Фобос

Послышался крик:

– Крохин! – орал Листов.

Капитан спешно ретировался, по-прежнему держа в руках чёрную папку. Он держал её на груди, будто обороняясь от ветра или от грозного взора Листова. Илья проследил, как Крохин удаляется и плюнул ему вслед. Вот уж лентяи-лизоблюды. Типичные полицейские южных широт, чтоб их. Илья развернулся к следам. Может, это действительно ничего не значит. Но вдруг, прав он, а не они?

Наконец небо совершенно помрачнело. Зашумело море. Полил дождь. Идя по следам, почти в полном мраке, Илья достиг скалы. Он посмотрел наверх. Капли заливали его глаза, но Бродский всё-таки построил маршрут подъема. Он ступил на камень, на котором обрывался след. Затем на следующий, ещё не один, и начал подъём наверх.

Шаг за шагом, Илья взбирался по скале. Повезло, что нигде даже не пришлось применять руки. Ноги задрожали перед самой вершиной – дали знать о себе и проклятые маленькие берцы. Сделав последний рывок, он оказался на вершине и остановился под кронами дубов. Дыхание участилось. Он закрыл глаза, глубоко дыша. Сердце больно стучало, но постепенно замедлялось. Стук, ещё стук, и ритм вернулся к норме. Илья разогнул спину и оглянулся. Открывался широкий вид на берег. Толпа полицейских уже рассосалась. Рядом с палаткой стояли носилки и судмедэксперты в чёрных халатах. Кто-то из них вытаскивал труп мужчины за ноги. Илья отвёл взгляд. Ему там не на что смотреть.

Но и здесь, на скудной земле, было пусто. Следов Илья уже не заметил, потому что им негде было отпечатываться. Справа, в десяти метрах, стоял ДОТ. Конечно, следы по-прежнему могли ничего не значить. Илья мог развернуться и уйти. Но он подумал о проделанном пути наверх и решил, что не зря мучился, поднимаясь на эту высоту. Нужно всё проверить.

Захотелось курить. Илья пощупал карманы и вспомнил, что одежда то не его, а служебная.

Мать её за ногу…

Он шел мимо дубов, под плотными кронами которых стало ещё мрачнее. Не то, чтобы он ничего не видел, но занавеса дождя и тени превратило лес в мрачное тёмно-серое царство. Илья промок и прозяб. Он натянул куртку на мокрые волосы и ускорил шаг, уже видя длинный проход в ДОТ.

Кирпичная кладка прохода разрушена, что и неудивительно. Илья зашел внутрь и оказался в полной темноте. Бродский достал телефон, включил фонарик и пошел в глубь бетонного склепа, изучая резкие слова на стенах и чувствуя такой же резкий запах сырости и… Ну, Илья понял, чего именно. Видимо, это место было популярным среди людей с недержанием.

По бетону мягко стучал дождь, а Илья, слушая его оказался в главном помещении ДОТа. Здесь, в комнате с амбразурой, чего только не валялось: в поле зрения фонарика сразу попали шприцы, выкуренные чуть ли не до фильтра обгоревшие бычки, битая штукатурка, кирпич, бутылки и… детская перчатка? Она лежала под амбразурой и почти светилась своим синим цветом в королевстве мрака и печали. Илья подошел к ней, не сводя с перчатки света фонарика, присел на корточки и зашипел – ноги болели после подъёма. Он поднял перчатку и встал. Перчатка как перчатка. Синяя, с двумя чёрными полосами, скорее всего для пацана лет семи. Грязная только сторона, лежавшая на бетоне. Вещица не старая и скорее новая. Илья принюхался к ней. Всё ещё сильный запах Китая и… гуталина? Илья присмотрелся и увидел тусклое тёмное пятнышко, тщательно вымытое, но не до конца. Видимо, ребёнок, почти сразу после покупки перчаток немного накосячил.