Герои

– Ничего, и не такое выстаивали!

Хотя, сказать по правде, столь скверного расклада Зобатый не припоминал.

– Раком выстаивали, что ли? Так это смотря под кем стоять! – Черствый, опомнившись, сменил тон с гневного на взвешенный. – Послушай, ну зачем нам этот раздрай! Ведь мы…

– Так ведь мы воюем! – Зобатый запоздало спохватился, что последнее слово вырвалось с большей ожесточенностью, чем он рассчитывал.

Даже на расстоянии было заметно, что улыбка сошла у Черствого с лица.

– Ну, будь по-твоему. Я-то думал, ты воспользуешься возможностью, которую сам мне давал. Только и всего.

– Спасибо, ценю. Весьма любезно с твоей стороны. Но уйти не могу.

– Стыд-позор, со всех сторон.

– Эйе. Так уж выходит.

Черствый набрал воздуха в грудь, вроде как собираясь что-то сказать, но молча замер. То же самое сделал и Зобатый. А за ним его воинство, глядя с вершины холма. И люди Черствого, взирающие на холм снизу. На Героях воцарилась тишина, которую нарушали лишь дыхание ветра, беспечный щебет птиц да жужжание пчел. Хрупкий миг затишья перед беспощадной схваткой. Вот Черствый закрыл рот и, повернувшись, зашагал по крутому склону к Деткам.

– Я могла его пристрелить, – пробормотала Чудесница.

– Знаю, что могла, – кивнул Зобатый. – А ты знала, что пустить стрелу не сможешь.

– Знала. Я так, к слову.

– Может, он сейчас подумает-подумает да передумает, – сказал Брек без особой, впрочем, уверенности.

– Уже нет. Ему все это по душе не больше, чем нам, но на попятную он уже раз пошел. И людей у него теперь больше.

Последнее Зобатый произнес чуть ли не шепотом.

– Так что надеяться не приходится.

Черствый дошел до Деток и исчез среди камней.

– Всем, у кого нет луков, отойти назад к Героям и ждать.

Затишье тянулось нестерпимо долго. Притупившаяся было боль в колене у Зобатого опять давала о себе знать. Сзади доносились разгоряченные голоса: Брек с Йоном, согласовав линию обороны, спорили о пустяках. Неприятель не показывался. Война большей частью состоит из скуки, а порой из ужаса, от которого можно обосраться. Зобатый не мог отделаться от ощущения, что такой момент сейчас настанет; можно сказать, грянет с высоты.

Агрик воткнул возле себя в землю несколько стрел, их оперение затрепетало, как болотный камыш. Сам Агрик покачивался на каблуках, почесывая скулу.

– Может, он до темноты ждать будет?

– Не будет. Если ему прислали людей, значит, этот холм нужен Ищейке. То есть Союзу. Он не станет рисковать – вдруг к нам до вечера подойдет подмога.

– Значит… – замер в нерешительности Дрофд.

– Значит, сейчас двинутся.

Словно по воле злого рока, стоило Зобатому сказать «сейчас», как из тени Деток выступили люди. Они на ходу построились в два четких ряда: впереди стена в дюжину щитов, за ней поблескивают копья второго ряда, а по бокам, под защитой щитов, – лучники.

– Старая школа, – определила Чудесница, закладывая стрелу.

– А чего еще ожидать от Черствого. Он сам старая школа.

Собственно, как и Зобатый. Два старых дуралея-недобитка, чудом уцелевшие в прежние времена, собираются порвать друг друга в клочья. А что, и правильно. Старый конь борозды хоть и не выправит, но и не испортит – вспашет как надо. Зобатый огляделся, пытаясь высмотреть две тройки, что отделились от всех. Пока ни одной не видно. Ползут, наверное, в высокой траве или затаились, выжидая.

Агрик, насупясь, натянул тетиву.

– Когда надо будет пускать стрелу?

– Как только сможешь во что-нибудь попасть.

– В кого именно?

– А в любого, кого можешь снять.

Наверно, лучше сказать прямо, назвать вещи своими именами:

– В любого, кого можешь убить.

– Сделаю, что могу.

– А не сможешь, мне только в радость.

– И то ладно.

Агрик пустил стрелу, в основном пристрелки ради. Она порхнула над головами идущих на приступ; те нестройно пригнулись. Первая стрела Чудесницы звонко впилась в чей-то щит; от неожиданного удара человек завалился, порушив всю стену. Впрочем, она и так держалась непрочно, как ни старался Черствый. Кто-то по этой чертовой крутизне взбирался проворней, кто-то отставал. Дрофд тоже выстрелил – его стрела прошла безнадежно высоко и затерялась где-то на подлете к Деткам.

– Черт! – ругнулся юнец, нетерпеливой дрожащей рукой вытаскивая другую стрелу.

– Полегче, Дрофд, полегче, – дал совет Зобатый. – Дыши.

Хотя дыхание не так уж легко давалось ему самому. До стрел Зобатому дела не было. Сложно предугадать, а тем более заметить, как и когда они посыплются на тебя с неба. Не очень-то страшные на вид, на кончике они вполне могут нести смерть. Зобатому вспомнилось, как он видел их целую тучу, они сыпались на их ряды под Иневардом, будто град или стая рассерженных птиц. И бежать от них некуда. Оставалось лишь уповать. Вот сейчас одна словно парила навстречу, и Зобатый отошел за ближайшего Героя, прикрывшись щитом. Невесело наблюдать, как эти тростинки, кренясь, несутся вниз, и прикидывать, не подхватит ли какую-нибудь из них в последнее мгновенье ветер, и прямиком в тебя. Эта вот чиркнула о камень и безобидно отлетела в сторону.

Человек, ее пославший, опустился на одно колено, возясь с колчаном, а заграждение из щитов продвинулось дальше по склону. В живот ему угодила стрела Атрока. Рот у человека широко открылся, вынутая из колчана стрела выпала из рук, а секунду спустя донесся вопль, переходящий в вой. Возможно, этот крик означал для обороняющихся некоторое улучшение расклада, но все равно был неприятен на слух. Зобатому не хотелось бы вскоре самому так вот завыть.

Стена из щитов дрогнула, из-за нее выглядывали люди, прикидывая, оказать ли товарищу помощь или продолжать натиск, или же гадая, кто будет следующим. Черствый выкрикивал приказы, понукал, выравнивал ряд, но тут над самыми головами штурмующих пронеслась стрела Чудесницы, отчего строй опять сломался. У людей Зобатого союзницей была высота, они могли стрелять сверху быстро и по прямой. Людям Черствого приходилось пускать стрелы вверх по дуге, где их неминуемо разметывал ветер. Хотя это еще ничего не значит. Исход боя решают не стрелы.

Зобатый дал Дрофду выпустить еще одну стрелу, после чего схватил за руку:

– А ну назад к остальным.

Паренек рывком обернулся; вид такой, будто сейчас завопит. Не иначе, ярость битвы. Никогда не знаешь наперед, кого она обуревает, кого нет. Безумный страх и безумная храбрость – два листка одной крапивы, оба одинаково жгучие; честно говоря, лучше, когда к тебе не пристает ни тот, ни другой. Зобатый впился пальцами Дрофду в плечо и подтащил к себе.

– Я сказал, дуй к остальным!

Дрофд сглотнул. Сморгнул. Ручища Зобатого словно вернула его к действительности.