– Мы знакомы?
– Нет, извини, я – Дима. Мне Катя про тебя рассказывала.
– ЛИса, – с ударением на первый слог представилась она и улыбнулась, – но можно и как обычная лиса, так даже привычнее.
– Красивое у тебя имя. Из Таиланда фотки? – кивнул я на внушительную пачку фотографий.
– Спасибо. Да, из Таиланда и окрестностей: Лаоса, Вьетнама, Камбоджи.
– Интересно будет послушать. Я тоже фотожурналистикой занимаюсь.
– Ого! – совсем по-другому взглянула на меня Лиса, – истории снимаешь?
– Раньше историями занимался, а сейчас для агентства новостную ленту делаю.
– Понимаю, на что-то жить ведь нужно. Говорят, что агентский формат съемки деформирует фотографа. Ты как считаешь?
– Думаю, да. Наверное, все что угодно деформирует, если годами одним и тем же заниматься.
– Я за фриланс, – сказала Лиса и забавно подняла руку, словно в школе на уроке.
– Фрилансить, конечно, хорошо, но нужна какая-то система, сеть партнеров.
– Создать. Над всем ведь надо работать, само не придет.
К нам подошел парень хиппового толку:
– Лиса, ну что, начинаем? – спросил он.
– Да. Извини, Дим, после поболтаем.
– Конечно, конечно, рад был познакомиться.
– Я тоже очень рада.
Лиса встала в центре круга:
– Доброе утро! Я – Лиса. – Обращаясь ко всем, мягко произнесла она, – давайте, ребят, двигайтесь плотнее, чтобы всем были видны мои удивительные фотки.
Народ, посмеиваясь, уплотнил круг, и я снова оказался прямо возле Лисы. Удивительное сходство с Катей сбивало с толку, но ленточка в рыжей пряди и, как мне сразу показалось, более уверенный голос, явно давали понять, что это совсем другой человек.
Лиса отделила несколько фотографий с большими тиграми, положила их на пенек и начала рассказывать о Тигрином монастыре.
– Тигриный монастырь, или по-тайски – Ват Сыа, – рассказывала она, – находится в четырех часах езды скутером к северо-западу от Бангкока. В провинции Канчанабури. Когда-то это был просто буддистский храм, каких в Таиланде тысячи, но однажды в него принесли найденного в джунглях тигренка-сироту, которого монахи решили оставить у себя. Местные тайцы узнали об этом и стали приносить в монастырь осиротевших тигрят и других животных. Сейчас в Ват Сыа живут около тридцати взрослых тигров и с десяток тигрят. Чтобы понять всю внутреннюю кухню монастыря, я поехала туда не как турист, а на волонтерскую работу. Я совершенно не понимала, что это будет за работа, и нырнула в новую тему, словно в омут. В реальности оказалось, что это насквозь коммерческий аттракцион – с рекламными плакатами и кучей туристов у билетных касс. Я подписала все необходимые документы, снимающие ответственность с монастыря за возможные тигриные укусы, купила зеленую волонтерскую футболку и еще с пятерыми ребятами месяц проработала, ухаживая за тигрятами. Также в наши обязанности входило помогать туристам делать селфи с животными и зачастую быть гидами по монастырю. Целью моего внедрения в монастырь было узнать, чем же обкалывают тигров, что они становятся такими спокойными и к ним можно безбоязненно подходить. По итогу, опасения мои не подтвердились: сытная еда и изнуряющая жара делают свое дело, заставляя животных каждую свободную минутку мирно валяться в тени.
Лиса пустила фотографии тигрят по кругу и вопросительно посмотрела на меня.
– Прикольно, – сразу откликнулся я, – меня слово «месяц» впечатлило. Вот это уже погружение, оптимальный срок, не то что на день-два прискакать, поверхностно пощелкать и умчаться с искаженной информацией.
– Вооот, – радостно протянула Лиса, – гонзо-журналистика, участие – это то, что я считаю единственно правильным подходом.
Она отделила еще стопку фотографий и начала рассказывать о маленькой школе для детей камбоджийских нелегальных мигрантов в тайских джунглях, где она преподавала детям основы английского. А затем про деревню слонов в Аюттайе. И про вьетнамских рыбаков и пекарей в Лаосе. Я был впечатлен проделанной работой. Причем проделала это девчонка, которая на десять лет младше меня и еще только-только начала осваивать профессию. Сколько энергии, упорства и желания докопаться до сути. Когда Лиса закончила, я предложил сходить к нам – посидеть попить чай. Она легко согласилась:
– Почему бы нет? А ты расскажешь мне о своей работе?
– Конечно. Правда и рассказывать тут особо нечего: снимаю изо дня в день различные темы для новостной ленты. Протесты, награждения, презентации, спорт. Я универсал, за все берусь.
Тут, конечно, я малость покривил душой, сказав, что универсал, а не то, что в агентстве мне сливают сомнительные съемки – именно те, которые штатники не взяли в работу. Тут нет выбора, дают съемку – берешь. Бывает даже так, что приносишь отснятое, а эта съемка уже не нужна. Отработал впустую, и никто это не оплатит. Все просто: если хочешь работать на нас – снимай молча. Не нравится? Поищи другого работодателя. Но зачем об этом рассказывать симпатичной девчонке…
– Да, Лиса, я – универсал, – сказал я.
– Круто, – просияла Лиса, – жутко, интересно, наверное. А я не публикуюсь. Снимаю, печатаю, учусь, но обратной связи, к сожалению, никакой. Хотела было сунуться в одно агентство, но увидели – молодая девушка – и сразу отказали. Россия дико патриархальна. Сплошной сексизм.
Я вздрогнул. Надеюсь, Катя сдержит обещание и ничего Лисе не расскажет. Мы подошли к моей стоянке. У костра сидел Васек. И снова один. Я пока так и не видел остальных обитателей нашего маленького лагеря, – ни Славика, ни Светы с Кириллом.
– Василий, это Лиса, Лиса – это Василий, – представил я их друг другу. И мы уселись у костра.
– Пейте чай, я только что заварил, – показал Вася на котелок.
Мы разлили дымящийся чай по кружкам и уставились в потрескивающий огонь.
– Какая же магия этот огонь, правда? – тихо спросила Лиса.
– Не то слово, – ответил Вася и подкинул еще толстых сухих веток.
– А что для тебя Радуга? – спросил я Лису.
– Хм, Радуга, – она задумалась, – Радуга – это счастливое место между концом и началом. Мы здесь и сейчас, а за пределами поляны ничего нет, лишь наша безумная фантазия. И мы находимся именно там, где и должны быть, и с тем, с кем нужно. Это состояние души, магия, место встречи. Это не описать словами.
– Но ты прекрасно это описала, – сказал я, отметив про себя, как в ее карих глазах, отражая свет костра, забегали искорки.
– Спасибо, Дим.
– А ты что думаешь? – спросила Лиса у Васи, – что такое Радуга?
Вася помешал угли и повернулся к нам:
– Радуга – это секта нудистов-извращенцев, которые устраивают ночные вакханалии, – выдал он, и мы все дружно рассмеялись.
– Пойдем к центральному костру на вакханалию? – спросил я, глядя на Лису.
– Конечно пойдем, – весело ответила она.
– А я тут накурюсь и на огонь повтыкаю, – пробормотал Вася, – я люблю огонь, могу целую ночь на него смотреть. Индейцы считали, что огонь – тоже живой. Для него строить дом нужно: выкопать яму, обложить по краям ее камнями или илом. Правильно кормить – сухими дровами. А вы вот хабчики с фильтрами кидаете.
– Больше не будем – виновато потупилась Лиса, – это только я с фильтром курю, не могу самокрутки.
– Да ладно-ладно, расслабьтесь, шучу я, – Вася добродушно махнул рукой, выкатил из костра раскаленный уголек и прикурил от него сигарету.