень из моего двора погиб там на третий день после приезда. Снайпер…

– А я не знала, что там была война…

– Лен, еще до развала Союза по всем границам закопошились наемники. И, как только огромная страна прекратила свое существование, эти республики попытались подмять под себя все, у кого хватало наглости. Да, о том, что там были наши войска, особо нигде не упоминается. Время такое было. Непростое. И выжил я, наверное, потому, что умел стрелять и не паниковать. А перед самым дембелем получил ранение в бедро. Ну и то, что у мужчины производит семя, пострадало тоже.

Он бросил на меня косой взгляд, но я сидела, слушала и молчала.

– Может быть еще поэтому, когда отлежал в госпитале и подлечился, я снова ушел воевать. Только в этот раз за деньги, наемником. Как раз в девяносто четвертом году началась чеченская кампания. Которая продлилась почти до две тысячи девятого года. Нет, – он снова посмотрел в мою сторону, – мозгов у меня хватило уйти в девяносто шестом. И то, после очередного ранения. Мой отец спохватился, что я заигрался в войну и, после года интенсивной подготовки, заставил меня поступить в Академию. Это я тебе уже рассказывал. Мне было на тот момент двадцать четыре года. Еще молодой, но морально и физически искалеченный. Война, знаешь ли, заставляет многие вещи расценивать по-иному. Возможно, еще поэтому я по первому зову и бегу своим родственникам на помощь. Как вспомню пыль и жару Таджикистана, растерянные русские семьи с детьми, в панике бросающие дома… В Академию я поступил. У тех, кто прошел войну, были определенные льготы, но и свои мозги работали неплохо. А специальность программиста была востребованной уже тогда. Но жил я с родителями. И вот в один прекрасный день матушка, собирающая в свою литературную гостиную всех актерствующих неудачников, познакомилась через Владимира Иннокентьевича, был у нас один такой рифмоплет, с Полуденцевыми: мамой и хорошенькой дочкой-провинциалочкой, с восторгом взирающей на московский полусвет. Дядя Володя был, конечно, влюблен в Марину Аркадьевну Полуденцеву. Он и не скрывал этого: писал в ее честь стихи, оды, водил по ресторанам. Она благосклонно принимала знаки внимания, не зная, что влюбленность дяди Володи заканчивалась где-то через пару месяцев полным неприятием бывшей пассии, а также ее истеричных воплей с жалобами моей маме.

– Для чего ты мне это все рассказываешь? – перебила я Бориса.

– Чтобы больше к теме моих родственников не возвращаться.

– Не думаю, что когда-либо их увижу. – Хмыкнула я.

– Ты задала вопрос про детей. Так?

– Да.

– Я даю тебе исчерпывающий ответ.

– Хорошо. – Согласилась я. Дорога длинная… Пусть лучше говорит о себе, нежели обо мне.

– Так вот. Ирочка Полуденцева настолько смогла понравиться моей маме, что мне было объявлено, что ее хотят видеть невесткой.

– Ни хрена себе!

– Я попытался напомнить матушке, что детей у меня быть не может в принципе. Перевести стрелки на брата не удалось, так как он уже сбежал в ваш городок и был вне досягаемости родительской любви. Мать, зная о его женитьбе, сказала, что ей хватит Сашиных детей на свой день рождения и Новый год. Но самым весомым аргументом стала уже купленная для нас квартира в одном из спальных районов на юге Москвы. Ради жизни отдельно я готов был и жениться. А после свадьбы молодая жена, сняв белое платье, уведомила меня о том, что нищий калека-ветеран ей совершенно не интересен. И вообще, у нее есть молодой человек. А от меня ей требовалась только московская прописка и площадь. И, хоть мне было обидно вляпаться в такую идиотскую ситуацию, подумав, я рассудил, что в принципе, все складывается неплохо. Я учился. Она – работала и гуляла. Комнату мы поделили пополам и жили вполне приличными соседями. Но так случилось, что на пятом курсе нас, двадцать человек от Академии, отправили в командировку в Чечню, обещая поставить экзамены автоматом. И деньги. Хорошие по тому времени деньги. Я поехал. Горы, ущелья, ненавидящий русских Кавказ… Непродуманные военные операции, в которых выживали везунчики и опытные бойцы. Но я снова вернулся. А в своей квартире нашел Ирочкиного сожителя. Причем они оба цинично объявили мне, что живым меня никто не ждал. Я немного подумал и предложил им хороший вариант: мы с Ириной разводимся, а взамен я получаю кое-какие деньги и выписываюсь из квартиры. Но просил сделать это быстро. То есть, дать денег в ЗАГСе. Бойфренд согласился. И через два дня мы развелись. До этого новогоднего вечера я и знать не знал, что с ними и как. Жить я тогда устроился в академическую общагу. Как родители ни настаивали, домой я не вернулся. А потом я случайно встретился с парнем, учившимся на курс старше меня. Он только закончил Академию и уже работал в техотделе Министерства. Мы как-то сошлись, сдружились… Вместе писали программы и, смеха ради, вирусы. Потом отец Илюхи пристроил в министерство и меня… И вот в прошлом году, выйдя в отставку, друг основал свою фирму. Заказы на обслуживание систем информационной безопасности мы брали и раньше, но он, наконец, легализовал свое предприятие. Так что, Леночка, детей у меня нет, женщин тоже. Зато есть квартира, машина и высокооплачиваемая работа.

– Спасибо за подробный и исчерпывающий отчет. А для чего ты мне это все рассказал? Чтобы пожалела бедного и несчастного защитника отечества? Извини, не вижу оснований. Твою мужскую состоятельность я прекрасно чувствовала утром, когда ты усиленно ко мне прижимался. А женщина, если любит, может прожить и без детей. В конце концов, есть ЭКО, еще какая-то ерунда… при достаточном количестве денег. Можно взять ребенка из детдома. Я прекрасно понимаю, что авторитарный отец и сумасбродка-мать изрядно перепахали твою жизнь. Но ты живешь один. Отец умер, а мать и тетя вполне самодостаточны. Тем более, что деньги, как я понимаю, вы с Александром им перечисляете. Так скажи мне, почему ты, взрослый и успешный мужик, все продолжаешь жить их приказами и запретами? Знаешь, почему ты больше не женился? Потому что мама не одобряла твоих избранниц, иногда мелькающих в твоей судьбе. И меня ты притащил, чтобы показать ей. Господи, когда ты мужиков научишь правильно расставлять приоритеты? Знаешь, что я тебе скажу… – Я немного задумалась. – Твоя Ирочка рассталась со своим сожителем и вспомнила тебя, глупого, но, по слухам, богатого и одинокого мужичка. И, подумав, они с маменькой снова пошли к твоей Виолочке. Ведь первый раз ты ее послушался. Послушаешься и в этот раз. Ты же всегда прибегаешь по их первому чиху подтереть сопельки. Тебя отдрессировали, как Бобика, назвав это благородством и честью… Вот ответь мне, пожалуйста: когда мать поговорила с тобой насчет Иры, разве тебе не стало жалко бедную, несчастную и обманутую девушку? Не захотелось снова взять ее под свое крылышко? Чтобы мамочка была счастлива?

– Если честно… – Он уже не смотрел на меня, а вглядывался в сумеречную серую дорогу. – Она была милой…

– Борь. – Меня снова затошнило. – Высади меня где-нибудь. Я поеду домой. Мне, правда, уже все равно, из-за чего зарезали Свету. Мне противен твой Сашенька. Мне противен ты, маленький мальчик на побегушках. Катитесь вы все к чертовой матери.

Он ехал, не останавливаясь, пристально глядя на дорогу. А потом сказал:

– Мне также говорила одна женщина, которую я привозил знакомиться к маме. «Маменькин сынок». Лен, я действительно, такой дурак?

– Это твоя жизнь, Борис. И тебе она нравится, раз ты не меняешься. Если бы не так, у тебя была бы своя семья, жена и дети. Твой братик перестал бы волочиться за каждой юбкой, а матушка умерила бы свои траты. Рассказать тебе, что именно женщины ценят в мужчинах?

– Кубики на прессе и крепкие ягодицы? – Усмехнулся он.

Я помотала головой.

– Еще попытка!

– Деньги?

– Ценят, и даже очень, поскольку без них не вырастишь детей. Но не на первом месте.

– Поездки, шубы, машины, рестораны, цветы…

– Это относится к материальным ценностям. Думай дальше.

– Любовь?

– Нет, дорогой. То есть, это тоже важно, но, опять же, не на первом месте. Что, хакер? Сложная задачка?