Тетрадь с гоблинами

– Скажите, а внутри еще кто-то бывает? Ну, кроме вас.

– Нет, ты че? Никому не дозволено. Только я.

– Но вы же… Как раз с историком ссорились…

– Ты о чем?

– Я видел на верхнем этаже Башни тень, когда вы были в школе.

Глаза Стивена расширились.

– Оп-па-а.

Он затушил сигарету и, едва не вырвав калитку с мясом, влетел в Башню. Ко мне больше не вышел. Я немного подождал, да и потопал домой. Вернусь еще. Как-нибудь в другой раз.

* * *

Дома меня ждал сюрприз: мама сварганила лазанью, салат с тунцом и свой фирменный гранатовый пирог. Когда его резали на кусочки, мне казалось, что из моего живота вот-вот вылезет Чужой, а мои слюни затопят кухню.

Мы славно поужинали. Папа, дожевывая кусок пирога и с трудом выговаривая слова, объявил:

– Играем в настолки!

Эту фразу следует писать рунами: она обладает чарующим, магическим действием на подростковые организмы. Я побежал в комнату, подставил стул к шкафу и достал все свои настольные игры: и «Элиас», и «Соображарий», и «Крокодил», и на всякий случай[23 - “На всякий случай” – потому что родители не очень любят эти игры, им больше нравятся более казуальные, семейные. Но надежды сыграть в них с кем-то помимо Ромы и Сени я не теряю никогда.] «Древний ужас» с «Рунбаунд».

Мы расселись в гостиной: я, мама, папа и Мелкий. Сражение началось. Я щеголял познаниями в комиксах, мастерски описывал Джокера и Доктора Ватсона, назвал семнадцать коротких слов на букву “с” за минуту.

– А ты хорош! – сказал папа и вмиг побил мой рекорд.

Потом мелкий объяснял в “Элиас” Шар, и мы не могли не отвлечься на обсуждение главной новости недели (а то и года).

– Тебя с детства к нему тянет, – сказала мама. – Тебе было три года, когда мы тебя привели на площадь Мира. Ты тогда балованный был и плаксивый, но на Шар как уставился, так и минут пять оторваться не мог.

– Было такое, – подтвердил папа.

Я похвастался, что еду в университет культуры по рекомендации Валентина Павловича. Сказал, что намерен туда поступать. Папа скрестил пальцы, мама поцеловала меня в обе щеки, а мелкий высморкался в покрывало. Как не хочется разочаровывать этих людей – вы бы знали! Может, и не стоило рассказывать про эту поездку… А впрочем, было полезно увидеть на их лицах радость, причина которой – я.

Потом мы играли в “Крокодила”. В какой-то момент я вытащил карточку со словом “Ригори”.

– Не знаю, что это, – сказал я, хотя сердце мое екнуло: что-то в этом слове было чарующим и родным.

– Погугли, – посоветовал папа, в паре с которым мы играли.

– Так, может, ты тоже его не знаешь.

– Я все знаю.

Я вбил “Ригори” в поисковик. На первой открывшейся картинке был изображен человек, который поднял другого человека за шею, держа его над землей.

Ригори – значилось в статье – древнеорвандские алхимики, жрецы и маги.

Это не специальность. Это люди, которые разными способами пытаются проникнуть за пределы физического и рационального. Колдовством, жертвоприношениями, медитацией, уникальными чувственными техниками.

Что еще за “чувственные техники”? И как прикажете показывать это на пальцах? Я стал изображать магические пассы.

– Фокусник? – спросил папа. Я покачал головой. – Продолжай!

– Да я не знаю как!

– Подумай! У нас еще сорок секунд.

Я схватил себя за шею, но этот путь повел совсем не туда.

А потом я увлекся, представив себя древнеорвандским жрецом, простер руки над головой, и так вжился в роль, что неслабо вдохновился. Наверное, круто быть Ригори. Порыв ветра распахнул форточку и опять ее захлопнул.

– Вроде, спокойную погоду обещали, – сказала мама.

Время истекло. Раунд мы с папой проиграли, и мама с Мелким вышли по очкам вперед.

– Что за слово-то было? – спросил папа.

– Ригори.

– Я не знаю, что это.

– Кто бы сомневался, – сказала мама. Мелкий начал хохотать, и мы не могли успокоить его еще минут пять.

* * *

Я посмотрел в окно. Бьенфорд обволокла ночь, украшенная огоньками окон и фонарей. Я пожелал спокойной ночи Шару и лег в кровать.

Спросил у Грохида, кто такие Ригори. Он ответил жестковато:

Ригори – нарушители благополучия. Огонь. Пламя. Необузданность. Разрушение. Рабы Шара.

Ладно, мы этот вопрос еще изучим.

Под одеялком оказалось не просто тепло, а волшебно. Выключить ночник я решился не сразу, но, положив под подушку Тетрадь, почему-то успокоился и закрыл глаза.

Обычно мы не помним момент засыпания. Но этой ночью я уловил его абсолютно отчетливо. Моя комната будто целиком прошмыгнула в гигантский портал.

… А проснувшись, я обнаружил, что стою посреди двора в лунном свете. На мне майка и трусы. Рядом недостроенная папина горка и метрах в ста от меня – подъезд. Ёжась от прохладного воздуха, поглаживаю предплечья.

Так. Ясно-понятно. Ражд никуда не делся. И мне следовало бояться уснуть. Лунный свет очень кстати сотворил яркую дорожку, по которой я, пытаясь не становиться голыми ступнями на острые камни, подошел к дому.

Я посмотрел в окно своей комнаты: открыто. Неужели я спрыгнул?.. Спрыгнул – и остался жив? Но как я не повредил чего-нибудь? Например, себя? Конечности всевозможные. Главное, чтобы меня никто не увидел. А то какая-нибудь баба Маня точно будет рассказывать родителям, что их сын-наркоман шастает ночами.

Включив режим “стелс[24 - Так в играх называют режим, при котором персонаж проходит задания незаметно. Хайлевел – высокий уровень.]” хайлевела, я тихо-тихо вернулся домой. На столе дребезжал телефон. Звонил Рома.