кто – вот она, жива, шустрит по кухне,
гремит посудой, подгорает пища,
хлобыщет дверцами,
то соль, то перец ищет?
Как обвинить ее? Отраву сыплет –
готовит борщ – кипит густая жижа;
попробует и сплюнет – я глотаю
и за добавкой миску подвигаю.
27
А все ж таки скандал нам не с руки:
извилисты, темны, глупы, опасны
пути у правосудия людского,
российского.
На меньших основаньях приговоры
бывали смертные – в такую злую пору
особенно: страна сошла с ума,
и все ей скорбный дом, все ей тюрьма,
и мертвецы, взошедшие на землю,
не внове ей – сама она такая,
шалящая по свету мертвечиха,
стоглазое, привязчивое лихо.
28
Марина…
А ведь ей хуже, чем нам… Мы с тобою
что видели – не поняли, но все же
запомнили, и чудо было нам
дано спокойно, явно, протяженно,
с своей какой-то логикой. Не так,
чтоб можно было за кунштюк принять
дарованную двум нам благодать.
29
Она ж жила спокойно и ничем
не заслужила эдакую встряску.
Меня любила? Это да, любила,
но той любви для чуда не хватило.
И надо ж так попасться ей в чужие
дурные обстоятельства – тут кто
умом не тронется, не усомнится…
Не станет ошибаться, торопиться.
Наделает дел, привлечет внимание!
Предупредить, унять ее заранее.
30
Как нож по сердцу, скрежет по стеклу
такие встречи – в старую вползть кожу
змее, преображеньем обновленной,
играющей под солнцем золотистым
узором переливчатым – свет в цвет
свободно переходит, протекает;
змея ползет – к вершинам доползает,
которые достичь никой полет