Я полюбила бандита…

– Отойди от меня. Ублюдок.

Вадим чуть отстраняется. На долю секунды в его взгляде мелькает удивление. А потом смотрит на меня с легкой усмешкой, играющей на дерзких губах, чуть склонив голову набок. И чем только природа руководствуется, когда дает такую внешность таким мерзавцам?

– Осторожнее, цыпленок, поранишься.

Это только кажется, что выстрелить в человека просто. Ничуть не просто. Наверное, я знала, что я не смогу, еще в тот момент, когда только нашаривала пистолет у него за спиной. Какое будущее меня ждет, застрели я его сейчас? Нужна мне такая жизнь?

Резким движением я приставляю пистолет к своему виску.

Лишь на мгновение мое сознание пронзает мысль о маме. О том, как ей будет больно и что этим своим поступком я ее предаю. Бросаю. Но после того, что он собирается со мной сделать, я в любом случае уже не смогу ей помочь. Я попросту сойду с ума. Сломаюсь.

Я зажмуриваю глаза и жму на спусковой крючок.

Мамочка, прости.

Глава 6

Вадим

Это только кажется, что выстрелить в человека просто. Ни хрена не просто. Даже у бывалых парней рука нет-нет да и дрогнет. Когда цыпленок в меня стволом ткнула, я точно знал, что не сможет, хотя было любопытно. Но когда она его к своей башке приставила… Нет, я как бы малость догадывался, что она меня немножечко не хочет. Но то что настолько ей противен, что она готова вышибить себе мозги…

– Дай сюда, дура, блять! – рявкаю на впавшую в ступор девчонку и выдергиваю ствол из онемевших пальцев, мимоходом отмечая, насколько они холодные, – с предохранителя надо снимать, – рычу раздраженно, но уже получается не орать.

Девочка походу в состоянии шока. Охуенно красивое кукольное личико белее мела. Взгляд пустой, бессмысленный, расфокусированный.

– Марьяна. Посмотри на меня.

Осторожно беру ее двумя пальцами за подбородок и заставляю посмотреть мне в лицо. Та неотрывно смотрит на мои губы, словно пытается по ним прочитать, что я ей говорю.

– Я сейчас уйду.

Цыпленок продолжает, не мигая, пялить на мои губы, но слегка хмурится.

– Слышишь меня?

Взгляд отрывается от моих губ и поднимается к глазам.

– Я уйду. Если пообещаешь не делать глупостей. Ты поняла?

Кивает.

Подхватываю ее на руки и несу в сторону комнаты. Девочка никак не сопротивляется. Только прижимает к груди сжатые в кулачки ладони и вскидывает на меня испуганный взгляд.

– Я тебя в кровать отнесу, – поясняю ей на ходу, – трахать не стану, – добавляю на всякий случай. Хочу еще добавить «сегодня», но вовремя себя одергиваю. Пусть сначала в себя придет.

Девчонка настолько маленькая и невесомая, что откинуть покрывало и расправить кровать удается, удерживая ее одной рукой. Укрываю цыпленка одеялом, та вцепляется в него пальцами и натягивает чуть ли не до самого носа.

Несколько секунд стою у кровати, глядя на нее сверху вниз, потом разворачиваюсь на месте и иду к дверям. Проходя по коридору, притормаживаю, резко соображая, поворачиваю и иду в сторону кухни. Наливаю стакан воды, несу его в комнату, ставлю на тумбочку рядом с кроватью и вот теперь уже двигаю на выход. Она ж стакан разбила до того, как попила.

Марьяна

Воды мне принес. Заботливый какой. Наверное, мог бы быть хорошим человеком. Если б не был такой мудак.

Утром я встаю мрачная и озлобленная. Внутри что-то надломилось. Я не выдерживаю. Слишком много всего для меня одной. Вадима в квартире нет. Вчера он просто ушел. И я берусь за то единственное, что еще держит меня на плаву. У меня есть мама. Ей нужна моя помощь.

Я иду в душ, кое-как завтракаю, надеваю блузку, юбку, балетки и в восемь часов выхожу за дверь. Первая консультация назначена на девять, но я все равно опаздываю. В городе ужасные пробки. Закончив с одиннадцатилетним Мишей исправление ошибок в сочинении, выскакиваю на улицу и мчусь на остановку. Там, где казалось, что проще доехать, автобус едет каким-то странным маршрутом, делая непонятную петлю, так что на следующую консультацию я тоже опаздываю. И на следующую тоже. Весь день я катастрофически никуда не успеваю, рассыпаюсь в извинениях, хоть и ношусь с одного адреса на другой со скоростью кометы там, где можно добраться пешком. А там, где требуется воспользоваться общественным транспортом, автобусы и маршрутки, плетущиеся со скоростью сонной мухи, вносят в мои планы свои коррективы.

Домой я заношу себя только в одиннадцатом часу вечера. Жутко хочется пить. Скидываю балетки со стертых до кровавых мозолей ног и иду в сторону кухни.

В кухне горит свет.

Только выключить его сегодня утром я точно не забыла.

За столом в противоположном конце кухни, слева от входа, сидит Вадим. На нем ослепительно-белая рубашка и темно-синие брюки, у него в руках – моя чашка с портретом Сергея Бодрова и цитатой про правду, на столе – бумажная коробочка с мармеладками в виде апельсиновых долек, обсыпанных сахаром, и черная папка в плотной кожаной обложке.

Я вхожу в двери и, едва мазнув по нему взглядом, поворачиваю направо в сторону графина с водой на светло-серой, местами облупившейся, столешнице. Выпиваю полный стакан, ставлю обратно на столешницу, рядом с графином, а затем медленно разворачиваюсь, дохожу до края кухонного гарнитура, начинающегося по правую руку сразу от входной двери, и приваливаюсь к крайнему шкафчику боком, сложив руки в замок на груди. Хмурюсь.

– Как себя чувствуешь?

– Плохо.

– Как мама?

Сначала я решила было, что мне послышалось. Потом подумала о том, какая же я дура, что не смогла вчера выстрелить в этого подонка. Надо было хотя бы ногу ему прострелить. Может, тогда бы на этой равнодушной роже хоть что-то бы отразилось. Вадим с невозмутимым безразличным лицом, словно не замечая, что я его уже четвертовала и скормила акулам, берет из коробочки на столе мармеладную дольку, разжевывает и делает глоток из чашки.

– Это моя чашка.

Вадим разворачивает чашку портретом Бодрова к себе, с пару секунд смотрит, затем делает еще один глоток.

– Он тебе пиздит.

– Мы с ним как-нибудь сами разберемся.

– Может, он тебе подскажет, что вот с этим делать.

Вадим подталкивает ко мне черную папку в плотной кожаной обложке, лежащую на столе.

– Что это?

Одновременно с этими словами я беру в руки папку и открываю.

– Решение о признании тебя виновницей ДТП, – равнодушно жмет плечами мужчина и опять делает глоток из чашки, – заключение о размере ущерба… там много всего интересного.

Я пробегаюсь по сухим официальным строчкам отчета и чем дальше читаю, тем больше у меня глаза лезут на лоб. Сумма ущерба указана просто баснословная. Мне придется не только отдать все, что накоплено после продажи квартиры и отложено на операцию маме, но даже этого будет не хватать.

Строчки плывут перед глазами, в голове нарастает неясный гул, документы в моих руках мелко подрагивают. Внутри кипит злая обида. Никогда еще я не чувствовала себя настолько беспомощной. Ну почему?! За что?! Что я сделала не так?! Боролась из последних сил, чтобы помочь единственному близкому и любимому человеку? Старательно гребла против течения, не думая о том, что меня только сильнее относит назад?

– Я найду деньги, – лепечу ему невнятное, давясь подступающими слезами.