Герои

– Чудная-юдная, – буркнула Чудесница.

– Уж какой там частью себя ни назови, – махнул рукой Зобатый, – только будь на месте, когда орех расколется.

– А я никуда не денусь, пока вы не предъявите мне мою судьбу, – Жужело, откинув капюшон, поскреб вспотевшие волосы, – в точности как обещала Шоглиг.

– Скорей бы дождаться, – вздохнул Зобатый. – Вопросы есть?

В ответ лишь шевеление травы под ветром, хлопки ладоней и довольное кряхтение Брека, совладавшего наконец с застежками кольчуги Йона.

– Вот и хорошо. А то повторить все это сызнова у меня вряд ли получится. Знайте, для меня честь биться плечом к плечу с вами. Как и таскаться с вами по всем погодам и непогодам, по дорогам и бездорожьям Севера. Главное, помните, что сказал мне однажды Рудда Тридуба: давайте порешим мы их, а не наоборот!

Чудесница широко улыбнулась:

– Лучший, черт возьми, совет о войне, какой мне доводилось слышать.

Между тем подступало основное воинство Черствого, всем скопом – неспешно, с расстановкой, вверх по длинному склону в сторону Деток. Уже не точки, далеко не точки. И не мураши, а люди, влекомые целью; блики играли на заостренном металле.

Сзади на плечо Зобатому легла тяжелая рука; от неожиданности он чуть не подскочил, но это оказался всего лишь Йон.

– Одно словцо, вождь.

– Какое именно? – спросил Зобатый, хотя ответ знал заранее.

– Да как обычно. Если мне суждено погибнуть…

Зобатый кивнул, спеша его прервать:

– Я разыщу твоих сыновей и отдам твою долю.

– И?

– И расскажу, каким ты был.

– Точно все?

– Точно все.

– Хорошо. Только без прикрас, а то знаю я тебя, старый лиходей.

Зобатый махнул на заношенный плащ.

– Когда ты последний раз видел, чтобы я приукрашал хотя бы себя?

На губах Йона мелькнула улыбка.

– Что правда, то правда, вождь: давненько.

Он отошел, оставив Зобатого размышлять, кто и что будет наказывать, когда в грязь отправится он сам? Ведь его семья, в сущности, здесь.

– Парламентеры, – оповестила Чудесница.

Оставив своих людей у Деток, по травянистому склону взбирался Черствый – безоружный, с открытой улыбкой, обращенной к Героям. Зобатый вынул меч, ощутив в руке пугающий и обнадеживающий вес, а еще остроту от ежедневной обработки точилом добрых полтора десятка лет. Жизнь и смерть длиною в локоть металла.

– Что, сразу росту прибавляет? – с ухмылкой спросил Трясучка, вращая топор – зловещего вида изделие с тяжелой, клепаной острыми клепками рукоятью и тускло поблескивающим, в зазубринах лезвием. – Мужчина всегда должен иметь при себе оружие, хотя бы для ощущения.

– Невооруженный мужчина – все равно что дом без кровли, – бросил Йон.

– И тот, и другой в конце начинают протекать, – докончил за него Брек.

Черствый благоразумно остановился вне досягаемости стрелы, по колено в траве.

– Э-ге-гей, Зобатый! Ты, никак, все еще там?

– Увы, да.

– И хорошо ли спится?

– С пуховой подушкой было бы лучше. Ты мне, случайно, не захватил?

– Эх, жаль, не догадался, хоть свою отдавай. Трясучка там не у тебя?

– Точно, у меня. Да еще две дюжины карлов с собой привел.

Зобатый брякнул это так, на всякий случай, но Черствый лишь заулыбался.

– Добрая хитрость, но неудачная. Никого там у него нет. Давненько не виделись, Трясучка! Как ты там?

Трясучка лишь пожал плечами.

– Во как, – поднял брови Черствый. – Всего-то?

Еще одно пожатие плеч. Казалось, упади само небо, Трясучка и бровью не поведет.

– Ну как знаешь. Слышь, Зобатый, как поступим? Вернешь обратно мой холм?

Зобатый плотнее обхватил рукоять меча, чувствуя, как горят вокруг ногтей обгрызенные заусенцы.

– Да я бы, пожалуй, еще денек-другой тут посидел.

Черствый нахмурился. Такой ответ ему слышать не хотелось.

– Послушай, Зобатый, ты мне давеча дал возможность уйти, и вот теперь я плачу тебе тем же. По справедливости: честь по чести, добром за добро. Но ты, наверно, обратил внимание, что со мной нынче с утра подошел кое-кто из друзей, – он ткнул пальцем в сторону Деток. – А потому спрашиваю еще раз: отдашь мой холм?

Последняя возможность. Зобатый, со стоном вздохнув, прокричал:

– Боюсь, что нет, Черствый! Придется, видно, тебе сюда подниматься и его у меня отнимать!

– Вас там сколько наверху – девять? Против двух дюжин?