Полёт японского журавля. Я русский

– Что-что, сухари сушить.

– Но я уже был в лагере.

– Ну, слава богу, шутить не разучился.

– Какие уж тут шутки.

– Да уж конечно, мы серьёзные. Это глупость, и за неё с меня моё начальство может голову снять, впрочем, как и с тебя. Тебя ищет китайская служба госбезопасности. В китайской дипмиссии от запаха крови уже руки потирают. Твой единственный шанс спастись, это спрятаться, и чем глубже, тем лучше. Наверное, придётся поменять имя, на всякий случай.

– Пожалуйста, не надо, взмолился Михаил. – Дело не во мне. Я не смогу тогда скрыть правды от жены.

– И то верно. Вот, видишь, какой узел затянулся. Именно поэтому я тебе говорил, что для разведчика существует только одна жена – ночка тёмная. Ты же под угрозу ставишь жизнь человека, любимого человека. А если у вас дети пойдут, тогда что? О них ты подумал?

Они оба надолго замолчали.

… – Ладно, давай попьём чаю горяченького, помолчим, а потом решим, как жить дальше. Я, признаться, пока не знаю.

После крепкого чая Михаилу стало легче. Спазмы волнения прошли, и он попросил закурить папиросу.

– Ты же не курил, насколько мне не изменяет память. Ты это брось, Идзима. Втянешься, потом не отвяжется привычка.

– Я прошу вас.

– Ну и чёрт с тобой. Вижу, что ты окончательно испортился. Кури на здоровье.

Они молча выкурили по одной, стоя напротив открытой форточки.

– В общем, так, Миша. Для китайских товарищей ты Ким Сан Дё, военный советник, который погиб, выполняя свой интернациональный долг. Извини, что помучал тебя, ты это заслужил. Мы недавно разбирали дела и наткнулись на одного нашего товарища. В пятьдесят третьем, там же, в Корее, он подорвался на мине, кстати, казах. Хороший разведчик, опытный. С тобой у него сходства немного, но главное, что он тоже азиат. С фотографией фотохудожник немного поработает, иначе корейцы могут не признать его, вернее тебя. Тьфу ты, совсем запутал меня. Ну не станут же китайцы его могилу раскапывать. Пусть думают что хотят, а мы со своей стороны сделали всё, что они просили. Вот вам Ким Сан Дё, был в Корее, погиб в начале июля пятьдесят третьего. А тебе пока придётся не высовываться. Может даже выехать в глубинку придёться. Ну, дальше Приморья, думаю, не стоит бежать. Заляжешь на дно где-нибудь в таёжном посёлке, браконьеров погоняешь, а там посмотрим. Поработаем ещё, потрудимся на благо нашего отечества. Ты как, готов?

– Хоть завтра.

– О как заговорил. А как же семья, жена? Ты брось, из полымя да в воду. Горячка нам не нужна. Жди пока взысканий по всей форме. Хотя, опять же. Какая форма. Тебя же нет. Ты же погиб в Корее, как герой.

– Но как вы можете, товарищ подполковник?

– Шучу я. Конечно, взыщем, – сказал Вязов улыбаясь. – Ещё как взыщем. А теперь на ковёр. Заправься, и приведи себя в порядок, разведчик.

Главный сидел за большим столом в облаке табачного дыма, и пересматривал снимки. После каждого снимка, а их было около десятка, он глубоко затягивался папиросой, удивлённо хмыкал, поглядывая на подчинённых.

– Да, дела. Ну что же, коллеги. Будем выяснять. Так сказать, из первых рук хочу услышать.

Михаил без энтузиазма снова начал свой рассказ, стараясь ничего не пропускать. Лев Терентьевич, щуплый на вид, сухой, и очень живой человек, своими пышными седыми и прожженными усами был похож на старого дворового пса. Развалившись в кресле, он внимательно слушал, лишь нервно постукивая карандашом по толстому стеклу, накрывавшему зелёное сукно столешницы.

– Что будем делать, Илья Ильич? – спросил он, поглядывая то на Михаила, то на Вязова. – Китайские товарищи в Москве недвусмысленно намекают, что их человек погиб неслучайно.

– Я понимаю, товарищ…

– Ни хрена ты не понимаешь, – спокойно перебил Лев Терентьевич. – Мне ночью с Москвой разговор держать, что я скажу? Вы хоть это понимаете?

Главный в расстройстве отбросил карандаш, и полез за портсигаром. Молча раскурив очередную беломорину он махнул рукой на стулья. Молчали минут десять. Всё это время Лев Терентьевич пересматривал китайский отчёт и хмурился.

– Но скажи, пожалуйста, столько времени прошло. – Лев Тереньтьевич стал считать на пальцах. – Значит, Пусанская осада когда была? Осенью пятидесятого. Шестнадцатого сентября американцы начали наступление. Потом было отступление, во время которого вы сделали вылазку в Кунсан. Идея правильная, конечно, но это на тот момент. Сейчас это можно рассматривать уже двояко. Наши вышли из Кореи в пятьдесят третьем, летом. Мда. Почти пять лет прошло. Как говориться, преступление без срока давности. А что, Ван Куан Ли. Вы молодец. Такого богатыря завалили, – неожиданно произнёс Лев Тереньтьевич. – Сы Пу очень серьёзный разведчик. Он ещё с японцами воевал. Его послужной список вам и не снился. – Главный в который раз смерил Михаила взглядом и усмехнулся. – Ну и мы, выходит, тоже не лыком шиты оказались. Прямо, как я в свои лучшие годы.

– Я не специально, товарищ полковник. Так получилось.

– Ну да, он первый намахнулся, как говорят у нас в деревнях. Ладно, что умолчал в отчёте, мы за это накажем тебя по всей строгости, а вот что пирс в Кунсане не взорвал, это, слава богу. Гора с плеч. Я так понимаю, что это твоё гуманное решение было, и своевременное, хочу заметить. Хотя, приказ-то ты не выполнил, не выполнил. – Лев Тереньтьевич пристально посмотрел на Михаила, долго выпуская табачный дым: глаза его предельно сузились, после чего заискрились лукавой улыбкой. – И слава богу, Миша! Американцам того и надо сейчас, чтобы крайних да виноватых искать. Сами напакостили, а вину на нас хотят повесить, всех собак, так сказать, собрать в кучу. Тут ещё этого пирса не хватало. Дело в том, что сухогруз тот, что японскими беженцами был набит, при выходе из бухты на мине подорвался. Спаслись единицы. Так-то, мои дорогие.

Эта новость ошарашила Михаила. Он хорошо помнил, как едва не угодил на борт этого сухогруза. Вспомнил и толстую японку, которой помог нести вещи до трапа. Это было удивительно, но судьба вновь пронесла его мимо острых уступов и оставила жить.

… – А у нас, как говориться, руки незапятнанные, и совесть чиста, – продолжал Лев Терентьевич. – Вот потому это дело и всплыло вместе с их сверхсекретным агентом. Сы Пу – это его легенда, как и наш Ким Сан Дё. Одно странно, как он попал в команду парашютистов. Кстати, заброска у вас удалась великолепная, в лучших традициях советских десантников. Я доволен. Признаться, как с души камень сняло. Людей, конечно, жаль, но это война… Между прочим… – Главный снова сузил глаза, всё так же лукаво поглядывая на Михаила, – северные корейцы представили Ким Сан Дё к своей награде, какой-то большой. Но… – Лев Тереньтьевич сделал грустное лицо и развёл руками. – Теперь только посмертно, полагаю. Ладно, это всё неактуально. Вернёмся к нашей теме. Отчёт ваш пойдёт в дело, ту ещё надо кое где подшлифовать, детали, так сказать, свести, чтобы ниток не торчало. Дело-то действительно серьёзное, с китайцами дела у нас обстоят не важно, а тут ещё за него, кстати, уже комиссия международная взялась. Это у нас после драки кулаками не машут, а у них ещё как машут. Но и мы не лыком шиты. Вам товарищ Ван Куан Ли придётся по новой заполнить анкеты, вдруг их запросят. Но для этого сначала научитесь писать как все нормальные люди, правой рукой. Вы же левша, насколько мне известно. На это даю неделю. – Лев Терентьевич лукаво улыбнулся. – Надо Миша переучиться, мало ли что. Анкету могут по запросу китайцам послать, а там твой левый почерк. А казах наш правшой был, тоже факт легко проверяемый. Так что постарайся. Если Москва запросит твои документы, то за тебя уже никто не сможет ручаться. Я знаю как это непросто, но обстоятельства требуют от нас продуманных взвешенных шагов. У нас с вами далеко идущие планы, и отдавать вас на растерзание мы не собираемся. Отбодаемся как-нибудь. Можете идти, и обо всём никому ни слова, ни полслова.

Вязов и Михаил замычали в один голос и на взмах начальника дружно удалились.

– Повезло тебе товарищ Ван Куан Ли. Сам не верю ушам своим, и глазам тоже. Тронул ты нашего полкана. Обычно он с живого кожу сдирает, а тут даже против шерсти не погладил. Ничего не пойму. Чем ты его тронул? А чем ты вообще людей трогаешь, кстати? Женщин, например.

– Обаянием, теплотой сердечной…

– Всё, иди, зарабатывай на хлеб насущный, жену люби… Обаяй, как ты это можешь. Когда надо будет, позвоню. Не забыл позывной?

– Да, по поводу баяна.

Прошло два года. Они так и жили в своей уютной комнате, поделенной надвое. Варвара по-прежнему работала в школе, Михаил в геодезии. Жили они дружно, несмотря на то, что один вопрос их семейной жизни так и остался неясным. Время от времени Варя поднимала его, но встречая грустный и молчаливый взгляд Михаила, оставляла на потом, понимая, что требовать что-либо от человека, которого любишь, нельзя. В то же время Варя чувствовала, что её семейное положение очень неопределённое, что счастье её тихой семейной жизни может оборваться в один миг. Однажды Михаил пришёл домой очень поздно.

– А у нас был гость, – прямо у порога сообщила Варя.

– Интересно, кто мог быть нашим гостем? – спросил Михаил, перебирая в уме всех своих знакомых.

– Ну, он на тебя похож, немного.

– Гость был китайцем? – словно выстрелил Михаил, бросая портфель.

– Ну, да, наверное. А что тут такого?

У Михаила даже вспотел лоб от волнения. – Как он выглядел? Точно опиши мне, пожалуйста.

– Но что стряслось. К тебе пришёл твой, ну, земляк, что ли.

– Вот, моя земля! Кто приходил, могу я узнать?

Варя растерялась и начала говорить всё по порядку. – Он повыше тебя.… С усами… Но почему ты так взволнован? – Она вдруг задумалась. – Это странно, Миша. Ты таким никогда не был. Мне даже стало страшно.

Михаил подошел к жене и взял её за плечи. – Прости, я устал немного на работе. У нас сдача объекта, пришлось понервничать. Кто, всё-таки, был?

– Он назвал себя… Ой, я забыла.

– Может Владимир? – неуверенно спросил Михаил, вспомнив о своём друге и моля бога, чтобы это оказался именно он. – Он высокий, лицо у него странное. Волосы чёрные, а глаза серые.

– Ну да, точно. Володя и был.