Полёт японского журавля. Я русский

Новость настолько воодушевила Михаила, что он забыл о предстоящих трудностях и опасностях будущей работы. В полёте он только и думал о предстоящей встрече. Ли Вей был жив, несмотря на преклонный возраст и пережитую войну в Корее, он всё ещё был в строю. Это было удивительно.

В Алма-Ате Михаил присоединился к группе учёных, там же он встретился с нужным человеком, обговорив все необходимые шаги будущего дела. Оставалось ждать рейса на Пекин. По погодным условиям рейс несколько раз откладывали, поэтому ожидание затянулось на целые сутки. Уже перед выходом на летное поле его неожиданно окликнул пограничник и попросил пройти в комнату дежурного. Там на столе уже лежала трубка телефона. Дежурный оставил Михаила одного, на другом конце провода был Вязов.

– Все предположения подтвердились, Миша. Поэтому выход из группы запрещаю, по крайней мере, на перовое время. От группы ни на шаг. Мы прорабатываем этот механизм, но тебе рекомендовано не спешить. За Ли Вея не волнуйся, он знает как себя вести, а с тобой могут произойти непредвиденные вещи. Ты всё понял? Только в группе.

Михаил долгое время молчал, соображая, что ответить.

– Это приказ?

– Да, это приказ.

– Я всё понял, – произнёс Михаил и положил трубку. Он понимал, что нарушение прямого указания может действительно повлечь непредсказуемое развитие операции, но решил, как советовал Вязов, не бежать впереди лошади, и действовать по ситуации.

В Пекинском аэропорту Наньюань у них проверили документы, сверяя фамилии списком. Работники были предельно вежливы и доброжелательны и буквально светились улыбками. Ни что не говорило, о злом умысле и, тем более, о заговоре против России. Но помня о пропавших связных, Михаил уже не верил этим улыбкам, хотя сам при этом улыбался ещё шире и искренней, словно это был не ритуал приветствия, а соревнование по растягиванию рта. В гостинице им объявили о культурных мероприятиях, которые начинались со знакомства с городом. Это было на руку, поскольку окунаться в незнакомый город было страшно, и Михаил решил использовать время для обдумывания плана своих действий. Он ещё не был уверен в том, что нарушит приказ Вязова, но чётко осознавал, что обязан как можно скорее связаться с Ли Веем, это было главным. Они посетили императорский дворец, потом всех сытно накормили в столовой для политработников, куда пропускали по особым пропускам, но их группа снова прошла одним списком. Вечером им объявили, что на следующий день в качестве культурной программы их повезут куда-то на юг, и в Пекин они вернуться лишь через несколько дней. Поняв, что надо действовать, Михаил проглотил таблетку, которая следующим утром вызвала неприятную сыпь. Врач, находящийся в группе, определил, что это связано с переменой климата, и посоветовал вернуться в Советский Союз, пока не дошло до осложнений. Михаил естественно согласился. Тем же вечером, получив рекомендации от китайского сопровождающего, он отправился самостоятельно в аэропорт. Ему стоило больших трудов убедить служку в том, что он справится с этой задачей, в конце концов тот согласился. Убедившись по дороге, что за ним никто не следит, Михаил отправился искать Ли Вея. Теперь он понимал, что шансов вернуться в группу у него практически нет, и если его отсутствие будет продолжаться больше суток, то тогда он окажется вне закона. Но отступать было поздно.

Пекин оказался вытянутым с севера на юг малоэтажным городом. Его центральная улица, разрезанная двумя полосами трамвайных линий, тянулась через весь город на многие километры. Сидя в повозке, Михаил вспоминал своё прошлое в Порт Артуре, когда ему приходилось наматывать по городу с утра и до позднего вечера многие километры вместо лошади. Рикша, который его вез, словно не замечал своего пассажира, его основной задачей было не столкнуться с другими рикшами, которых в городе было огромное количество. Встречались и конные экипажи, и автомобили, и всё это создавало особый восточный колорит, не прочувствовать который было невозможно. Вокруг торговых лавок толпились люди в ожидании привоза продуктов: Михаил ещё от Вязова узнал, что в Китае большая нехватка продуктов питания. У всех продуктовых магазинов стояли очереди, но даже они не были большой преградой для покупателей. Рис выдавали по талонам в очень ограниченном количестве, и если человек не имел такого талона, то мог умереть от голода. В то же время, из толпы выделялся тип людей, на лицах которых был виден достаток и сытость. Это были работники органов управления государством. Пекин поражал разнообразием, где в одном большом узоре сочетались самые разные социальные слои от бедных торговцев сушёными бананами и морской капустой, нагруженных высокими поклажами, до обеспеченных партийных чиновников с причёсками, напоминающими стрижку великого кормчего. Это было похоже на большой муравейник со всей его иерархией.

Найти Ли Вея оказалось непросто, поскольку спрашивать людей Вязов категорически запретил, но первое знакомство по городу в составе группы дало свои положительные результаты. Ориентироваться в центре помогали и карты, которые он изучал дома, во время подготовки, и вопрос решало только время. Адресом оказался перекрёсток одной из пекинских улиц – Ванфуцзин, где Ли Вей, немного в стороне от людского потока, сидя на маленьком раскладном стульчике, чинил обувь. Поодаль сидели ещё несколько таких же мастеров, и у каждого было своё маленькое предприятие. Это была, своего рода, артель, но в которой каждый был сам по себе. Увидеть Ли Вея в роли обувщика было так предсказуемо и вместе с тем необычно, что Михаил едва скрыл изумление. Орудуя допотопным механизмом, старик зашивал порванную обувь, прибивал каблуки, и даже смазывал поверхность водоотталкивающим составом. Рядом с ним стоял большой деревянный ящик с инструментами, и было непонятно, как такой хрупкий и старый человек, мог принести его сюда. Они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Оставив свою мастерскую прямо на мостовой, Ли Вей поднялся, и прошёл мимо него. Михаил осторожно оглянулся по сторонам, и некоторое время просто стоял, удерживая в фокусе зрения всю картину, потом лениво поплёлся за стариком, не выпуская ни на секунду его из вида, поскольку каждое его движение могло быть сигналом к действию. Они прошли по улице. Ли Вей постоял у газетного киоска, взял одну газету и поплёлся обратно. Михаил выждал паузу, а потом пошёл за ним. Когда он вернулся к перекрёстку, Ли Вей все так же сидел на своём рабочем месте, и, пользуясь тем, что не было клиентов, важно пересматривал газету. Михаил понял, что Ли Вей дает ему знак быть осторожным. Уловив на себе взгляд, Михаил уселся на землю, оказавшись как бы между сапожниками, затем снял с ноги ботинок, незаметно оторвал от него язык, и, после недолгого раздумья, сунул башмак прямо под нос Ли Вею. Улыбка старика не заставила себя ждать. Покрутив ботинок, он быстро пристрочил машинкой оторванный язык, взял монетку, и вернул Михаилу готовый ботинок.

Ему пришлось прилично побродить, чтобы убедиться, что хвоста нет. Найдя укромный закуток, Михаил вытащил стельку, под ней лежала записка, в которой был адрес – «Я Бао Лу, 10». Поплутав по городу, он нашёл эту улицу, оказавшуюся целым торговым кварталом, в котором, на его удивление, проживали много русских эмигрантов. Вывески на магазинах, европейские лица, всё говорило о том, что в этом районе уже давно жили русские. Он даже поймал себя на желании заговорить с первым встречным, настолько неожиданно и приятно было видеть в самом сердце Китая русских людей. Найдя нужный дом, он растерянно остановился. Это был небольшой магазинчик, где торговали русскими предметами, – шкатулками, деревянными ложками и даже самоварами. Здесь же под навесом друг на друге стояло несколько старых гармоней. На одной из них он прочитал объявление на русском языке – «Чиню хромки». Людей вокруг не было, было понятно, что на этот товар нужен особый покупатель. У входа сидела пожилая седая женщина и расписывала красками деревянную ложку. Рядом с ней стояла корзина, наполовину заполненная такими ложками.

– Чего тебе? – рассеяно спросила женщина, не отрываясь от работы. Её китайский был трудно понятен, но Михаил понял.

– Мне жильё. Ночлег, – произнёс Михаил, оглядываясь по сторонам.

– Ещё скажи, что на обед свиную грудку, – недовольно проворчала женщина, не отрываясь от своего занятия. Наконец, она отложила доделанную ложку и поднялась. –За так не пущу.

– У меня есть деньги, – улыбаясь во весь рот, произнёс Михаил, протягивая бумажные юани, и понимая, что недовольство хозяйки обыкновенная женская игра.

– Эти бумажки можешь вернуть главному кормчему. Талоны у тебя есть? Хотя, ладно, давай, гляну. – Женщина внимательно осмотрела купюры, потом столь же пристально оглядела фигуру Михаила. – А ты кто? Откуда у тебя адрес?

– Михаил кивнул, и снова расплылся в улыбке. – Меня зовут Чан, а дядя Хэн мой дальний родственник. Он сапоги чинит, на улице…

– Хэн, говоришь… Дак ты приезжий? Откуда вы плодитесь, – ворчала уже на русском хозяйка, не беря во внимание то, что её могли не понимать. – В городе не продохнуть стало, не пройти, не проехать. Скоро жрать будет нечего, а они всё едут, родственники.

Проходя в пространство дома, Михаилу было забавно слышать эти слова; хозяйка провела его под самую крышу в комнату с низким потолком, но довольно просторную и жаркую.

– Если устраивает, то можешь располагаться. Вечером чего-нибудь приготовлю. Но о рисе забудь.

Михаил улыбнулся и кивнул.

Он проснулся уже на закате, голова была тяжёлой от духоты. Открыв глаза, Михаил увидел над собой Ли Вея.

– Ли Вей, куда я попал?

Ли Вей вздрогнул от произнесённых русских слов, и полушёпотом произнёс: – ты в Поднебесной империи. Ты в Китае, сынок.

Старик заговорил на китайском. Они обнялись и долго не отпускали друг друга.

– Нам надо уходить, Ли Вей, – сразу начал Михаил. – Я приехал за тобой.

Он подробно пересказал свой разговор с Вязовым, вскользь упомянув, что самовольно вышел из группы. Старик слушал очень внимательно, не перебивая, лишь изредка покачивая головой. Когда Михаил закончил свой рассказ, он ещё некоторое время молчал, поглаживая свою острую бородку.

– Мои подозрения подтвердились, – наконец, сказал Ли Вей. – Неделю назад через одного из моих помощников меня вызвали в советское представительство. Это было так неожиданно. Я отказался, но меня позвали снова. Через связного я объяснил, что в нашей работе недопустимо выходить на прямой контакт с резидентом. Неделю я не выходил с ним на связь, но поручил одному человеку следить за ним. Потом я с ним встретился, и этот связной показал мне медаль, ему её вручили китайские власти. Такой глупости я даже представить не мог. Потом он пропал. Твой рассказ многое проясняет. Подозреваю, что его либо упрятали, чтоб не проболтался, либо предложили игру, а он её не принял. Теперь всё встало на свои места. Ты должен уехать Синтаро-кун. Завтра же возвращайся в группу, а лучше сегодня, пока не поздно. К советским учёным китайцы пока проявляют лояльность. А ещё лучше, воспользуйся своими документами, и уезжай. Причину задержки, думаю, ты уже проработал. Тебя, конечно, разжалуют за то, что не послушал приказа, но здесь тебе уже делать нечего. Бомбу создадут и без тебя.

Ли Вей некоторое время молчал, словно ждал реакции на свои слова, но заговорил снова: – Я прожил долгую жизнь, мой мальчик, и хочу, чтобы ты мне поверил, или хотя бы прислушался. Игра в разведчика хороша только со стороны… В жизни есть много того, что не требует бегства на край света.

– Я тебя не понимаю.

– Я так и думал. Ты как стойкий оловянный солдатик, есть такая сказка. Грустная, печальная история про то, как …

– Я знаю эту сказку, Ли Вей, – перебил Михаил.

– Прости меня, старика. Когда-то я столкнул тебя на этот путь, и теперь очень жалею. Мне не хочется, чтобы ты оказался в моём положении, без родных, без родины… Есть простое человеческое счастье, и им надо дорожить.

– Но кто же будет делать нашу работу? Мы не выбрали этот путь, он нас выбрал.

Старик отвернулся, Михаил догадался, что Ли Вей едва сдерживает чувства. Потом он приблизился и обнял его.

– Спасибо тебе Синтаро. Я знаю, что ты никогда не станешь предателем, это противоречит твоей природе, но никогда не думал, что ты настолько возмужал, и кроме того, мудрый. Спасибо. Конечно, я не жалею о прожитой жизни и о том, чему её посвятил, но с высоты лет она стала походить на факел, короткую вспышку, и теперь я понимаю, что она вот-вот должна погаснуть. Такова природа огня, поверь. Мы как источники света когда-то гаснем, и осознавать это тяжело именно в моём возрасте. Ещё труднее мне осознавать, что произошло здесь, в Китае, где я столько лет отдал нашему делу. Мы не можем сохранить и уж тем более, создать новую сеть, если это не нужно стране, которая нас сюда послала.

– Но мы можем спасти людей.

– Людей надо спасти, но каких? Ты можешь точно сказать, кого перевербовали китайские спецслужбы, а кого нет? Ты даже не представляешь себе, с кем имеешь дело. Ты не знаешь китайской разведки.

– Наверное, это так, но сидеть, сложа руки, я не смогу, Ли Вей.

– Называй меня Хэном. Я просто Хэн. Ты спросил меня, куда попал, и я ответил тебе. Ты в Китае. Здесь всё пропитано игрой в шпионы. Отрезвляет то, что это очень жёсткая игра.

– Меня готовили около года, я и без тебя знаю, что здесь всё непросто, – заупрямился Синтаро. – Ведь и мы не мальчики для битья, разве не так?

– Вижу, что ты меня не услышал, – качая головой, произнёс Ли Вей. – Когда я тебя увидел на улице, у меня едва не вырвалось – «Беги отсюда!». До сих пор не могу поверить, что тебя ещё не засекла китайская разведка. Здесь каждый мальчишка может быть разведчиком, каждый молодой китаец. Приятная девушка может быть агентом спецслужб. Для них любой незнакомый человек – возможный враг. А от тебя за версту несёт, что ты чужак. Ты ещё даже не имеешь тот запах, который присущ каждому китайцу. Твоя походка, поведение, манера говорить, всё это жалкая попытка, нелепое подобие. В стране, где на каждом углу ловят шпионов, тебя раскусят как лесной орех. Здесь невозможно стать разведчиком за короткий срок. Вообще быть им здесь невозможно. Так когда-то было и в России.

– Да, это очень трудное время, я слышал.

– Но ты не видел, Синтаро. Хотя, что я говорю. Ты сидел в лагере.

– Я не могу просто так уехать. Меня прислали помочь тебе.

– Ты здесь как слепой щенок, и вряд ли сможешь что-то сделать, – резко прервал Ли Вей. Сидя на полу, на корточках, в полумраке освещённого последними лучами солнца чердака, Ли Вей уже не казался комической фигурой, как это было на улице, где он услужливо подбивал подошвы. Это был неизвестный, и даже таинственный человек, внутренняя сила которого проявлялась в каждом слове и движении. Жизнь и работа лишили его индивидуальности: одновременно он был и тем китайцем, которого некогда знал Синтаро, и никем, даже ничем. Синтаро не узнавал своего друга, и даже испугался его отстранённого, отсутствующего взгляда.

…– Первое, что ты обязан знать здесь как разведчик, что самый коварный враг, это тот, кто называет себя твоим другом, – произнёс Ли Вей. – Ты к этому не готов. Но я знаю твоё упрямство и твою смелость. Поэтому ты здесь. И уж коли так случилось, то послушай меня, прежде чем мы решим что делать дальше. Я знаю, что ты разведчик до мозга костей, – твои подвиги в Корее превратились в легенды. Но здесь не Корея, здесь нет того врага, который делает тебя сильным и смелым. Когда я тебя увидел на улице, то действительно испугался. Ты себе не представляешь, мой дорогой Чан, где находишься. Давай я тебя просвещу, чтобы ты имел хотя бы небольшое представление, с чем имеешь дело. Всё, что я скажу тебе, когда-то было большим секретом. Об этом в Китае знали лишь избранные, и сейчас не всякий знает. Дело в том, что в Китае каждый человек знает только то, что ему положено знать. Одежда, походка, манера улыбаться, даже набор слов для приветствия, всё будет говорить о том, кто ты. Эти слои не пересекаются. Гончар не выдаст секретов плотнику, а тот виноделу. Так было и с искусством ведения войны. Когда-то давно был такой стратег Сунь Цзы. Это был великий полководец, написавший труд под названием «Искусство войны». В главе о секретных агентах Сунь Цзы говорит, что у хорошего полководца должно быть несколько типов шпионов. Например, среди местных жителей противника всегда найдётся такой, кого не устраивает его жизнь и положение, и он недоволен властью. Из таких людей всегда можно сделать шпионов. Достаточно посочувствовать такому человеку, подыграть его переживаниям, и он в твоей власти. Ещё Сунь Цзы пишет о внутренних шпионах. Это завербованные чиновники противника. Поймать такого на крючок не так просто, но среди них всегда найдётся тот, кто имеет слабость к деньгам или недоволен своим положением. Эти люди сами готовы помогать врагу, лишь бы удовлетворить свою гордыню и недовольство. Есть шпионы смерти, которые любой ценой добьются выполнения задания, их специально посылают в самые опасные места, с заданием, например, передать ложную информацию. Они могут знать, на что идут, а может, и нет, но доведут дело до конца. Есть шпионы жизни, умные, владеющие искусством перевоплощения, у которых есть влиятельные друзья среди врагов. Эти шпионы всегда возвращаются с ценными сведениями. Есть обратные шпионы, которых когда-то перевербовали. Для нас это самые опасные люди. Ты должен знать, что перевербовка всегда предпочтительна для любой разведки. Если китайские службы разоблачили шпиона, то они не будут торопиться его убивать. Первым делом они будут пытаться завлечь его на свою сторону. Китайцы следуют этим традициям не одну сотню лет, а может и тысячу. Ты даже не заметишь, как станешь послушной рукой китайского шпиона, например на банкете, если ты крупный чиновник. Тебя будут опекать, ублажать, а потом предложат то, отчего ты не в силах будешь отказаться. Через какое-то время тебя станут шантажировать, а потом ты начнешь на них работать. Вот тебе пример внутреннего шпиона. Среди врага они ищут обиженных, провинившихся, подвергшихся наказанию от своего правителя, даже честолюбцев. К таким людям нетрудно найти подступ и сделать своими осведомителями, и они даже не будут до поры об этом подозревать. Для достижения победы китайский правитель использует любую возможность и все человеческие пороки. Приспособленчество, потакание желаниям, переманивание, подкуп, развращение деньгами, женщинами, заговоры, приближение министров, подкупы, шантаж. Это далеко не все инструменты китайского разведчика. Ты должен знать, что дружат китайцы лишь с теми, у кого можно чему-нибудь научиться. Сами же они своими секретами не делятся ни с кем. Китайцы быстро учатся, но сами не учат никого, а лишь захватывают, медленно и незаметно. Как ты думаешь, что является основной целью любой разведки? Подумай.

– А что тут думать. Военные секреты. Научные. Возьми атомную бомбу. Я слышал, что американцы выкрали её у немцев.

– Да, всё так. Но война, в понимании европейца, происходит на поле боя. Для китайца поле боя не имеет границ. Они идут дальше, разваливая своего противника изнутри. Они проникают в политические и культурные дела своего неприятеля, ничто не должно оставаться вне сферы деятельности китайского шпиона. Они используют и детей, и женщин. Ты знаешь, что такое «ласточка»?

– Ну, это же птица. Хотя, постой, это шпионка.