Полёт японского журавля. Я русский

– И то правильно. С дурной головой можно чёрти-куда забрести.

Потом они молча поели. Отодвинув миску, Михаил вопросительно посмотрел на старика, тот догадался, что гостя терзает какая-то мысль.

…– Спрашивай, не держи. В дорогу не должно быть вопросов.

– Как так вышло, что мы встретились? Я думал, что так не бывает. Ли Вей рассказывал о тебе, и это было так давно, что кажется в другой жизни. И вот ты сидишь передо мной живой, но мне кажется, что всё сон. Разве в жизни могут так пересекаться люди?

Молчание старика было долгим, и в какой-то момент Михаилу показалось, что он не хочет отвечать.

– Жизнь это стихия, Миша. Она кружит нас туда, куда хочет, но это на первый взгляд. Если приглядеться к тому, что происходит с человеком в этой жизни, то оказывается, ничего случайного в ней нет. Вот ты попал в Корею на каторгу. Разве это было случайно? Нет. У тебя был друг, одинокий китаец, и это тоже не случайность, потому что у тебя доброе сердце. Многие события ты не в силах осмыслить, но в них есть твоя же воля. Когда буря, или шторм, то надо лишь правильно держать лодку. Так и с нами происходит. Если человек в согласии со своей совестью, сердце своё слушает, жизнь сама выведет его куда надо. А если барахтаешься, гребёшь против течения, паникуешь, врёшь самому себе, только силы потеряешь, будешь стоять на месте или утонешь. Когда-то тебя захватило жизнью, и ты не стал ей перечить, вот она правильно и распорядилась тобой. Она провела тебя сквозь препятствия для того, чтобы закалить, выбить из тебя всё лишнее, ненужное, чтобы ты встретил достойно более сложное испытание. И так будет всегда. Так и было, когда ты повстречал Ядвигу, и она помогла тебе, а ты ей. Потом был я.

– Чтобы ты вылечил меня?

– Нет, не для этого. Ты мне был нужнее. Ты позволил мне избавиться окончательно от старой ненависти, которая точила меня долгие годы. Это моя самая трудная постига. Через неё и умирать не страшно.

– Что это, постига?

– Это как нибудь потом. В жизни они ждут нас на каждом шагу, и когда мы к ним не готовы, то воспринимаем как личную трагедию. Но здесь я уже повторяюсь.

Слова старика потрясли Михаила своей простотой и, вместе с тем, глубинной правдой. Он сразу вспомнил наставление Ли Вея, когда тот говорил, что у жизни нет задачи расправится с человеком, она лишь испытания, без которых человек никогда не осознает её красоты и ценности. Надо слышать её в себе, любить, но не себя, а именно её, и никогда не обманывать. После того, как он поделился этим открытием со стариком, тот удовлетворённо кивнул и легонько обнял юношу.

Когда Михаил вынес на крыльцо свой саквояж, старик растерянно ходил по двору с опущенными руками, что-то выискивая глазами. Потом он вернулся в дом и вынес небольшой свёрток.

– Пока ты спал, наделал тебе лепёшек в дорогу. Будет время – перекусишь, – напутствовал Тимофей, отворачивая мокрые глаза. – А может, переждёшь, пока разъяснится? Хотя, какой это дождь. Раз собрался, то иди. Не знаю, свидимся ли ещё. Разговор наш не забывай. Ну, ступай, храни тебя господь.

Потом была длинная дорога, попуток не было, к полудню моросить перестало. Когда небо растянуло, Михаилу стало жарко, одежда высохла на ветру, шёл он быстро, желая поскорее вернуться в город. В пределах видимости тянулись длинные ряды столбов с вышками и часовыми, ему слышался лай собак, крики охранников – это было его прошлое, суровое и беспощадное, но в нём оставалось светлое имя дорогого ему человека, которое он навсегда уносил из этих мест. «Ты всегда будешь со мной».

Когда территории лагерей остались позади, его обогнала машина. Михаил даже не удивился тому, что она остановилась. Из кабины выглядывал все тот же солдатик из Козьмино.

– Но и везёт же тебе, танкист, – довольный неожиданной встречей выкрикнул из кабины водитель. – Давай, прыгай в кузов, до парома доброшу, а там уж найдётся, кому подхватить. У нас народ отзывчивый, времена-то меняются.

Война.

Город встретил его шумом и суетой. После недели проведённой в лесу, Михаил некоторое время пребывал в растерянности, но повседневные заботы взяли своё, и он влился в поток, как когда-то учил его и Ли Вей, и дед Тимофей.

Он обустраивал комнату, бегал по магазинам в поисках необходимых для жизни вещей, знакомился с людьми, которые окружали его на новом месте. Жизнь радовала его своей простотой и непринуждённостью. Ему даже показалось, что так будет всегда – прогулки по городу, чтение свежих газет, приготовление пищи, но однажды к нему пришли. Это было рано утром, когда на примусе закипал чайник, а он перед зеркалом тщательно выбривал редкую щетину на подбородке. В дверь постучали. Это был курьер от Вязова. Наскоро перекусив, Михаил отправился по адресу, указанному в письме.

Вязов сидел у стола и пересматривал свежие газеты.

– Читал? – сходу спросил он на корейском, – протягивая газету. Михаил на секунду растерялся, потом мотнул головой, молча выискивая то, о чём намекал начальник.

– За что тебя уважаю, Идзима, – всё так же по-корейски продолжал Вязов, – соображаешь быстро, и притворяться умеешь. На второй странице смотри, среди международных новостей.

Там было то, о чём Михаил уже слышал по радио, но не придавал большого значения, полагая, что столь грандиозные события его касаться не могут. Началась война в Корее между Севером и Югом.

– В школе ты проходил минное дело, не так ли?

Михаил снова отделался кивком головы.

– Ты что, в тайге дар речи утратил? – недовольно, но с долей иронии спросил Вязов.

– Никак нет, Илья Ильич, – отчеканил Михаил на корейском языке, подскакивая со стула.

– Ты садись, садись, не волнуйся. Это я так, для того чтобы ты проснулся наконец-то.

– Я проснулся, товарищ подполковник.

– Тогда слушай внимательно, повторять не буду. – Вязов поднялся, проверил за дверью, потом прошёл к окну, задвигая тюль, словно кто-то с улицы мог за ними наблюдать. – Война в Корее давно назревала. С одной стороны Советский Союз и Китай, с другой Соединённые Штаты и …

– Япония? – вопросительно вставил Михаил.

– Там и без Японии хватает желающих руки погреть. Так вот… А ну повтори всё, что я сказал, – неожиданно приказал Вязов. Михаил кивнул и слово в слово пересказал всё, что услышал.

– Ну, слава богу, язык не забыл. Я уж думал, ты там совсем одичал в одиночестве. Что, правда, ни с кем не общался и жил в лесу? Врёшь, гляжу. Ну да ладно, правда всё равно вылезет рано или поздно, а врать тебе по штату положено. Эта война Миша будет необычная. Надеюсь, ты не думаешь, что весь сыр-бор только из-за неподелённого рисового поля?

Михаил снова кивнул.

– Да, Идзима, тебя не переделаешь. – На этот раз фраза была произнесена по-японски.

– Ну что я виноват, что ли, – обиженно ответил Михаил, легко переключившись на родной язык.

– Ладно, идём дальше. Вот предписание, вот подробный план твой работы, как здесь, в Союзе, так и в Корее.

Услышав это, Михаил вскочил со стула.

– Вольно, садись. И перестань играть на публику, у нас серьёзный разговор. Пришло время заняться настоящим делом. Или ты полагаешь, что мы тебя готовили все эти годы ради забавы?

– Нет, я так не считаю, – жестко ответил Михаил на русском.

– Не сердись, я тебя понимаю. Всему своё время, и оно пришло. О тебе хорошие отзывы по школе, у тебя хороший язык, внешность хоть куда. Это очень серьёзное дело, ошибок оно не допускает. Практикуй разговорную речь как можно больше, говори сам с собой двадцать четыре часа в сутки, даже во сне, иначе твою голову найдут на каком-нибудь столбе. Эта война, как я сказал, не простая. Наше государство вынуждают вступить в войну, а этого никак не должно произойти. Любая провокация, любая ошибка может стоить очень дорого. Все ищут возможности втянуть нас, но эта игра не наша. Страна только залечила раны войны, на стройках людей не хватает, нам нельзя открыто вступать в войну, но и в стороне нам не отсидеться. И в грязь лицом тоже никак нельзя упасть, потому что мы великая держава. Это ты понимаешь? – Вязов многозначительно посмотрел на своего ученика и улыбнулся. – Хорошо, что молчишь. А почему, кстати, ты промолчал?

– Ну, это даже не обсуждается, – делая серьёзное выражение лица, ответил Михаил.

– Что именно не обсуждается?

– Мы великая держава.

– Правильно. Мы. Ты, я, наш многонациональный народ… На нас смотрит весь мир, и от того, как ты справишься с заданием, будет зависеть будущее. Поэтому ты в числе других военных специалистов направляешься в Корею. Для тебя это первое задание, и твоя главная задача просто не допустить ошибки, не ошибиться. Не попасть в плен, не обнаружить себя. У разведчика, как и у сапёра, нет права на ошибку, нет права показывать свой страх, ни товарищам, ни врагу, тем более. У тебя будет корейское имя, документы, и никто не должен знать, что ты из Советского Союза. Официально наша страна не принимает участия в военных действиях.

– Но разве утаишь шила в мешке? – в недоумении спросил Михаил.

– Про шило ты верно заметил. Конечно, не утаишь, но пусть поймают с поличным. Одно дело догадываться, другое дело иметь факты. – Вязов вдруг замолчал, пристально уставившись в район шеи подчинённого: – Что у там тебя, крест, что ли? – почти шёпотом спросил он. – Михаил растерянно кивнул, и даже съёжился под этим удивлённым взглядом. – Это всё тот же?

Михаил растерянно кивнул, и без приказа полез за воротник.

– Отставить, – так же тихо приказал Вязов, после чего тяжело вздохнул и многозначительно постучал по своему виску указательным пальцем. Михаил вжал голову в шею, словно это движение могло скрыть страшную улику, на что Вязов иронично покачал головой. Он молча достал из внутреннего кармана небольшой тряпичный пакетик, и не разворачивая дал в руки Михаила. Тот на ощупь сразу догадался, что там находится.

– Ты всё понял? – так же шёпотом произнёс Вязов, забирая предмет.