Кхаа Тэ

– Я клянусь, что за этот поступок, я буду просить у тебя прощение до конца жизни, – пытаясь сохранить самообладание, проговорил молодой барон.

– Годфри, пожалуйста, давай мы обсудим это позже, – еле слышно произнесла Ребекка. Его действия, в иной ситуации были бы неприемлемыми, и она точно наградила бы дворянина пощечиной, но сейчас, они спасали их от виселицы и костра. Златовласка готова была предстать легкомысленной особой в глазах селян, но только бы не оказаться в плену у адептов Тарумона Милосердного, не попасть в мерзкие лапы Тивара, не подвергнуть опасности отца и братьев.

В следующее мгновение, пламеники окружили их со всех сторон, а голоса братьев Вечного Света, словно рой злобных ос, зажужжал в ушах, но Ребекка ни видела и не слышала всего этого. Она почувствовала, как рука Годфри, задрав платье, осторожно легла ей на бедро, а его губы прильнули к ее устам.

Никогда доселе, златовласка не знала вкуса любовных игр. Она не ведала ничего о поцелуях или прикосновениях Эйги, что правила человеческими эмоциями. Истории, о скрепление сердец между людьми, ей были знакомы со слов матери, но в них отсутствовали детали.

Девочка ощутила, как ее щеки вспыхнули, и волна стыда окатила тело, но отступить она не могла, ибо сейчас на нее с Годфри, разинув рот, взирало несколько десятков храмовников.

Прелюбодеяние, среди сановников ордена Тарумона Милосердного, считалось непростительным грехом. Ибо сам Пророк хранил целомудрие до той роковой минуты, пока пламя костра не начало пожирать его плоть.

Но не все братья и, тем более, Верховные жрецы следовали уставу. Частенько можно было видеть церковников в борделях Мендарва, а некоторые даже осмеливались заводить себе любовниц. Но жалование священнослужителей разнилось, а плотские утехи для адептов Вечного света были доступны, лишь под мелодичный звон монет. Те, кто не достиг высшего чина и не обогатился, порой так и доживал свой срок, не вкусив плодов запретной любви.

Большинство присутствующих храмовников, включая брата Конлета, принадлежали, как раз к той незавидной части ордена. Узрев в Дубраве, предающуюся любви молодую парочку, они оторопели, вытаращив глаза, а некоторые, стали пунцовыми, эдакими спелыми помидорами на грядках фермеров.

Гробовое безмолвие и тихие вздохи продолжались недолго. Скинув с себя пелену потрясения, брат Конлет обрел, наконец, дар речи.

– Да осветит ваш путь свет Тарумона Милосердного, – неровным голосом, но вполне громко произнес он.

Годфри с неохотой оторвался от губ Ребекки, но продолжая ее крепко прижимать к себе, неторопливо повернул голову к храмовнику.

– Да, снизойдет Его Благодать на ваше чело, – недовольно проговорил паренек, стараясь поставить в известность священнослужителя, что крайне огорчен тем, что его отвлекли от плотских забав.

Брат Конлет, почувствовал, как в его тщедушном разуме воспламенилась искра ярости. Этот зазнавшийся щенок, не только кичился своим титулом да холодно относился к представителям церкви, так еще бесстыдно развлекался с местными девицами в лесу, пренебрегая приличиями.

– Позвольте полюбопытствовать Ваше Высочество, чем вы занимаетесь в столь поздний час под сенью Дубравы? – речь храмовника звучала елейно, не выдавая презрения.

Ребекка стыдливо уткнулась лицом в плечо Годфри, вложив в руки друга бразды правления своей судьбы. Златовласка, даже если бы и пожелала, не смогла промолвить ни слова. Она усердно стремилась унять дрожь, которая охватила тело, то ли от страха, толи от стыда, то ли от минувшего поцелуя. Да к тому же, ладонь Годфри все еще находилась на ее бедре, и казалось, обжигала, подобно раскаленной стали.

Но сам юный барон был холоден, словно лед, как и полагается аристократу. Его губы скривились в усмешке. Он одарил священника ироничным взглядом и лишь потом, с ехидством промолвил:

– А что вам пришло на ум, когда вы созерцали нашу тайную встречу?

Бордовая краска залила лицо и лысину, идеально сияющую в свете луны, а в душе упитанного святоши разразилась буря, готовая вырваться наружу смертоносным ураганом. Ярость подстегивалась тихими смешками, что раздались в рядах храмовников.

– Вы прелюбодействовали, – брезгливо процедил он, надеясь этим задеть заносчивого дворянина.

Годфри хитро улыбнулся и рывком головы откинул назад прядь светлых волос. Этот толстяк явно точил на него зуб. Ну, что же, и молодой барон не намерен оставаться в долгу.

– У людей, не обладающих саном, происходящие события носят множество названий. Мы занимаемся любовью, предаемся усладе, утопаем в объятьях страсти, наслаждаемся плотскими утехами…

– Достаточно! – резко оборвал его храмовник, озлоблено сверкая глазами, когда смешки в толпе братьев стали громче. А один из адептов вовсе вынул из сумы на плече уголек да обрывок бумаги и стал спешно записывать слова юноши.

– Я искренне рад, что донес до вас смысл моих действий в лесу. А теперь, если вы не против, могу ли я продолжить? И желательно, без вашего присутствия, ибо боюсь, что наш милостивый Пророк, взыщет плату со всего ордена, если вы так и будете лицезреть, как я утопаю в объятьях этой юной девы.

Была бы воля брата Конлета, он бы, сию же минуту, схватил этого наглого мальчишку за его белобрысый хвостик и хорошенько бы ударил оземь. Но первое правило устава гласит: что храмовник, избравший путь Вечного света, не должен проявлять негативных эмоций, а следовать ученьям Пророка, то есть, все поступки совершать хладнокровно, тщательно взвешивая факты и доказательства.

– Мне очень жаль, Ваше высочество, но вам придется покинуть Дубраву. Ибо, я нахожусь здесь по распоряжению капеллана, – с нескрываемым злорадством, промолвил он.

Ребекка почувствовала, как ее сердце бешено заколотилось, она еще крепче прижалась к Годфри, ощущая его ровное дыхание и крепкую руку на своей талии. Храмовники рыщут в лесу по указу Верховного жреца? Не к добру это!

– Не будете столь любезны, огласить сие распоряжение, – непринужденно проговорил барон, успокаивающе проведя ладонью по спине златолвласки.

– Я не обязан…

– Обязаны, Ваше преподобие! – бесцеремонно перебил юноша.– Любое распоряжение капеллана должно быть донесено до владельцев феода. Вы можете отнекиваться перед крестьянами, ремесленниками, купцами, но не передо мной. Я знаю законы Мендарва, не хуже вашего. Если вы помните – я сын барона, а не оборванец, ютящийся в канализации Форга! – Годфри повысил голос, а во взгляде блеснули искры негодования.

Брат Конлет тоже одарил юнца испепеляющим взором, и, стремясь не потерять контроль, с натугой продекламировал указ Псилона, который знал наизусть.

– Его Преосвященство, получив известие о проникновение нелюдя на территорию государства, изволило вернуть труп эльфа в замок, для проведения научных экспериментов, что поспособствуют в дальнейшей борьбе с недругами. На данный момент, мы ищем тело лазутчика, которое пропало. Мы искренне надеемся, что его еще не растащили звери по частям.

– Ясно. А какое отношение имеют мои любовные утехи к нелюдю? – опять иронизировал Годфри, желая добить неприятного типа, готового лопнуть от исступления.

– Ваше Высочество, – вмешался внезапно брат Лойд, который служил уже много лет в часовне замка. – Нам очень жаль, что мы прерываем ваши забавы, но дело крайне серьезное и присутствие мирян в Дубраве – сейчас не лучшая затея.

Молодой барон закусил губу. Противостоять старому священнослужителю, которого знавал с детства, он не намеривался. Война с братом Конлетом, не должна была коснуться остальных церковников.

– Хорошо, Ваше преподобие, я покину лес сию же минуту, уповая на то, что если мне вдруг взбредет в голову заняться «прелюбодеянием» на лугу, вы не станете и оттуда меня изгонять.

– Смею заверить, что такого не произойдет, Ваше Высочество. Мы обыскиваем лишь лес, – убедительно произнес брат Лойд, и уважительно поклонился.

Брат Конлет держался из последних сил, чтобы не взорваться. Мало того, что баронский отпрыск целенаправленно издевается над ним, так еще и этот мелкий церковник влез в разговор адепта, стоящего на ступень выше в иерархии ордена. Темный червь ненависти, все яростней прогрызал дупло в естестве брата Конлета. Он поклялся, что однажды, этот своенравный малец, ему заплатит за все насмешки, втройне. Все нечестивцы, кто хоть раз посмел перейти дорогу – заплатят ему!

– Да озарит Вечный Свет ваш путь в этом беспокойном и темном лесу, – с сарказмом протараторил Годфри и, подхватив Ребекку на руки, поднялся с бревна.

– Да, прибудет благодать Тарумона Милосердного, с Вашим Высочеством, – хором ответили храмовники, и лишь брат Конлет, для видимости, шевельнул губами, но не произнес ни звука.

Златовласка обхватила юношу за шею, продолжая прятать лицо за его плечом. Она молилась, чтобы никто из церковников не узнал в ней дочь Лангренов. К счастью, бело-зеленые хитоны не осмелились поинтересоваться у наследника феода личностью его спутницы. Молодому дворянину инцидент в лесу ничем не грозил, а девчушка, будь она узнанной, не избежала бы клейма позора. Но, как и обещал Годфри – он спас их от неурядиц.

Храмовники не сдвинулись с места, пока силуэт Данкоса не исчез среди деревьев. Брат Конлет еще долго с ненавистью вглядывался во тьму Дубравы, словно надеялся, что свирепый взор настигнет стервеца и разотрет его в пыль.

– Ваше преподобие, скоро рассвет. Мы должны до прибытия капеллана отыскать пресловутого эльфа, которого уволок в чащу зверь, – оторвал храмовника от созерцания дебрей один из послушников.

– И чего вы ждете? Моего особого распоряжения? Или вы думаете, что я вас за собой поведу, как Тарумон Милосердный, вел последователей в толпы несведущих? – негодующе прорычал брат Конлет. – Рассредоточьтесь и обыскивайте каждый куст, без моих напоминаний!

Адепты ордена бросились врассыпную, стремясь не угодить в рытвины, вероломно прикрытые опавшей листвой и не напороться на острые сучья поваленных деревьев. Никому не хотелось навлечь на себя гнев Верховного жреца, который будет крайне недоволен, если его указ останется неисполненным.

Псилон Герион Виэнарисс, гордо восседал на гнедом жеребце, надвинув на лоб капюшон темно-синего бархатного плаща. Рядом с ним, рысцой скакали грозные паладины, позвякивая тяжелыми доспехами в ночи. А позади процессии, плелся на невысоких кобылках, десяток храмовников, да вьючные лошади с дорожной поклажей. Верховный жрец предпочитал путешествовать налегке, избегая карет и багажных обозов.

Капеллан со свитой покинул Форг ночью, желая достигнуть Дубков к утру. Барон и его подданные будут удивлены, увидев главу ордена ранее срока. Неожиданность – превосходный шпион, которому под силу узреть даже глубоко запрятанные тайны.

Псилону пришлось отменить встречу с Тесси, ради этой поездки, но он намеревался наверстать упущенные моменты по возвращению. Немая рыжеволосая любовница будет предано ждать, готовая исполнить любую прихоть капеллана.

Мысли бывшего магистра Аскалиона переключились со сдобной красавицы на утонченный стан Хоноры. Черты полудемонессы, с надменным выражением лица, спустя столько лет, все еще волновали его душу. Пожалуй, она была единственной женщиной, которую он когда-либо любил и неистово ненавидел.

Зазнавшаяся чародейка отвергла его искренние порывы! Посмела насмехаться над его истинными чувствами! Чувствами, которые он не испытывал ни к кому более! Она сама виновата в тех бедах, что приключились с ней! Не стоило демонице подвергать чародея унижениям и издевкам!

Псилон сжал поводья. По его худощавому телу, забывшему, что такое ратные тренировки, прошла дрожь. Каждый раз мурашки покрывали его кожу, когда он поднимал из недр памяти ту ночь. Единственную, что ему удалось провести в чертогах Хоноры.