Трёхглазая рыба минога

– Так. – отцу всегда удавалось одним негромким словом погасить все эмоции в комнате.

Он кротко вздохнул, как будто смиренно принимая те мелкие заботы и детские ссоры, которые выпали на его долю.

– Сорока, пошурши по своим, как ты умеешь, найди кого-нибудь из нелегальных на этой стороне на месяц-два, пока мы ищем нормальных на полную ставку, – отец склонил голову на бок, видимо прислушиваясь к эхо спора между Феликсом и Майей, которое ещё витало в кабинете, – можно не очень красивых.

– Шурши ля фам, ага! – Феликс хохотнул.

– Феликс, сходи за Жанной Андреевной и пригласи её ко мне в кабинет. Постой на стойке, пока её не будет. – Феликс спрятал карточку в карман, коротко кивнул Майе и вышел.

– Маюша, – Майя сжала правой рукой запястье левой: она ненавидела, когда отец её так называл при других, а он наверняка знал об этом и специально продолжал таким же мягким тоном после паузы, – можешь идти. На тебе, как я помню, ещё три этажа сегодня. И уроки. Софья Марковна вернулась?

Майя застыла на месте и почувствовала, как в ушах гремит пульс.

– Да, – негромко проблеяла она.

– Вот и славно, – отец как будто потерял весь интерес к ней и уже рассматривал какие-то бумаги, которые достал из ящика, – Не пропускай, пожалуйста, занятия, и к реке больше не ходи.

Майя услышала, как кровь приливает к щекам, вискам, корням волос. Она выбежала из кабинета, быстро прошагала по коридору и, завернув за угол, прижалась горячим лбом к прохладным стенам. Ей показалось, или отсюда был слышен негромкий отцовский смех? Или это дождь, который грохочет по крыше так отдаётся в стенах? Кровь всё ещё стучала в ушах, поэтому Майя не сразу уловила, что к ней кто-то шёл по коридору. Мама? Нет, Сорока.

Сорока завернул за угол и похоже вообще не удивился, увидев там Майю в такой странной позе. Он остановился и посмотрел на неё со всей своей двухметровой высоты. Под мышкой он держал небольшую белую коробку. Лицо, как всегда, ничего не выражало.

– Откуда он знает? – Майя сказала это скорее себе, поэтому не ожидала, что громила ответит.

– Он всё знает. – Сорока протянул ей коробку. – Просто делай, как он говорит.

– Вот ещё, – Майя развернулась и быстро пошагала прочь по коридору, надеясь, что Сорока отстанет. Тот легко нагнал её и зашагал рядом. Коридор заканчивался быстрее, чем она ожидала.

– Турина знаешь? – Майя ничего не ответила. Кто ж его не знает. Одно время эта счастливая морда мелькала во всех местных газетах: Турин то, Турин сё. Все делает для города и ничего за это взамен не требует. С Туриным-младшим Майя несколько лет училась в одном классе, а потом его резко перевели, поговаривали, что в спецшколу. Майя считала, что так ему и надо, таким дебилам только там и место. Причём здесь Турин вообще?

– Вернулся в город. С отцом твоим не дружит. Ищет, куда его можно ударить. Так что делай, как Вадим Сергеевич говорит и увидишь, как жить станет легче. Он тебе желает только добра.

Это был самый длинный монолог, который Сорока при ней когда-либо произносил.

Они подошли к двери без номера в конце коридора – это была комната Майи, в комнате напротив жили родители, правда Майя ни разу не видела, чтобы отец заходил в неё.

Майя открыла дверь своим ключом и зашла в комнату. Сорока остался стоять на пороге, беспомощно сжимая в руках белую коробку. Это выглядело так нелепо, что Майя даже позлорадствовала, захлопнув дверь прямо перед его носом. Не она одна будет выглядеть сегодня по-дурацки.

Несколько секунд за дверью ничего не происходило. Потом Майя услышала, как за дверью щёлкнули колени: видимо Сорока сел на корточки и положил коробку на пол. Потом он тихо вздохнул и Майя различила, как пошуршали удаляющиеся по коридору шаги.

Майя досчитала до десяти, открыла дверь и быстро цапнула коробку в комнату, пока Сорока не передумал.

Внутри лежал плоский плеер величиной с ладонь. Кнопки были понятны, но всё остальное было написано иероглифами. Майя достала из коробки инструкцию, может хоть что-то будет на нормальном языке.

Это был очень дорогой подарок, от человека, который действительно знал, что Майе нравится. Не как мама, которая на просьбы дочери завести собаку, подарила ей на день рождения лупоглазое громкое нечто, с которым она сама няньчилась больше, чем с дочерью.

Майя провела пальцами по хрустящей новой бумаге и в этот момент она даже готова была простить отца за выговор в кабинете, более того, она сейчас пойдёт и поблагодарит его за подарок. И заодно за всё остальное, не так уж много он и просит.

Действительно, что такого, делай как тебе говорят, и всё будет в порядке. Майя пролистала страницы инструкции. На пол вывалилась яркая сложенная вдвое бумажка. Майя медленно подобрала и раскрыла её, хотя и так уже знала, что там.

Это была брошюра со стойки регистрации. На ней улыбающаяся Майя, ещё худая и без брекетов, в возрасте четырнадцати лет и на пике своей модельной карьеры стояла на фоне отеля и держала в руке ключи от лучшей жизни. Во всяком случае, так говорилось в слогане.

Майя эту фотографию ненавидела. Ненавидела на ней себя, такую покорную, радостную девочку, которую легко можно обмануть. Ненавидела то счастливое неведение, в котором она пребывала всё это время, думая, что она такая талантливая, а на самом деле весь её путь был проплачен с самого начала.

Это было предупреждением. Кто-то постоянно крал брошюры со стойки, и отец в своей элегантной манере намекнул Майе, чтоб она так больше не делала.

7

Рома намочил футболку в реке, выжал, накрутил её себе на голову как тюрбан и продолжил свой путь по берегу, выискивая ветки посуше. После вчерашней грозы шлюзы держали открытыми чуть ли не полчаса, Рома слышал этот гул, когда возвращался ночью домой. Сегодня река обмелела и по берегу можно было пройтись чуть дальше от пещеры, вверх и вниз по течению, главное сделать это быстро, чтобы никто не заметил.

Хотелось есть. Из дома пришлось уйти рано, чтобы отец ничего не заподозрил. Рома проснулся на рассвете, услышав свисток на проходной завода, который смешался с рваными картинками из его сна. В кровати было уютно и безопасно, хотелось поспать ещё часика три. Рома уже пожалел о своём решении прогулять школу, тем более, что до этого он ни разу так не делал и не знал, что ему за это будет. Позвонить Юрке и попросить донести ботинки до его дома перед школой, вот, что было бы правильно. Но почему-то он этого не сделал.

Рома уже был на полпути к телефону в гостиной и вновь какая-то странная злость взяла верх. Раз уж решил прогулять, то будь добр, доводи дело до конца. Юрка и сам бы мог позвонить и занести ботинки. Хотя что он знает, ему папка из каждой поездки новую обувь привозит. Роме было стыдно за его бедность только тогда, когда в ней приходилось признаваться кому-то другому.

Прямо в тапках Рома направился в штаб, захватив из дома кастрюлю, спички и пачку макарон, а теперь искал ветки, чтобы сделать костёр и вскипятить воду. Вся его утренняя злость как будто испарилась на этом жарком солнце, оставив только пустоту и усталость. Он и не думал, что весной может так припекать.

Рома утёр лоб рукавом футболки и прошёлся ещё чуть выше по течению. Тут песчаный берег заканчивался, и снова начиналась каменная стена. Небольшую берёзу вынесло течением прямо на валуны и она шелестела листьями в такт волнам, которые бились о ствол. Рома ободрал с неё листья, выбросил их в реку и потащил деревце к штабу, взвалив его на плечо и петляя каждые три шага, чтобы ветки рисовали на песке волнистые линии. Потом покажет Юрке и скажет, что тут побывали водяные змеи. Или огромные сухопутные миноги.

Берёзовые листья лениво несло по течению Пирры, даже медленнее, чем шагал Рома. Река уже не казалась такой угрожающей и опасной, а выглядела скорее весёлой, как ручеек в солнечный день. Он проследил, как листья закручивает в маленьких водоворотах где-то на середине и прибивает к камням на противоположной стороне ниже по течению, прямо там, где в прошлый раз сидела девчонка. Интересно.

Рома подошёл к штабу, скинул ветку на пол, ободрал кору и мелкие сучки, шалашиком сложил прутики в круг из камней и взялся за спички. Без бумаги костёр зажигался неохотно. Мха поблизости нигде не росло, а страницы из блокнота выдирать было жалко, поэтому Рома упрямо продолжал подносить спичку за спичкой к тонким прутикам.

С ивы на пол пещеры свалился рюкзак. За ним грохнулась авоська с Ромиными ботинками и сверху приземлился Юрка. Он не удержался на ногах и завалился на задницу, потом сдался и просто растянулся на полу раскинув руки, как будто так и было задумано.

– Кайф, не жарко, – Юрка приподнял голову и посмотрел на Рому в тюрбане. – Ого ты красавчик.

– Сам красавчик, – Рома не ожидал, что это прозвучит так обидно. На лбу у Юрки алела царапина, а оба локтя были разбиты до крови. И когда успел. – С кем подрался-то?

– Э, – Юрка неопределённо махнул рукой и перевалился на бок. Он достал из рюкзака тетрадь и бросил ею в Рому, – на, вырви листок, а то больно на тебя смотреть, как ты мучаешься.

Рома оторвал листок в клеточку из середины тетради и поджег его. Костёр запылал гораздо веселее.

– Зря ты сегодня в школу не пришёл, – Юрка сел и начал отрывать тонкую корочку засохшей крови от локтя, – к столовке грузовик подъезжал и голубя раздавил, кишки по всему двору размазало, фууу. Но круто.

Рома пожал плечами. Ему очень хотелось рассказать Юрке о том, как он следил за филиншей вчера ночью, но он догадывался, то этого делать не стоит. Обычно Юрка был в курсе всех Роминых похождений, потому что и сам принимал в них участие. Но о вчерашнем ночном путешествии упоминать не хотелось: пришлось бы признаться, что он зачем-то стоял под окном Юркиной квартиры и зачем-то подслушал то, чего ему не полагалось слышать. И как объяснить, зачем он стал следить за старухой, не упоминая тётю Ингу и странную сцену на кухне?

Филинша шла по городу странными путями, обходя дворы между домами и двигаясь куда-то в сторону южных окраин. На выходе из города она остановилась и посмотрела себе под ноги. Роме пришлось наблюдать из-за угла последнего дома, потому что укрыться было больше негде: дальше шли поля и шоссе. Вдруг филинша громко топнула, раздался хруст. Она довольно кивнула и пошла дальше. Как только её фигура скрылась вдалеке, Рома подбежал к тому месту, где она остановилась.

На дороге лежал мышиный скелетик, раздавленный на мелкие кусочки. Верхняя часть черепа валялась чуть дальше, Рома медленно подобрал её, отряхнул от дорожной пыли, развернулся и пошёл домой. Больше следить не было смысла – его предупредили.

Из головы не шла вся эта неправильность, если бы не черепок, который Рома оставил в своей комнате на подоконнике, он бы подумал, что эта ночь ему приснилась.

Рома встал и пошёл за водой к реке, чтобы не предаваться этому воспоминанию и не выболтать Юрке лишнего. Пришлось зайти чуть ли не по колено, чтобы найти место, где река не выносила со дна песок. Рома зачерпнул раз, вылил, зачерпнул ещё раз, развернул кастрюлю к солнцу и придирчиво осмотрел содержимое. Юрка продолжал обдирать кожу с локтя и рассказывать о своих сегодняшних приключениях в школе. Вот так всегда – всё самое интересное случается, когда тебя нет.

Рома выпрямился и заметил на том берегу фигуру в тёмном. Лица без бинокля было не разглядеть, белые волосы были стянуты в хвост, но это несомненно была она.

Рома придержал кастрюлю одной рукой, а второй оттянул краешек глаза, чтобы лучше видеть. Тот берег тоже обмелел, открыв часть песчаного пляжа, который был гораздо длиннее, чем тот кусочек, где Рома искал ветки. Девчонка пришла откуда-то из-за каменного выступа намного выше по течению. В этот раз что-то в ней было не так, может походка? Девчонка шла, как-то неестественно махая руками, потом остановилась, вытащила одну ногу из кроссовка и пнула его в стену. Второй кроссовок она сняла руками, грузно осев на землю, и зло вонзила его носом в песок. Роме показалось, что она тоже делает всё кому-то назло и он поразился, как неловко это выглядело со стороны.

– Можно ещё вот так сделать, – Юрка встал рядом, согнул пальцы в кулак и поднёс их к глазам, как маленькую подзорную трубу.