любовничками, не с таким-то мужем
и не с такой холодной, вязкой кровью,
тонуть в которой всем моим усильям…
И почему вы все меня любили?
19. Ирина
Мы жили-то неплохо, я терзала
Андрея почем зря, он ненавидел,
должно быть, меня сильно…
Чтобы так
терпеть, но не уйти, ночами брать
свое, тревожить холодность, презренье
мое – нужны упорство, сила, воля,
закоренелость в зле. Он, тихий, нежный,
меня, дурную, добивал прилежно.
Со стороны смотрелось по-другому –
не выносить же пыль да грязь из дому.
Мы каждый свой содержим тихий ад
в порядке, на свой личный, строгий лад.
20. Ирина
Андрей работал много, но ты знаешь:
в России нашей всякий честный труд
убыточен; богатая, теперь
я это понимаю. – Ты богата?
– «Ну да, наследство. Много ли мне надо?
Вполне довольна. Я ушла от мужа:
рот лишний мне кормить не по карману,
себя излишним обделять не стану.
Я равного ищу себе под пару».
– Я для тебя не слишком бедный, старый?
21
Вот и случилось все стыдно, быстро,
при свете дня, ни те чувств, ни смысла –
ласки ледащие, страсти выстрел,
жуткая тела дрожь.
Так с запозданьем на четверть века,
с недоумением человека
видящего – так слепой, калека
с бельм, глаз смывает ложь –
видим друг друга в упор, в натуре –
седость и вялость, лежим да курим,
не морщим лбов и бровей не хмурим;
так по теченью плыть
не велик труд, не трудна забота,
пролили вместе немного пота,
сердце тупым чем-то колет что-то,
нудит вторую прыть.
Ты равнодушна в невидном свете,
шторы задернуты, мысли эти
так-сяк снуют – ты за них в ответе,
что в голове моей.