Фобос

Прости меня, Господи, ибо грешен я. Я пишу эти строки, вдавливая карандаш в бумагу, потому что иначе не могу избавиться от злобы… Она кипит во мне, пусть разумом я и понимаю, что заслуживаю этой боли, этой злости. Пускай она режет мою душу! Я этого достоин! Пускай я буду мучиться от неё! Я тоже этого достоин! Боже! За что ты так со мной!?

Прости меня вновь… Ты, как всегда, мудр и поступаешь со мной как я заслуживаю. В свободе мы вправе сами определять поступки, но совершив грех мы все в руках твоих, Господи. Я желаю только, чтоб не только на меня посылал ты свой гнев, но и на мучителей моего брата! На извергов, чьи деяния унесли столько жизней! Они достойны наказанья не меньше моего, а может даже больше!

Нет… Не могу больше. Хватит. Меня застилает не только злоба, но и гордыня. Хватит.

Лучше буду скорбеть, избавившись от бумаги. В одиночестве.

Глава 10

Не только следы

Два дня прошли медленно, как часто бывает на новых местах. В пятницу Илья пришел вовремя, в семь часов. Крохину было на это всё равно, поэтому, понял Илья, в другие будние дни он будет приходить, когда захочет. Полицейский участок в центре богатого туристического городка оказался на редкость паршивым. Трёхэтажное здание советских времён снаружи обклеили мерзким сайдингом, что было всё равно лучше его интерьера. Внутри оно напомнило Илье о неприятных эпизодах из детства, когда он и мама ходили по какой-то омской больнице в поиске зубного врача, по тёмным коридорам с облупившейся краской. Также было и здесь, в полицейском участке города Карто. Что удивило Илью, так это премии местных «полисменов». Они-то подходили для богатого туристического городка и потому Илья задался вопросом – почему же они работают в такой берлоге. Вопрос он задал, когда Крохин посадил его в архив – искать случаи смерти от наркотиков за последние пять лет – на что капитан ответил, что пусть здание плохое, лишь бы на руки давали хорошо. На том и разошлись.

Илья прибыл на работу и в субботу, за счёт пропущенного дня в четверг, но пробыл там недолго. В архиве оказалось не так много работы и здание совсем опустело. Делить один этаж со стариком дежурным, громко щелкавшим семечки, не хотелось, и потому Бродский сразу после обеда в два часа улизнул в город. Погулять по рынку.

Ему повезло. Дом, в который его поселили, оказался пусть и аскетичным по содержанию, но абсолютно полноценным в плане удобств. Электричество, отопление, горячая вода – в нём было всё для хорошей жизни. Пустой холодильник и гарнитур нисколько Илью не смутили. Смутило только расстояние до ближайшего супермаркета. Два километра пешком. Такси ездили к Илье неохотно, поэтому Бродский решил закупаться сразу после работы и возвращаться на такси из более густонаселённого района города, находившегося за дубовой опушкой.

Илья сидел в гостиной у широкого окна, попивал кофе и, думая о прошедших деньках, смотрел на море. Точнее на тот кусок, что позволяли ему видеть дома по другую сторону улицы. Илья старался не смотреть на них, как стараются не смотреть дети на покрытый одеждой стул в темноте. К сожалению, тот четырёхглазый дом был идентичен всем остальным пустующим домам по соседству. Илья думал об этом – о своём одиночестве и о пустующих домах, которые никто не охраняет. Хотя это было не совсем правдой: когда Илья думал, что совершенно одинок перед жестокими взглядами этих домов, он вспоминал, что территория района огорожена забором, что вдоль каждой улицы по вечерам гуляют охранники, которые машут Илье, замечая его на пробежке или видя его на террасе. Иногда он говорил с ними о новостях и благодаря охранникам узнал, что в городе действительно не найти приличного жилья кроме этих домов и, «наверное, Илью заселили сюда, чтоб он просто не был в обиде на коллег» – как подумал самый старший из охраны, Геннадий Петрович, усатый щетинистый старик с прямой спиной. Благодаря же нему, вчера, в полдевятого вечера, когда охрана делала обход, Илья узнал о пропаже мужчины и женщины, супругов, которые неделю назад остановились в единственном отеле Карто с пятизвёздочным статусом, джакузи и стрип-клубом (на этом слове старый охранник выругался). Парочка куда-то выехала после обеда и в отель так и не вернулась. Дослушав Геннадия Петровича, Илья захотел только, чтоб эта история обошла его стороной.

Он вздрогнул. По спине побежали мурашки. Илья снова отпил кофе и подумал о далёкой женщине, которая двадцать раз не ответила на его звонок. Которую он по-прежнему любил и боялся потерять. Но вдруг он уже её потерял? Надо позвонить. Надо всё утрясти, прояснить. Илья посмотрел на телефон, который лежал на журнальном столике и понял, что боится прикасаться к нему. Словно это был не айфон, а крестраж – прикоснешься и столкнешься с ужасным злом. Хотя, по мнению Илья, с айфон сам по себе был злом, но сейчас был другой случай.

На стекло упали две капли, затем три, после чего Илья потерял счёт. Начинался новый мерзкий осенний вечер, который он проведёт за просмотром телека, держа купленную по акции бутылку пива. Да, именно так. Разговор пускай подождёт. Возможность позвонить есть всегда. Он возьмёт свою волю в кулак и сделает это. Он не боится. Нет, он просто хочет подождать, чтоб пришли нужные слова.

Конечно же.

Илья задвинул плотные шторки, не желая больше видеть пустых домов и упал на диван. Рядом, на журнальном столике, стояла бутылка виски, купленная уже не по акции, и стакан. Илье ничего более не хотелось делать в этот выходной день. Правда, он думал над тем, чтоб пойти к морю. Почувствовать его солёное дыхание, послушать его громкий шепот, который Илья почти не слышал в доме. Он думал об этом, но решил, что за месяц найдётся хоть один светлый денёк, который он посвятит прогулкам.

Опрокинув пару стаканов виски для согрева, Илья заснул.

Он проснулся, когда телефон в его кармане завибрировал. Илья, держа глаза закрытыми, ответил. Звонил Крохин. К сожалению, по делу. Его глубинное желание побывать на море, скрытое за пеленой лени, всё-таки было исполнено. Илья будто лёг не на диван, а на золотой шар из «Пикника на обочине», исполняющий заветные, сокровенные желания.

Он подумал об исполнении желаний потому, что в это промозглое утро воскресенья он всё-таки встретиться с морским ветром.

Илья Бродский, Василий Крохин и гаишник, имя которого Илья снова не уточнил, ехали по узкой дороге между скалой и плотными зарослями кустарника. Илья сидел, смотрел на каменистый склон холма и думал, что всё-таки зря он не прихватил с собой родные берцы. Те, что ему выдали в участке, были на размер меньше и порядком измучили Бродского. Оставалось только надеяться, что по ходу дела они растянутся. На замену не приходилось надеяться – фонд одежды пополнялся так же редко, как и делался ремонт в здании участка, то есть, никогда. Вот и чёрная служебная куртка ему досталась пропахнувшая порошком, стёртая почти до дыр и мятая. Брюк и вовсе не нашлось – пришлось надевать чёрные джинсы, что он прихватил с собой и заправлять их в берцы. Теперь Илья напоминал ветерана скинхедовых войск, которому не требуется брить рожу, чтобы приезжие гости из ближнего зарубежья обходили его стороной. Имея дела со скинами во время обучения в академии, Илья знал, о чём думал.

Наконец скала перед его взором пошла на спад. Они приближались к берегу. Илья узнал не многое, но взволнованный голос Крохина и срочность дела говорили сами за себя. Пусть они собирались порядка трёх часов, но Илья всё равно считал, что нужно было больше времени на сборы. Хотя бы на поиск нормальных ботинок. Машина остановилась. Полицейские вышли.

Захлопнув двери, коллеги переглянулись. Крохин кивнул в сторону толпы полицейских, которые стояли на берегу будто в хороводе. Илья направился в их сторону, чувствуя, как ветер треплет его волосы, и как солёный воздух прочищает обленившийся мозг от неги. Берцы ступили на песок, мягкий и плотный – влага пропитала его и будто сплела песчинки в огромный ковёр. Крохин обогнал его, резко переступая ногами. По мере приближения к полицейским, Илья всё отчетливее видел, вокруг чего они стояли.

Синяя палатка, чьи крепежи ослабли настолько, что казалось, они вот-вот сорвутся под порывом ветра. Илья подошел к коллегам и посмотрел на их лица. Никто ни с кем не говорил. Стояло молчание. Никто друг на друга не смотрел и думал о своём. Испуганные лица взрослых мужиков произвели на Илью впечатление. Не самое приятное впечатление. Илья насторожился и перевёл взгляд на лысую макушку Крохина. Тот стоял у входа в палатку и смотрел на него.

Интересно, у меня поедет крыша после того, как…

Но мысль не успела закончиться на логичной ноте. Потому что Крохин, нагнувшись, открыл ему вход в палатку, а Илья в неё заглянул. Сначала в нос ударил пока ещё не сильный трупный запах, а затем глаза увидели то, что он не забудет так же, как и не забудет увиденное год назад, в ту ужасную командировку. Два трупа лежали друг перед другом и смотрели друг на друга выпученными от ужаса глазами. У обоих рты были раскрыты, а руки искажены в неестественных положениях. Илья отпрянул от палатки, чувствуя, как в душе нарастает ужас, ощущая желчный ком, подступивший к горлу. Тут же он почувствовал дрожь в руке, но закрыл глаза и постарался сосредоточиться на другом. На первом впечатлении. Первое впечатление всегда самое важное. Илья повернулся к Крохину.

– Что произошло, товарищ капитан? – Илья пытался отвлечь себя разговором. Пока не получалось.

Крохин посмотрел на других коллег и приблизился к Илье. Заговорил, стараясь, чтоб слова долетали только до Бродского.

– Пока считаем, что обкололись или нанюхались дури. Мы нашли ещё бутылку вина, наполовину пустую. Отдали криминалистам. Возможно, парочка подсыпала что-то для кайфа. Что привело к галлюцинациям и смерти. Ну… Или…

– Или? Или что?

Крохин прищурился, посмотрел за спину Ильи, на плескающееся море и кашлянул. Затем второй раз.

– Это я у тебя должен спросить, гроза маньяков. Не видишь ли чего необычного?

Илья вернулся к палатке и присмотрелся к трупам, стараясь не переводить глаз на их лица.

– Запаха почти нет. Как давно они умерли?

– Эксперты думают, что около полутора суток.

Бродский не замечал каких-либо деталей, пока не посмотрел на ноги мертвецов.

– А это уже интереснее.

– Что?

– Обувь. Женщина босая, а вот мужик в кедах. – Илья дотронулся до подошвы. – Ещё и песок сырой. Будто он только что по земле ходил…

– Товарищ капитан! – раздался голос позади. Крохин обернулся, чуть не ткнув своим острым носом молодого сержанта.

– Что?

– Там из области прибыл…

Но капитан не дослушал молодчика и поспешил обратно к дороге.

Илья всё же хотел отвлечься, чувствуя дрожь, набирающую силу от лопатки до кончиков пальцев. Он отошел от палатки к берегу и посмотрел под ноги – на золу и куски поленьев, которые когда-то были костром. Берцы ушли в мокрый песок почти на всю высоту подошвы. Илья повернулся, увидел следы от острых туфель, которые Крохин забыл заменить на берцы. Илья снова повернулся к морю. На горизонте синели тучи и чернела вода. Он опустил взгляд и увидел ещё следы. Они уходили ближе к воде и, делая крутую петлю, разворачивались. Илья следовал за следами взглядом и наткнулся на кашу, оставленную ботинками его коллег. Илья обошел проклятую палатку, высматривая на сером голом пляже новые следы. И он их нашел. Крупные, отчётливые отпечатки бежали от палатки в сторону отвесной скалы, на которой Илья увидел мамонта – ДОТ времён Великой Отечественной. Илья пошел параллельно следам, стараясь не думать о палатке. Стараясь пропустить мимоходом вопросы. Что случилось? Что их убило? Почему на их лицах отпечатался ужас, прямо как у… Илья Бродский остановился в десяти шагах от палатки, словно замурованный в песок. Рука, лежавшая в кармане куртки, задрожала, голубые, смотрящие в пустоту глаза застыли, а челюсть задрожала под тяжестью диких воспоминаний.

Забытие продолжалось недолго. Так во всяком случае подумал Илья, когда пелена в глазах отступила, и зрение вернулось к прежней четкости картинки. Ветер не ослаб, а приглушенный свет от облаков нисколько не изменился. Илья снова уткнулся в землю, вспоминая, зачем вообще сюда пришел и, увидев следы, решил посмотреть, откуда они шли. Он обернулся и в ужасе увидел, как какой-то мужик с красной рожей, в деловом костюме, шел прямо по этим следам, уставившись на Илью. Бродский вскинул руку и прокричал:

– Стойте! Стойте, прошу вас!

Шедший впереди мужик остановился и уставился на Илью как баран на сородича. Крохин, который шел позади, тоже остановился и опасливо глядел то на мужика, то на Илью. Илья быстро сообразил, что к тому «Фунтику» – именно эту кличку выплюнуло подсознание, – лучше обращаться поосторожнее.

Илья подошел к ним.

– Вы извините… Здесь просто следы… Они идут от палатки к холму и наоборот.

Полицейские посмотрели себе под ноги. Правда, относительно Фунтика Илья переборщил. Тот уже давненько не видел своих ног из-за широкого пуза над ремнём, а потому просто чуть наклонил подбородок к земле, да и то, сделал он это быстро, и как бы бессознательно. Он сузил глазки и вдруг рявкнул так, что Илья вздрогнул:

– И что? Здесь пол пляжа в следах!

Илья прикинул – что лучше сказать: «иди к свинячьей матери!» или что-то более вежливое. Решил пойти по второму пути, видя испуганный взгляд Крохина. Бродский протянул Фунтику руку.

– Я думаю, мы не с того начали, товарищ?..