– Привет, Саша! Хорошей тебе недели. Ты вчера спросил, что со мной? Мне пришли в голову простые слова. Аллегория. Я улитка, которая сейчас сидит в своей раковине и с наслаждением жует свой хвост. За которым на воле бегает по кругу.
– Я знаю, Богомила, что ты не мизантроп. Если бы так, ты бы не открылась и не потянулась ко мне, и не протянулась бы мне руку. Просто такой период. Но ты меня изменила, просто тем, что появилась. И то, что сейчас происходит со мной – не твоя вина. Это просто новый я. И что бы ты не делала сейчас, это ничего уже не остановит. Ты меня изменила, сказал я? Нет. Я дал себе свободу открыться тебе. И это столкнуло лавину. Теперь учусь жить в новом мире… А ты ни в чем не виновата. Нельзя быть виноватым за желание любить.
– Ты умеешь извлекать улиток из раковин? Ох, Сашко, боюсь, что все это не приведет ни к чему хорошему.
–Хм… Я поищу способ, ладно?
Письмо Александра, вечером Вербного воскресенья
КАК УЛИТКА ПАНЦИРЯ ЛИШИЛАСЬ
Улитка любила прятаться в своей раковине от проблем. Залезет поглубже, закроет глаза и ждет, когда проблемы уйдут. Однажды было ей так тошно, что она решила развернуться в своей раковине и спрятаться поглубже. Развернулась, полезла по спирали, да и застряла. Впереди узко, а сзади ни ножки, ни хвостик уже за край зацепиться не могут. Подергалась улитка да и замерла, глаза прикрыла.
Вдруг – ба-бах! – удар раздался, открыла улитка глаза в испуге – да и зажмурилась от света. Лежит она на песке, посреди осколков от своей раковины, а над ней здоровенный муравей-термит стоит, молотком помахивает.
– Спасибо, термит, – говорит улитка, – что спас меня. Но только как мне теперь без панциря жить?
– А ты ничего и без панциря, – говорит термит и посмеивается, – стройная и симпатичная, и передвигаться так значительно быстрее будешь. А коли тебе панцирь нужен, так тут, на пляже их, брошенных, пруд пруди. Они, конечно, известкой мараются, зато легкие. В путешествия по миру с собой брать можно.
– Без панциря? – удивилась улитка. – А мне мои друзья все время про панцирь мой говорили, какой он красивый и прочный.
– Друзья твои сами в панцирях всю жизнь живут, вот им и кажется, что вся жизнь – это в панцирь залазить и проблемы там пережидать. А мир – он вон какой! И в нем так много надо успеть. Ладно, пойду я по своим делам. Может, еще кого надо спасти из заточения
И усмехнувшись, пошел, молотком помахивая.
А улитка с тех пор панцирь не носит. Так, если только в путешествие, легкий известковый берет. Побольше, чтобы не одной там можно было от проблем прятаться.
Разговор в вайбере, вечер Вербного воскресенья
– Послал тебе сказку. Только, умоляю, без анализа. Ты не улитка, я не муравей, а главное тут – молоток.
Фотосообщения от Богомилы
– А я сегодня каталась весь день.
– Так зелено уже у вас. Смотрю фотографии. Хочу быть рядом на велосипеде. Но не уверен, что даже ногу перекину через раму. Уплываю…
– Устал?
– Устал…
– Уплывай. Маешь право.
– Каждую секунду думаю о тебе. Даже во сне.
– Спи давай. До завтра.
– Богомила… Сколько км ты сегодня проехала? Под сотню?
– Да
– Меня не видела? Когда оборачивалась?
– Очень много образов вспомнила из нашей поездки.
– Я все время ловлю глюки. Катаюсь по утрам в парке и вижу тебя, уезжающую вперед. Догоняю – а это не ты…
– Спать
– Спать…Подержишь за руку?
– Подержу. Спокойной ночи, варвар-муравей.
– Спокойной. Улитка без панциря.
– Мечтаешь?
– Верю.
– Фашист. Варварские методы все разрушать. Найду умелые ручки для своей раковины. Без молотка.
– Механик нужен
– Нет. Не в этом случае.
– Эх, Богомила…
– Удары тяжелого молота…Страстная неделя. Подумай, как можно молотком разбить раковину. Представь, что останется от живого существа в ней.
– Я аккуратно. А как иначе? Задохнешься… Никому тебя не отдам. Придется тебе меня убить. Сдать СБУ. Этого русского вторгшегося варвара…
– Спи лучше.
– Я и так спал всю жизнь…
– Попробуй не молотком махать Механик, а ювелирным инструментом, как настоящий ценитель красоты, если ты конечно такой, Александр Иваныч.
– Я попробую.
– Давай спать…
– Давай. До завтра…
Из неотправленного письма Александра
…Ты впустила меня в свой кокон, в свой хрупкий мир, похожий на панцирь улитки, а я начал там размахивать молотком, как варвар-муравей из моей-же сказки… Я знаю, что причинил тебе боль. Это не разбитая бабушкина ваза и не мамин хрусталь, и я ужасно сожалею о том, что я был так неуклюж и толстокож. Я такой же и сейчас, но твое молчание заставило меня думать, вспоминать, листать наши разговоры в моей голове, и я вдруг стал что-то понимать. Твои страхи и твои отложенные комбэки, твою тоску по любви, которая должна бы приносить счастье, но приносит тебе почему-то боль. Ты научилась жить с этой болью, даже научилась видеть в ней светлую сторону, это – твоя святыня, иначе я не могу назвать то, что ты продолжаешь чувствовать к тому, кто научил тебя однажды любить, но не дал тебе счастья. Прости, если и эти мои слова звучат сейчас, как звуки молотка. Я сам чувствую, как тебе больно, потому что все время думаю о тебе, перечитываю то, что ты мне написала, и прирастаю, прирастаю к тебе…
… Что я могу? Да почти ничего. Разве что – быть верным, там, где я могу быть верным. И быть честным, там, где не могу быть верным. И жить, между этой верностью и честностью. И говорить с тобой о любви без эвфемизмов, без всех этих ярлыков «страсть», «влюбленность», «одержимость»…