Герои

– А еще за наше глубочайшее почтение к твоему отцу, – Мелкий мелко же поклонился. – За это, но прежде всего, понятно, за золотишко-мелочишко.

– А с мертвяками что делать? – спросил Глубокий, ткнув убитого носком башмака.

В голове у Кальдера постепенно прояснялось. Уже не так стучало в ушах, кровь отливала от висков, давая возможность мыслить. Прикидывать, чего и как можно достичь. Эти трупы можно предъявить Ричи, тем самым попробовав его взъярить. Если на то пошло, попытка убить мужа родной дочери, да еще в собственном стане, выглядит оскорбительно. Особенно для человека чести. А можно оттащить их к Черному Доу, бросить к его ногам и воззвать к справедливости. Хотя оба расклада по-своему рискованны, тем более что нельзя сказать наверняка, кто за этим стоит. Взвешивая следующий шаг, возьми за правило поначалу ничего не предпринимать и следи, во что это выльется. Так что лучше, пожалуй, попросту отправить этих мерзавцев вниз по течению, сделать вид, что ничего не было, – пусть враги гадают, в чем же дело.

– Пусть себе плывут, – кивнул он на реку.

– А этот? – Мелкий ножом указал на третьего.

Кальдер, поджав губы, встал над пареньком.

– Кто вас послал?

– Да я так, с лошадьми, – промямлил тот.

– Говори лучше как есть, – посоветовал Глубокий. – Не заставляй нас тебя резать.

– Меня и заставлять не надо, – вставил Мелкий.

– Не надо, говоришь?

– Да нисколечко, – Мелкий схватил паренька за шею и сунул нож ему под нос.

– Погоди, погоди! – заметался юный коневод. – Мне сказали, Тенвейз! Бродд Тенвейз!

Мелкий выпустил его, а Кальдер со вздохом цокнул языком.

– Ах он гнилье долбаное.

Тут впору не удивляться, а совсем наоборот. Может, его попросил Доу, или же старик сам решил все обстряпать. В любом случае, юнец этого не знает, и толку от него никакого.

Мелкий крутанул нож, и тот сверкнул в лунном свете молочным блеском.

– Ну что, пришьем и лошадничка за компанию?

Кальдер чуть было не кивнул – дескать, давай, да и дело с концом. Быстрее, проще, надежней. Хотя с некоторых пор он все чаще задумывался о милосердии. Когда-то давно, будучи еще молодым остолопом, или, по крайней мере, остолопом более молодым, чем теперь, он приказывал убивать забавы ради, по своей прихоти. Полагая, что будет выглядеть за счет этого сильней. Думал, что вызовет этим гордость у отца. Но гордости, как выяснилось, не вызвал. «Прежде чем отправлять человека в грязь, – усталым разочарованным голосом сказал ему после одного такого случая отец, – убедись, что он не принесет тебе пользы живым. Иные рубят головы лишь потому, что им это по плечу. У них недостает ума понять, что ничто не выказывает столько силы, сколько милосердие».

Паренек смотрел полными смертной тоски глазами. Вот из них, блеснув, скатилась слезинка, за ней другая. Кальдер, как ничего другого, жаждал силы, а потому думал о милосердии. Он прижал язык к треснувшей губе: ух ты, жжет.

– Убей его, – велел он, отворачиваясь.

Паренек напоследок коротко, с удивлением вякнул. Почему-то смерть, даже неминуемая, всегда удивляет людей. То ли они считают себя особенными, то ли рассчитывают на помилование – дескать, обойдется. Но в том-то и дело, что особенных не бывает.

Мелкий спихнул труп с берега. Дело сделано. Кальдер пошел взбираться по откосу, костеря намокшую накидку, насквозь грязные сапожки, разбитые губы. Интересно, а сам он в роковой момент тоже будет удивляться? Не исключено.

Единственно верное

– Это правда? – спросил Дрофд.

– А?

– Да вон.

Юнец кивнул в сторону Пальца Скарлинга, что гордо красовался на пригорке. Было около полудня, а потому тени он отбрасывал совсем мало.

– Правда, что под ним погребен Скарлинг Простоволосый?

– Да нет, наверно, – усомнился Зобатый, – с чего бы.

– А разве его не из-за этого называют Пальцем Скарлинга?

– А как его еще называть? – встряла Чудесница. – Хером Скарлинга, что ли?

Брек приподнял густые брови.

– Раз уж ты упомянула, то мне он напоминает немного…

Дрофд перебил:

– Не, я про то, а зачем его так звать, если он там не похоронен?

Чудесница поглядела на него как на самого отпетого болвана на всем Севере, а если и не самого, то на верном пути к этому званию.

– Возле хутора моего мужа – моего хутора – течет ручей, известный как Скарлингов Отпрыск. Их таких по Северу, наверное, с полсотни. Так там как пить дать ходит легенда, что он утолил жажду его чистыми водами, прежде чем произнести какую-нибудь там речь или двинуться на врага, как оно в славных песнях поется. А он если там и появлялся – ну хотя бы на расстоянии дневного перехода, – то не более чем помочился туда, да и то не сходя с коня. Вот что значит быть героем: все хотят отщипнуть от тебя кусочек.

Она кивнула на Жужело, который, закрыв глаза, с молитвенно сложенными руками стоял на коленях перед Отцом Мечей.

– Лет через пятьдесят по хуторам, глядишь, объявится с дюжину Жужеловых Отпрысков, вблизи которых он никогда и не бывал, а всякие пентюхи будут на них с увлажненными глазами показывать и спрашивать, а не под ними ли похоронен достославный Жужело из Блая?

Чудесница отошла, покачивая коротко остриженной головой. Дрофд поник плечами.

– Да я ж, черт возьми, так, только спросил. Думал, эти глыбы потому Героями и именуются, что под каждой погребен герой.

– Да кому какое дело, кто где погребен? – пробормотал Зобатый, припоминая многочисленные погребения, на которых ему доводилось присутствовать. – Человек, когда его зарывают в землю, обращается в прах. Прах и истории о нем. А у историй с людьми зачастую бывает мало общего.

Брек согласился:

– И с каждым новым изложением быль все больше превращается в небыль.

– Правда?

– Взять, допустим, Бетода, – сказал Зобатый. – Если верить молве, так он был едва ли не самым лютым злодеем на всем Севере.

– А разве нет?

– Смотря кого об этом спросить. У врагов он, понятно, был не в чести, и мертвецам ведомо, как он нещадно их губил. Но глянь на все его деяния: получается, дел-то он сделал поболе, чем сам Скарлинг Простоволосый. Сплотил Север. Построил дороги, по которым мы маршируем, добрую половину городов. Положил конец распрям между кланами.

– Начав войну с южанами.